Эксперимент

Лилит тоже улыбалась, аккуратно убирая его руку от своего лица.

– Ты сам-то давно спрашивал у врача о шизофрении? Не надо мне пустых угроз и неуместных предупреждений! – Лилит отпустила его руку и закрыла глаза.

Как же сильно она все-таки любила этого мужичину и не хотела его оставлять. Она смогла разглядеть в нем слабость, покрытую огромным слоем пыли.

Левиафан оказался прав, Лилит начала ценить, понимая, что теряет любовь. Ценность потери неописуема, она имеет место быть, но не имеет определенной сумы, цены. Безнадежное желание вернуть что-то, кого-то, терзает душу и мучает больную голову. Задетое самолюбие тоже страдало внутри Лилит, она была шокирована, что ее бросили. Просто, как ненужную куклу выросшей девочки, выбросили в помойку. И если бы ее бросил просто мужчина, ей было бы не так обидно. Но от нее отрекся необычный человек, и вовсе не человек. Она стала ненужной вещью для мужчины с ангельской внешностью; с неповторимой и сногсшибательной фигурой; с гладкой, как бархат кожей; с бездонными и умными глазами; с завораживающей чернотой густых и шелковистых волос; с хитрыми и опытными мозгами; с мертвым сердцем внутри и с жизнью снаружи. Лилит, безумно любящая себя, еще при первой встрече с ангелом Левиафаном, сразу же решила для себя, что в ее жизни больше не будет мужчины более достойного ее, чем этот. В этом она оказалась права. Они действительно, по-настоящему были достойны друг друга, поэтому так искренне и со всей человечностью издевались друг над другом.

– А что здесь происходит? – к дому подходила Жаклин.

– А…это ты! – скрипучим голосом проговорил Левиафан, приоткрыв глаз.

– В чем дело, Лилит? – заглядывая ей в глаза, спросила Жаклин, игнорируя Левиафана.

– Все нормально. – Отворачиваясь от вампира, тихо прошептала Лилит. – Потом увидимся, ладно?

Она развернулась и пошла на улицу. Жаклин стояла с не понимающим лицом, кидая взгляды то на стоящего рядом Левиафана, то на уходящую подругу.

– Ты куда, миля? – изобразив удивленное лицо, Левиафан схватился рукой за сердце.

Она остановилась и обернулась.

– Ах ты! – девушка быстро подошла к нему и залепила пощечину.

Он выпучил глаза, потрогал рукою горящую щеку и ойкнул.

– Да что здесь происходит? – взвизгнула, стоящая практически между ними, Жаклин.

Левиафан скосил на нее глаза от неожиданности. Лилит слегка улыбнулась.

– Да! Действительно, милая, что происходит? Тебя нечистая сила покусала что ли? – он хлопал удивленными глазами, делая вид, что ничего не понимает.

Лилит насупилась и посмотрела на обоих вампиров.

– Ты насмехаешься надо мной? – спросила она у него.

– Да ты что, милая? Бог с тобой! Я души в тебе не чаю! Куда ты собралась? Ты не можешь так просто уйти! – пыхтел он в ответ.

Потихоньку до взбелененных мозгов Лилит начала добираться мысль о том, что все это действительно было шуткой, как она и хотела. Но как ей показалось, шутка была жестокой. Все внутри ее организма аж опустилось куда-то вниз от неожиданной радости и уместной злости. Она рассмеялась таким странным смехом, как будто была на похоронах очень близкого ей человека, и внезапно ей стало смешно.

Левиафан сузил глаза и внимательно озирался по сторонам, опасаясь, что нездоровый смех девушки могут услышать люди и вызвать психиатрическую помощь.

Лилит подошла к нему ближе и уткнулась лбом в его грудь, при этом, издавая совершенно неясные звуки, которые напоминали, то ли плач, то ли смех, то ли нытье, то ли хихиканье.

– Ты чего сделал с ней, а? – Жаклин начала беситься и злиться из-за настроения подруги, из-за ее ужасного состояния.

Левиафан положил руку на шею Лилит и довольно взглянул на Жаклин.

– Исчезни! – он зажмурился и помахал второй рукой, указывая вовнутрь дома.

Кровь в ее венах закипела, руки сжались в кулаки, и Жаклин замахнулась на вампира. В это время Левиафан открыл глаза и совсем не оценил этот жест. Он открыл рот и проговорил беззвучно: «Если через пять секунду я еще буду лицезреть тебя здесь, то я сделаю из тебя факел с вечным огнем. Время пошло, брысь!».

Лилит этого не услышала, стоя уткнувшись лбом в Левиафана, но Жаклин это услышала и испарилась, решив, что его угроза вполне может осуществиться. Через пять секунд он специально открыл глаз – проверить местоположения Жаклин. Ее отсутствие успокоило и расслабило его взбудораженную нервную систему.

– Милая, ты уснула там что ли? – спросил он спустя какое-то время, продолжая гладить ее по шее.

Он уже чуть-чуть утомился стоять на крыльце и дышать свежим воздухом, и не понимать, почему Лилит замерла в позе бодающегося барана. Она тихо вздохнула и всхлипнула. Левиафан насторожился. «Плачет! Иисусе, господи, дьябло, люцифер, она плачет! Я сделал это!», гнилая душонка вампира восторженно ликовала.

– Мне было так больно… – едва слышно прошептала она.– Это было похоже на мини клиническую смерть. Знаешь, сердце выскакивает через рот в ужасе. У него есть две крошечные ножки. Оно бежит на них так смешно и нелепо, потряхивая оборванными краями жизненно-важных кровеносных сосудов. С них периодически падает, еще не успевшая свернуться, кровь. Она бордовая и кажется такой объемной, а ее капельки похожи на слезинки…сердце плачет кровью и убегает, чтобы больше не плакать и работать впустую на бездушный организм. А я лежу на земле и смотрю ему вслед, и чувствую, как по сосудам и капиллярам вместо горячей крови бежит холодная пустота. И я понимаю, что во мне больше нет ничего, я не умею больше ничего чувствовать. В мой разум поступает лед и все замораживает, пропуская сквозь кристаллы заледеневшей воды свежую, беспощадную муку. Это единственное, что чувствую, что испытываю. Проклятое подсознание бессмертно, и оно рассказывало мне о любви к не человеку. Оно рассказало о том, что сердце устало от тяжести и отказывается от грандиозной значимости этого черного чувства, которое убивает людей. Но любовь осталась во мне, и это был ужас. Она как будто тешила мои сухие бескровные вены острейшим лезвием, и у нее было такое довольное лицо…Любимый…Я видела лицо любви, видела! Она жестока, а я даже не думала, что настолько! Что она настолько равнодушна и безразлична к тому, в ком живет. Она гложет тело изнутри, как собака кость, с такими же звуками. Она отрывает мясо от ребер, вместе с нервами, и все это причиняет неописуемую боль. Как можно называть это святым и светлым чувством? Я никогда не испытывала ничего более мрачного и мучительного, чем сегодня…Как ты мог? Как ты мог доставить мне в душу всех извергов ада? Меня разрывало на части, я чувствовала себя хуже, чем Христос на кресте! – Лилит вся тряслась мелкой дрожью.

Руками она хваталась за волосы и едва не рвала их на себе с корнями. Ее голос внезапно стал таким вопиюще женственным, его было невозможно слушать, потому что он был наполнен горечью и болью. Левиафан тихо проклинал себя за эту шутку.

Глядя на Лилит, у него самого, сердце разрывалось из-за того, что он такой идиот, и заставил так страдать любимую девушку, совершенно забыв о том, как любимая девушка заставляет его страдать.

Лилит стояла все также, уткнувшись лбом в его грудь. Она вдруг показалась ему такой нежной и женственной, он практически возненавидел себя за то, что его грязный рот посмел наговорить такому нежному созданию. Он схватил ее за лицо и оторвал от своей груди.

– Прости, милая, прости! Я не должен был так поступать! Я дурак, я не подумал, что это может перерасти в такой ужас…Я заигрался сегодня. Господи, какой же я идиот! Я совсем не хотел топтать твои чувства, я преследовал совершенно другую…цель…прости…милая. – Его лицо постепенно хмурилось, последнее предложение он еле договорил, потому что посмотрел на лицо, которое он держал руками.

Оно улыбалось, гнусно и коварно, вся женственность исчезла, вместо нее вернулся мерзкий и хохочущий демон. Левиафан раздосадовано смотрел в жестокие глаза девушки, но руки от ее лица не убирал.

– Ты действительно дурак, Левиафан! Я принимаю твои извинения! Мое сердце на месте, счастливо и беспечно гоняет кровь по жилам! Неужели ты действительно поверил, что мое сердечко сможет выпрыгнуть и покинуть мое тело, которое оно так беспечно любит? Дурак! Но у тебя сейчас такой самоненавистный голос был, что мне даже чуть-чуть стало не по себе и жалко так издеваться над тобой, но я должна была получить хоть какое-то моральное удовлетворение! Я – дура, поверила твоим словам, а ты еще больший дурак, ты извинился за них! – совершенно обычным голосом проговорила Лилит, сверкая глазами.

Левиафан, выйдя из ступора, наконец, отпустил девушку и оперся на дверной косяк. Он опустил голову, чуть тряханул ею и улыбнулся, облизывая нижнюю губу. Он явно чувствовал себя хуже, чем просто дурак.

– С огромным наслаждением и удовольствием, я сейчас представляю, как сочно и нехотя трещат твои шейные позвонки, как весело и быстро они ломаются, мисс! – обкусывая зубами щеку во рту, сказал он. – Милая, когда-нибудь, ты все-таки спровоцируешь меня, и позвонки твои захрустят в реальности!