Эксперимент

– В чем дело? – с тревогой в сердце спросила она, допуская жуткую мысль.

Левиафан молча стоял около нее с огарком в руках. Чувства на его лице менялись одно за другим: жалость, злость, нежелание, презрение.

– Прости…но я так больше не могу! – он кинул ей на колени огарок, и одежда мигом вспыхнула, словно была облита несуществующим тогда бензином.

Агата посмотрела на горящую юбку, а затем на Левиафана. Боль в ее глазах мгновенно передалась ему. И он боролся с ней, чтобы не закутать ее в одеяло и не затушить огонь, освобождающий его.

– В моем будущем нас не должно быть «вместе», и тебя тоже там не должно быть, потому что ты не оставишь меня в покое… Я не хотел, чтобы все вот так вот закончилось, но ты не оставила мне выбора. Я посоветовался с судьбой, с твоей судьбой, и она дала мне разрешение. Мне понадобилось много времени, чтобы хоть как-нибудь убедиться, что у вампира есть судьба. И ты будешь последним вампиром, у кого она была. От своей судьбы я отрекаюсь здесь и прямо сейчас…

Агата была полностью покрыта огнем, но она даже не кричала. Сквозь яркое пламя ее глаза неотрывно смотрели на ускользающее, красивое лицо Левиафана, лицо, которое выражало тоску, а губы подло улыбались, предчувствуя свободу, жизнь, женщин и веселье… вечное веселье. И сквозь огонь было видно, как капали слезы отчаяния. Они даже не успевали долетать до огня, их налету поглощала высокая температура, превращая соленую боль, ни во что, словно и не было этой боли…обман…иллюзия… Но она была. А огонь так безжалостно уничтожал не только многозначительные слезы, но и саму Агату. Она так и не произнесла ни одного звука, только вздохнула и, не прекращая, смотрела в глаза Левиафану, пока они не закрылись раз и навсегда…и огонь потух…

Левиафан встрепенулся, открыл глаза и поморщился, пытаясь прогнать дурные воспоминания. Он лежал на земле в лесу, недалеко от дома. Лежал два дня и две ночи, словно хотел уснуть навсегда, но навсегда не получалось, он не мог поступить так ни с собой, ни с Лилит. И кто знает, сколько бы еще Агата бродила по его голове, если бы не телефонный звонок.

Левиафан растянулся в довольной улыбке, вытаскивая телефон из штанов. «Лилит» – единственное слово вытеснило из его разума все.

– Да, милая? – бодро ответил он, – Соскучилась?

– Нет! – раздался довольный голос.

Левиафан усмехнулся, присел и прикурил сигарету.

– Другого, правдивого ответа я и не ожидал. Чего хочешь? – сизый дым окутал его лицо, словно погружая ненадолго во мглу.

– Ничего! – Лилит сидела на кухне и тоже улыбалась, понимая, что вот оно! Началось!

– Ну, пока тогда! – облизнул кровавые губы Левиафан.

– Ага, давай! – Лилит повесила трубку и рассмеялась.

Через минуту она снова набрала его номер. Левиафан улыбнулся еще шире и нажал «принять вызов».

– Да, милая? – сдавливая смешки, ответил он в трубку. – Ты спустя минуту соскучилась?

– Нет, – рассмеялась Лилит.

– А чего тогда? – удивился вампир, докуривая сигарету. – «МИ» найти не можешь?

– Могу! – ответила девушка.

– В чем дело тогда? – Левиафан продолжал разыгрывать спектакль, сценаристом которого была Лилит.

– Ни в чем! – задорно взвизгнула она.

– Ха-ха…Ну пока! – Левиафан больше не мог сдерживать идиотский смех.

– Пока! – она снова положила трубку и прищурилась, опять набирая его номер.

– Да, милая… – Уже в открытую смеясь промямлил Левиафан, поднимаясь с земли.

– Я продаю твой дом! – весело ответила Лилит, разглядывая шторы на окне.

Улыбка Левиафана испарилась, словно вода из кипящей кастрюли.

– Что ты делаешь? – переспросил он, вытаращив глаза.

– Разбираюсь с твоим жильем! – повторила она, болтая ногами под столом.

– Нет, нет. Лилит! Ты не можешь этого сделать! У тебя нет никаких прав на это… – Успокаивающим голосом произнес Левиафан.

– Еще как могу! Ну ладно, милый, давай! Пока! – она положила трубку и рассмеялась, что было сил.

Через две минуты в дом влетел Левиафан с выпученными глазами и сразу же оказался на кухне. Он окинул взглядом девушку, которая сидела в пол оборота к нему и тоже разглядывала его.

– Ну, я так и думал, что это очередная шутка! – успокоился он и сел рядом с ней. – Похоже, я, как настоящий дурак, соскучился один, а ты как всегда обманула меня.

– Где ты был? – спросила она, проигнорировав приветственное предложение.

– Развлекался! – гордо заявил Левиафан.

– С кем? С деревьями? – улыбнулась Лилит.

– Чего это с деревьями? – удивился он. – С женщинами! Спасал, а потом развлекался!

– А по тебе и не скажешь! Ладно, женщины, так женщины! Но все-таки мне кажется, что это были все же деревья. Во всех твоих карманах, на всей куртке и штанах прилипли листья, а в волосах их целый стог! И вообще, ты похож на ежа, обвалявшегося в листьях.

Левиафан скосил глаза вниз и улыбнулся. Действительно, он весь был в разноцветных листьях, и совсем не был похож на человека, который два дня провел в окружении милых дам, а вот за йети он вполне мог сойти. Лилит сорвалась с места, словно паука увидела и понеслась к пианино.

– Слушай, я ее выучила! – Лилит начала играть небольшой и простенький этюд.

Левиафан подошел и взглянул на ноты. Пока она играла, он улыбался. Как только мелодия стихла, вампир одобрительно погладил ее по голове.

– Молодец…Только ты ее неправильно выучила!

– То есть как это неправильно? – обижено воскликнула Лилит, поворачиваясь к нему лицом.

– Да вот так! У тебя в нотах написано «фа-диез», ты играешь просто «фа», а вместо «си-бемоль» ты играешь «ля-бемоль». После этого такта у тебя стоит бекар, а ты продолжаешь играть некоторые знаки.

Лилит надула губы и убрала руки с пианино, недовольно смотря на ноты с завитушками. Затем она резко схватила их и швырнула на середину комнаты. Левиафан улыбнулся и погладил ее по подбородку, рассматривая раздосадованные глаза.

– Не спеши, Лилит… – Прошептал он и поцеловал ее. – Музыка не любит спешку. Даже если бы ты была Моцартом, в любом случае, ты не заиграла бы идеально на пятый день обучения. Хотя я был таким же, швырял в стену все, что попадалось под руку, когда что-то не получалось, до сих пор швыряю. Но ты не изменишь этим ровным счетом ничего. Психоз никогда еще никому не помогал…

– Я знаю, но я просидела над этим этюдом два дня, пока ты наслаждался деревьями. Я сверяла каждую ноту, и что в итоге? – Лилит была расстроена до глубины души.

– Мы все имеем право на ошибки. Даже казалось бы, совершенный Титаник и тот ошибся, но ошибся один раз и вошел в историю… не совсем хорошую правда. Так что клепай свои ошибки, сколько душе захочется, но только не фатальные. Перепутать «фа» и «фа-диез» – это не смертельно… – Перед глазами снова промелькнула Агата, сидящая в огне. – А попасть в историю на самом деле очень легко с помощью ошибки. Что такое история – это память прошлого в настоящем. И каждое прошлое состоит из сплошных ошибок. Как умер Моцарт до сих пор неизвестно, и не доказана ни одна версия. То ли он умер потому, что его отравил Сальери, то ли потому что очень много пил. Вот, что вошло в историю, а то, что он в три года путал ноты, было забыто, то есть, оставлено вне истории. И чем хуже ошибка, тем дольше она живет, проходя сквозь века, а хорошие ошибки, добрые не запоминаются. Ошибки – это хорошо.