Экспертиза любви
Шрифт:
Годы шли. Ей стукнуло уже тридцать шесть. Несколько вполне приличных женихов шарахнулись от нее сразу же, как только она поведала им, откуда у нее взялась хорошо обставленная современная квартира, машина и возможность отдыхать в пятизвездочных отелях в Египте. В Европу Антонину не тянуло, в Эмираты без мужа не пускали, в Америку ехать было незачем. Оставалось искать мужа среди своих. Хачек и Извеков были прочно женаты, и в Антонинины матримониальные планы включены не были — бесполезно. Саша Попов был для нее мелковат, хоть и сынок бывшего начальника. Кстати, о начальнике ходили весьма странные слухи. Вроде бы он чуть не бедствует, как и его бывшая жена. Антонина понять этого не могла. Она-то прекрасно знала, какие суммы от всех санитаров Бюро перепадали не только Хачеку, но и через него бывшему начальнику. Это теперешнего горемыку Хачмамедов в грош не ставит, а прежний-то, Сашин отец, — был ого-го! Попробуй-ка его не послушайся — вылетишь сразу. И вот какая странная произошла с ним история после их развода с женой. С кем у Сашиной матери был роман, Антонина знала. Но это ее совершенно не волновало. Подумаешь, роман! Она еще в детстве столько насмотрелась романов своей матери, что… Более того, Антонина, сама того не замечая, копировала Сашину мать в ту пору, когда та еще была
Дорожка через парк закончилась у порога небольшого стеклянного магазинчика. Тоня зашла в него, поздоровалась со знакомой продавщицей.
— Сигареты хорошие привезли, — продавщица с завистью оглядела Тонькин наряд.
— «Vogue» есть?
— Какие тебе, голубые? Специально взяла. Знаю, что ты их куришь.
Антонина оставила на прилавке сдачу, сунула пачку в карман. Подумала и спросила еще шоколадные конфеты. Конфеты оказались не очень свежими, зато привезли лицензионный шоколад. Тоня взяла еще две шоколадки, и от этих денег сдачу взяла — чтобы лишку не баловать продавщицу. Такой же походкой от бедра отправилась обратно.
Да, на Соболевского имело смысл сделать ставку. Человек не женат, живет с матерью. Антонина наводила справки — женат никогда и не был. Ну а то, что влюблен в него их психопат и гомик санитарчик, так это пустяки. Если бы что-то такое было — она бы заметила. Нет, Соболевский по бабам специалист. Как в Бюро работать пришел — чуть не все девки с ума посходили. Потом-то поостыли немного. Увидели, что ничем их заигрывания не кончаются. Конечно, он тоже пошалил в самом начале немножко — мужчины, они все не без греха. Но, насколько Антонина могла судить, Игорь Владимирович был человек тертый. То, что он никогда не связывался с Хачеком — не то что эти молодые сосунки — Извеков и Попов, характеризовало его тоже как человека умного. Против начальства плевать — себе дороже. И сколько Тоня ни разглядывала себя критически в зеркало, по-любому выходило, что она и Соболевский — совсем не фантастика. Конечно, образования у нее нет, но что с того? Все модные, дорогие журналы она читает, обо всех новостях столичной жизни в курсе. Ей надо замуж — а с мужем вместе не книжки читать. Хозяйство она обеспечить может, зарабатывает — еще поискать такой заработок, ребеночка родить может, и внешностью бог не обидел… Чем не жена? Жаль только, что ее кандидат в мужья как-то совершенно не обращал на нее внимания как на женщину. Нужно было как-то развернуть Соболевского к себе. Он просто не понимает, что за ней он будет как за каменной стеной. Конечно, она ведь всего лишь санитарка — и это многое значит. Но надо как-то дать ему понять, что санитарка она лишь на работе, а дома — ловкая, умелая, ладная… Да такую жену не так легко и найти. А то, что он книжки все время читает, — так пусть читает, она не возражает. И то, что Соболевский не очень разговорчив, так для семейной жизни это, кстати, не так уж плохо…
С этими мыслями Тоня вернулась в Бюро. Опять нужно переодеваться, а не хочется. Костюм-то она сейчас надела исключительно для того, чтобы повертеться в нем в комнате для экспертов — через парк пробежать гораздо удобнее в медицинской робе. Но ведь не наденешь костюм специально для того, чтобы зайти в нем разок в комнату… Приходилось искать удобный предлог. Вот вроде ходила куда-то по делам.
Антонина подошла к крыльцу. Она специально с утра припарковала поближе к «Пежо» свой серенький «CRV». Она даже и моет его теперь чаще обычного. Конечно, не новая уже у нее «Хонда», но выглядит еще ничего — внушительно. Дальше за «Хондой» Сашина «Ауди». Наверно, единственная такая во всем их городе. Другой такой спортивной «Ауди» на улицах Антонине что-то не попадалось. Конечно, хорошо иметь «тэтэшку». Сразу видно, кто едет. Но для Соболевского она прикупила бы что-нибудь покрепче. «Чероки», например, или тот же «Крузер». А может, напрямик сказать ему об этом? Антонина нахмурилась. Его не поймешь. Вот с Витькой Извековым ей просто. И с Хачеком просто. Да только на кой ей они? Мало того, что годы идут, так ведь, не ровен час, подвернется на пути Соболевского какая-нибудь фифа…
Антонина специально замедлила шаги, проходя мимо комнаты экспертов. Что это у них так весело? В приоткрытую дверь первое, что бросилось в глаза, — бутылка коньяка в руках у Извекова и два стакана вплотную друг к другу. Один — в руке Соболевского, другой — в руке этой рыжей девчонки. Кто она такая?
Антонина практически не размышляла, как нужно себя вести. Быстро она подалась назад и постучалась к Хачеку в кабинет.
— Чего тебе? — Хачмамедов изучал принесенные с кафедры заявления.
— Владимир Александрович, там, в комнате, эксперты… — И Тоня характерно щелкнула себя пальцами под подбородком. Заведующий грозно исподлобья взглянул на нее и слегка махнул рукой — хорошо, мол, иди. Антонина скрылась в секционной, стала прислушиваться.
Такого отборного мата Лена не слыхивала никогда в жизни. Рябинкин, он стоял с другой стороны от нее и Соболевского, тоже оцепенел. Витя Извеков вздохнул, закатил глаза, отошел к раковине и, подняв над ней стакан на уровень своего лица, картинно вылил его содержимое в сток. Соболевский свой стакан просто поставил на стол и остановился в молчании, ожидая, пока завершится извержение начальственного вулкана.
— И ты, мать твою, называешься заведующий кафедрой! Ты еще будешь спаивать моих экспертов! Не дам я тебе ставок! Ни одной! — В конце концов он вышел из комнаты, унося с собой эту злосчастную початую бутылку коньяка. Рябинкин, весь красный, двинулся за ним утрясать ситуацию. Лена, которая опять уже успела выпить свою порцию, громко икнула и зажала рот рукой. Такой уж у нее сегодня выдался день — пить, чихать и икать.
Антонина в это время, совершенно удовлетворенная произведенным результатом, спешно доставала из своего шкафа запасы настоянного на лимонных корочках спирта. Быстро закрыв секционную изнутри на ключ, она лихорадочно искала, во что бы перелить жидкость. Количество ее запасов достоверно было известно только ей одной — в пересчете на бочки оно приближалось к запасам корабельного трюма. По странностям судьбы вполне созревшей алкоголичке Клавдии и потомственному алкоголику-гробовщику досталась абсолютно непьющая дочь. Но «стукнула» Тоня на экспертов вполне кстати. Цель ее стукачества была проста, как мир. Она хотела после разноса Хачека
появиться перед экспертами в виде доброй феи. Дело было в том, что в Бюро распитие на работе спиртных напитков любой крепости приравнивалось Хачмамедовым к государственной измене. И в принципе не зря. Потому что при таком количестве спирта, который ежедневно протекал по рекам разных производственных нужд в Бюро, спиться даже самому стойкому человеку было раз плюнуть. И Хачек, надо отдать ему должное, потратил немало лет на то, чтобы создать у себя в отделении здоровый и непьющий коллектив. В те, еще сравнительно недавние, годы, когда он не был заведующим, не такой уж редкостью было появление на дежурстве эксперта, который был совершенно не в состоянии связать двух слов. Однажды, только вступив на эту должность, Хачек застал поутру дежурившего эксперта спящим прямо на столе в секционной. Тот по пьянке, оказывается, спутал секционную с комнатой экспертов. Но окончательную борьбу с пьянством сам непьющий, бывший спортсмен Хачмамедов смог развязать, только прочно укрепив свои позиции. Первые годы он вынужден был молчать, подавленный волей Сашиного отца в роли начальника Бюро. Кстати, и того, спящего в секционной эксперта, Сашин отец не дал уволить сразу. Не то чтобы он поощрял пьянство, нет, интрига была в другом. «Левые» денежные потоки в Бюро сходились на уровне танатологического отдела. Человек, руководивший этим отделом, с одной стороны, должен был быть тверд, чтобы удерживать в кулаке, как правило, гонористых экспертов, а с другой стороны, должен был беспрекословно подчиняться вышестоящему начальству. Сашин отец на посту начальника не мог допустить безусловного лидерства Хачмамедова, и поэтому его уход был Хачеку только на руку. Теперь он смог, не особенно считаясь с новым руководителем, стать единственным распределителем поступающих в Бюро денег. Это касалось и тех денег, которые шли через санитаров, и тех, которые в виде различных премий поступали от милиции и прокуратуры. Конечно, и теперь абсолютно за всем Хачмамедов уследить не мог, но все-таки главное он держал под своим контролем. Но, с другой стороны, он и наладил, по крайней мере в своем отделе, железную дисциплину. Вот почему Хачек не хотел никого пускать в свои владения. Рябинкин казался ему вовсе не страшным, и эта бутылка коньяка, конечно, решающего значения не имела. Но попугать Петю сейчас Хачек решил по полной программе.Шоколадки пригодились Антонине как нельзя кстати. Томной походкой войдя в комнату экспертов, она осторожно внесла пестрый полиэтиленовый пакет и с таинственным видом посмотрела на Соболевского.
— Я случайно услышала, у вас тут что-то не состоялось, — Тоня скромно опустила накрашенные ресницы, — может, я смогу вам помочь?
Лена смотрела на Антонину во все глаза, не понимая, куда она клонит. Санитарка подошла к Извекову, открыла перед ним пакет и сказала:
— Могу налить. Давайте стакан.
Осторожно, не вынимая из пакета всю пластиковую бутылку из-под минеральной воды, которая все-таки отыскалась в нужный момент, Тоня приблизила к Витькиному стакану горлышко и плеснула.
— Это что?
— На лимонных корочках. Понюхайте! С Нового года осталось. — Движением фокусника Тоня достала из этого же пакета пластиковую тарелку с нарезанной копченой колбасой — батончик колбаски всегда лежал у нее про запас в холодильнике. Хищным блеском сверкнула фольга внутренней обложки выложенной на стол наломанной шоколадки.
— Шоколад ведь не возбраняется? — улыбнулась Тоня Соболевскому.
Витька первый крякнул и выпил спирт. Положил на язык два ломтика колбасы, прикрыл глаза:
— Хорошо!
— Ну теперь к нам, — позвал Игорь Владимирович. — И хоть это его «к нам» Тоне не понравилось, но сам призыв ее ободрил. Она, не глядя, налила ровнехонько лимонного цвета жидкость в два протянутых ей стакана — Соболевскому и Лене.
— Глаз — алмаз, — покачал головой Соболевский. — Откуда такая точность?
— Семь булек — стакан, — засмеялась, обнажив чуть кривые клыки, Антонина.
— А мне нельзя. Я за рулем, — вспомнил Соболевский.
— Да будет вам. Вас вся милиция знает. Никому и в голову не придет вам «трубочку» подставлять.
Антонина чуток налила и себе — самую малость. Только чтоб обозначить свое участие.
— За знакомство, — Соболевский посмотрел Лене в глаза. Она, переваривая информацию о том, что экспертов не останавливают гаишники, рассеянно махнула свою порцию. Кашель, остановка дыхания, судорожные вдохи и всхлипы — она даже не подумала, что два глотка этой лимонной жидкости произведут такой эффект. Антонина с притворной вежливостью протянула Лене стакан с водой из-под крана. И как назло, носовой платок остался наверху на кафедре, в сумке. Соболевский вытащил из своего ящика бумажные салфетки, подвинул Лене свой стул. Антонина переводила взгляд с Лены на Соболевского. Мол, какая глупая девчонка. Тот снисходительно улыбался. Извеков, не обращая на них никакого внимания, снова протянул свой стакан, аппетитно крякнул, выпил и снова закусил колбаской. Зазвонил телефон, и Соболевский, чтобы не дать Витьке потерять удовольствие от прерванного занятия, сам снял трубку. Антонина встала рядом с ним в позе исполнительной секретарши. Лена сидела, вытирая салфеткой лицо. Господи, что сказала бы ее бывшая научная руководительница, если бы видела ее сейчас! Вот что значит покинуть академическое научное учреждение. Лена зажмурилась и потерла себе лоб. Спирт начал всасываться и, очевидно, наслоился на выпитое прежде на кафедре. Лена с ужасом почувствовала, что ее стало развозить. Закружилась голова, на языке стали крутиться какие-то развеселые прибаутки, и стало трудно сконцентрироваться. Как я могла так наклюкаться? Она прикрыла глаза, запрокинула голову и как сквозь смотровую щель танка стала разглядывать все, что происходило в этой комнате. Что это за люди? Какой-то молодой толстяк за обе щеки уплетает колбасу. Элегантный мужчина разговаривает по телефону. Какое спокойное у него лицо — даже чересчур… А что это за женщина в облегающем костюме? Да она, оказывается, не так уж молода и не так уж стройна. Пиджак сборится у нее на спине, лицо грубовато, а икры — бутылочками. Поэтому и туфли у этой женщины на очень высоких каблуках. В общем — провинция. Лена захохотала. Только вчера она осуждала москвичей за «провинцию», и вот сама. Нет, эта женщина только хочет казаться элегантной. Но перебарщивает. Уж слишком накрашены у нее ресницы, слишком узка для деловой женщины юбка. Соболевский — он не такой. В нем все в меру. Просто удивительно, откуда взялся такой мужчина в их провинциальном Бюро. И он обратил на нее, Лену, внимание. Она голову может дать на отсечение, что обратил! Лена обернулась. Ну где там Рябинкин? Ой, кажется, ее сейчас будет тошнить. Она приложила салфетку ко рту, встала и нетвердыми шагами подошла к Антонине.