Экватор. Черный цвет & Белый цвет

Но этой части диалога не существовало. Двое в серых костюмах, конечно, ничего подобного не говорили. На самом деле, разговор, запустивший маховик моей судьбы, был еще короче.

ГЛАВА 41 — ЛИБЕРИЯ, МОНРОВИЯ, ИЮЛЬ 2003. ДРУГАЯ МАРГАРЕТ

— Мики, Мики, Мики, — бесконечной скороговоркой я шептал ее странное имя. Она крепко и нежно прижимала мою голову к груди и слизывала слезы восторга, неожиданно побежавшие по моим щекам. Я срывал с нее длиннополую африканскую рубаху и целовал ее в ложбинку возле ключицы. В один момент в этой ложбинке для меня сошлась вся Вселенная. Я был в самом центре мироздания, растворяясь в невероятно сладком запахе ее тела, в бархатных касаниях ее кожи и в глубоких стонах, поднимавшихся с самого дна мира. «Микимикимики,» — шептали мои губы все быстрее и громче. «Энди-и-и,» — протяжно вырывалось из полуоткрытого рта Маргарет. У меня уже закончилось дыхание, когда я услышал, как взлетает вверх, к верхушкам пальм, это ее «-диии!», и падает вниз, изможденным выдохом утоленной, наконец, жажды, недоговоренный звук моего имени. Мне хотелось закрыть глаза и открыть их через тысячу лет. И снова увидеть себя на ее черной груди. Влажной от моих бессмысленных слез.

Мы долго лежали с ней на жесткой бамбуковой кровати, укрывшись цветной простыней. Когда глаза привыкли к темноте, я разглядел, что в пустой комнате, кроме нас, находился еще один человек. Он сидел возле двери на деревянном стуле с кривыми ножками и, положив, как прилежный ученик, руки на колени, глядел на нас из полумрака.

— Какого хрена? — спросил я грубо незнакомого наблюдателя. И, действительно, что это за дикарство: бесстрастно наблюдать, как двое людей предаются страсти. Но человек не ответил. Может, это не человек вовсе?

— Кто ты? — спросил я призрака еще раз. И он мне ответил. По-русски.

— Я твой должник. А за долгами ты всегда возвращаешься, правильно?

Вот сволочь! Подлый дикарь, забывший родину, продавший друга, потерявший совесть! Это был Волков.

— Пошел вон, скотина! — бросил я ему. — Видеть тебя не хочу. Даю тебе пять секунд. На шестой начну тебя рвать на куски.

Мики, натянув на себя одеяло, забилась в угол. Она, конечно, не знала ни слова по-русски, но смысл сказанного мной был понятен и без слов.

— Погоди меня рвать-то, — спокойно ответил Григорий. — Ты сначала поговори со мной, а потом уже рви.

В его спокойной уверенности было что-то важное для меня.

— Идем, Андрюша, на улицу, покурим. У меня, кстати, есть твои любимые «Ойо де Монтеррей».

Ну, я же говорю, сволочь. Он давно превратился в самого настоящего мелкого африканского мошенника. Предлагать мне «Ойо де Монтеррей»! То, чего мне хотелось почти так же сильно, как Мики. А с учетом того, что Мики я уже получил, то ничто теперь не могло удержать меня от соблазна затянуться хорошим кубинским табаком.

Сверчки трещали на всю округу. То тут, то там, горели перед глинобитными халупами костры, на которых толстые черные женщины готовили еду. К запаху зловонного варева я уже привык. Но меня удивляло, как они еще находят, что сварить. Здесь, в этом районе, даже в хорошее время едят один раз в день. И постоянно испытывают чувство голода. Наесться до отвала вот главная мечта ребятишек из трущоб. Но меня всегда удивляло, как это местные женщины ухитряются нагулять такой солидный вес, в то время, как их мужья остаются тощими, напоминающими богомолов, существами. Может быть, все дело в генетике? Значит, моя чернокожая красавица Маргарет однажды тоже превратится в такую увесистую тетку в три обхвата и с невероятного размера задницей? «Не надо думать об этом,» — отгонял я прочь от себя предательские мысли. К тому же, я точно знал, что люблю ее. Вместе со всеми мелкими недостатками и генетическим несовершенством. Я буду обнимать ее даже тогда, когда мои ладони перестанут сходиться у нее за спиной. Во всяком случае, буду пытаться.

— Послушай, Гриша, ты сволочь. И пока ты это не признаешь, я с тобой говорить не стану, — сказал я спокойно и почти примирительно. Сигара неторопливо мерцала красным огоньком. Клубы сладкого табачного дыма уже входили в мои легкие и вместе с ними меня окутала пелена умиротворения.

— Я сволочь, — сказал Гриша. В отблеске огонька сигары я заметил, как он улыбается. — Теперь можно?

— Валяй, — позволил я.

— Андрюша, я перед тобой виноват. Если бы я знал, что с тобой случится, то никогда бы не сдал тебя людям Тайлера. Но...

Он замолчал на мгновение, закашлявшись от табака. Прочистив горло, продолжил:

— Но они меня заставили это сделать.

Заставили. Конечно, человек слаб. Я сам был не самым сильным человеком на этой земле. Но слово «заставили» всегда приводило меня в бешенство. Заставить делать то, что ты не хочешь, человека можно только под угрозой смерти, подставив под ствол его самого или близких. В остальных случаях объяснение «мол, заставили, сволочи» не принимается. Могут, конечно, отобрать что-нибудь, ну, так и мы хороши. Все мы у кого-нибудь когда-нибудь что-нибудь отбирали, так что потерять не жалко. А что могли отобрать у Гриши? Рецепты его пойла? Деревянные табуретки в его заведении? Все, что у него можно было забрать, уже забрали. Заставить пойти на предательство его могли только одним способом. Предложили вернуть то, что забрали. Его дырявое корыто. Плавучий металлолом под названием «Мезень».

— Гриша, прекрати этот сеанс душевного стриптиза, — поморщился я. — Это мне сейчас не нужно. Я знаю все, что ты скажешь. Извини, мол, они сказали: «Мезень» в обмен на Шута. А «Мезень», мол, это мой единственный обратный билет.

— Правильно, Андрей, твой.

— Что ты сказал? — переспросил я. Видно Григорий не понял, что я его передразниваю.

— Твой. Твой обратный билет. Я вернул себе «Мезень». Кое-как мы ее подлатали. И теперь я уйду на ней отсюда. Вместе с тобой.

Я посмотрел на руку Григория. Она лежала на колене. Огненный кончик сигары, зажатой между пальцами, нервно дрожал.

— Скажи, а кто заплатил за ремонт судна? Тайлер? — спросил я Волкова.

— Тайлер, — хмыкнул Григорий, — не дал ни гроша. Деньги нашла она.

Григорий махнул рукой в сторону дверей, за которыми молча ждала меня Маргарет. Они были открытыми, вернее, конструкция этой лачуги вообще не предусматривала дверей со створками, замком и прочими мерами безопасности. Прямоугольный проем, сквозь который можно было войти внутрь в любое время дня и ночи, ничем не закрывался. Маргарет, должно быть, хорошо слышала наш разговор.

— Гриша, скажи, пожалуйста. А почему ты решил, что я хочу отсюда уезжать?

— У тебя нет выхода. Теперь ты здесь никому не нужен. Вернее сказать, ты всем, как кость в горле. Ты проблема. Не мне тебе рассказывать, как в Африке справляются с проблемами.

Конечно, подлец был прав. Каждый свой вопрос к нему я обдумывал долго. Торопиться было некуда.

— Послушай, — спросил я его, — а как она тебя нашла?

— Не она, — сочно затягиваясь, ответил Гриша. — Сначала меня нашел этот парень, Джонсон, и привел к Маргарет. Он давно ждет тебя. Он знал: если ты жив, то обязательно вернешься.

— Обязательно, — словно эхо, повторил я.

— Обязательно, — продолжал Григорий, — ему сказала об этом Маргарет.

Волков замолк, словно обдумывая, что же еще можно мне рассказать. Он не заискивал со мной. Не пытался казаться лучше или хуже, чем он был на самом деле. Ему было наплевать на то, что я не считаю его больше своим другом. Преисполненный африканского фатализма, — «Будь, что будет!», — он пришел ко мне вернуть долги. А уж что потом буду делать я, приму предложение или откажусь, это уже его не касается.