Экзамен первокурсницы

– Девы, – проговорила я в пустоту и потерла глаза руками, хотя горничная… Моя горничная Лиди категорически запретила это делать, чтобы не портилась кожа, да и кисть снова заболела. Какой странный день и не менее странная ночь, которая еще не закончилась. Как там рассказывала жрица? Забьются в какую-нибудь нору и дрожат от страха, под утро забудутся коротким сном, а просыпаются с четким желанием обосноваться в этом благословенном краю?

Ну, в нору мы уже забились, от страха дрожим. Я, по крайней мере, дрожу. Что осталось? Осталось заснуть.

Я села к столу и открыла книгу. Нет, спать я не намерена. Даже если это очередное уложение этикета.

Но это оказалась книга о чирийском металле, сухие выдержки цифр, коэффициентов, года изобретения и портреты бородатых магов и оружейников.

«…иные свойства стали, названной впоследствии чирийской, по названию горного хребта, что проходит сквозь Разлом или „черной“, по цвету, что приобретает металл, отличаются от любых других, наносимых на оружие с помощью зерен изменений. Доподлинно известно, что к оным относится повышенная плотность структуры, металл становится практически неразрушимым (исключения см. таблицу температур плавления для доменной печи). Второй приобретаемой особенностью закаленного в Разломе металла становится способность узнавать „руку его держащую“ и оставаться неподвластным никакой иной силе…»

Я подняла голову от пожелтевших страниц. Показалось или по коридору только что кто-то прошел? Прислушалась. Вроде тихо. Даже если и прошел, что с того? Это не мой дом и его обитатели не обязаны отчитываться о каждом шаге. Мало ли чем заняты слуги, камин надо затопить, или золу прибрать.

«… впервые черный металл был взят на вооружение элитных войск при Симеоне третьем, а до того дня оставался привилегией знати…»

И до сих пор остается по большому счету. Элитные воска – это вам не набор рекрутов из деревень. Именно из этих элитных войск в последствии появился институт Серых псов.

«…после прорыва дюжины демонический созданий на Траварийскую равнину в тридцатом году от образования Разлома была отмечена исключительная разящая способность супротив созданий тьмы …»

За дверью что-то тихо зашуршало, словно кто-то разворачивал покупки из новенькой хрустящей бумаги. Или провел когтями по деревянной створке. Я вскочила, выставив перед собой книгу, словно щит. Стул упал. Все звуки исчезли, осталось только мое дыхание, стук сердца и колебание пламени свечи. Огонь – мой друг, готовый в любой миг протянуть свою разрушающую руку помощи.

Минута уходила за минутой, тишина оставалась тишиной, больше никакого хруста, и я медленно опустила книгу, которую сжимала все это время.

– Нет, это совершенно невозможно. До утра я просто сойду с ума, – прошептала я, положила книгу на стол, взяла со стула пояс с рапирой и ингредиентами. Стараясь не думать о том, как это будет расценено слугами или князем, я с трудом одной рукой застегнула его поверх домашнего платья. Пора заканчивать с истерией.

Легко сказать «пора заканчивать», на деле же я несколько минут топталась перед дверью, прежде чем решилась потянуть за ручку и, затаив дыхание, выглянула в коридор. Там никого не было. Лишь колышущаяся за кругом света темнота. Значит, Дженнет не соврала, светильники уже погасили. Я вернулась в комнату и взяла подсвечник. Качнувшееся пламя вернуло мне уверенность.

Дерево пола оказалось на удивление теплым и приятным для босых ног. Я оставила дверь открытой, вышла в коридор и прислушалась. Поскрипывали половицы, трещал фитиль свечи, где-то за стенами завывал ветер. Я подняла свечку выше, но коридор оставался пуст.

Несколько метров, что оделяли эту часть дома от той, в которой поселили парней, я проделала на цыпочках, оглядываясь через каждый шаг. И лишь остановившись перед нужной дверью… Кажется нужной, в темноте они все казались одинаковыми. Оглянулась на все еще открытую дверь своей спальни. Эфес рапиры стукнулся о ручку. Звук показался мне оглушительным и вместе с ним немного знакомым, это царапающее касание. Неужели кто-то так же стоял перед моей дверью? Кто-то с оружием, которое скребло по дереву?

Я торопливо постучала. Никто не ответил. Постучала снова и потянула дверь за ручку…

А вы замечали, как нормы поведения, прививаемые с рождения, словно растворяются в темноте и тревоге?

В комнате горел свет. Мэрдок лежал на кровати до пояса укрытый одеялом, грудь перетягивали белые повязки. Целительница, еще минуту назад сидевшая в кресле у кровати, вскочила. И за миг до того, как она узнала меня, в ее глазах я увидела… Нет, даже не страх, я увидела готовность сражаться.

– Леди, – проговорила она едва слышно, убирая правую руку за спину.

– Простите за вторжение, – я подошла к постели сокурсника, в желтоватом свете его лицо казалось восковым. – Скажите, как он?

– Жив, – ответила она. – Рану на ноге я зашила, если не тревожить, быстро заживет, а там уж будет зависеть от него. Сможет разработать мышцу – будет ходить лучше прежнего, станет себя жалеть – останется колченогим. Сломано три ребра, но внутреннего кровотечения нет, просто разбит нос и выбито два зуба, отсюда кровь изо рта. Грудную клетку я перетянула, в ближайшее время будет больно дышать, но если не добьют, жить будет.

– К-к-кто добьет? – не поняла я.

– Это я образно. – Она натянуто улыбнулась и добавила: – Даю вам слово, я отсюда никуда не уйду и никого к нему не подпущу. Буду сидеть до утреннего дирижабля.

– Спасибо… Утреннего дирижабля?

– Дидье предупредил, что завтрак подадут раньше, потому что за вами прибудет дирижабль из Академикума. Разве вам не сказали?

– Нет. Еще раз спасибо, – я замялась, не зная, что еще спросить, вроде все узнала, оставалось только вернуться в спальню, но вопреки всему уходить не хотелось.

– Он вам дорог? – тихо спросила Цисси.

Тот же вопрос, что задавала мне горничная. Тот же и совершенно иной.

– Не хочу, чтобы он умер, – ответила я и тут же поняла, что сказала правду. Я не хочу, чтобы Мэрдок умер, потому что он не виноват. Не он принес клятву богиням, не он обменял свободу на жизнь отца и брата, он всего лишь оказался некстати с этим своим предложением, и даже сперва не он, а его опекун. Он предложил, а я согласилась. Отец и я, как бы не хотелось в этом признаваться.

И теперь я испытывала угрызения совести за то, что исподволь желала ему смерти, просто потому, что так было бы проще.

– Иногда это очень много, – ответила целительница, садясь обратно в кресло, – Не желать кому-либо смерти. Идите спать, леди, не стоит бродить по коридорам в одиночестве.

– Но разве в Первом форте небезопасно? Нам здесь что-то грозит? – спросила я.

– Не больше чем в остальном городе. – Она отвела взгляд от моего пояса с оружием. И это сказало мне больше любых слов. Ее взгляд, а еще скальпель, все еще зажатый в ее правой руке. – Но раз хозяин дал вам свою защиту, значит, он ее дал. Его приказы не обсуждают. Идите спать.