Экзамен первокурсницы
Шрифт:
– Не смей, Ивидель!
Несколькими – это сколькими? Один, два, три, четыре, пя…. Пламя снова вырвалось из трещины, раскаляя обломки лестницы, рядом с которыми сидел Крис.
Четыре секунды с четвертью.
– Стой там, – еще один предостерегающий шепот.
Пламя погасло, и я прыгнула не раздумывая. Не позволяя себе раздумывать. В любой другой ситуации прыжок не выглядел бы столь впечатляющим. Хотя, матушку он бы впечатлил, особенно неприличность, с которой я приподняла юбки, явив миру щиколотки.
А вот Крису и пламени, не было дела до моих щиколоток. Я приземлилась на край трещины, и часть
Но это тоже уже не имело значения. Ничего не имело, кроме крови, что продолжала пропитывать куртку барона.
– Ну, какая же ты, – прошептал он, когда я опустилась рядом и коснулась руки, что зажимала рану, – Неужели смотреть на смерть здесь интереснее, чем на той стороне?
– Не говори так, – ткань куртки была отвратительно влажной.
Девы, если бы вы меня слышите… Хотя нет, вы не услышите, я уже клялась вам всем, чем можно, а потом думала, как избежать выполнения клятвы. Вы не услышите. Я бы на вашем месте не услышала.
Одна мысль сменяла другую, одна страшнее другой, пока не пришла та, что едва не ввергла в панику. А если богини тут ни при чем? Если просить о снисхождении некого? Если есть только мы и наши поступки?
– Молчи, – прошептала я Крису. – Все будет хорошо.
Он хохотнул, но тут уже скривился от боли. За моей спиной загудело пламя.
– Наконец-то мне удалось тебя напугать, – прошептал Крис. – Жаль только, что боишься ты не меня, а этой железки.
– Тебе бы тоже следовало. – Я осторожно отвела полу куртки и стала расстегивать рубашку.
Оуэн тихонько охнул, когда я коснулась кожи рядом с раной.
– Всегда думал, что умру на плахе. Под бой барабанов и крики толпы.
Его слова заглушило пламя. Четыре с четвертью секунды монотонного гуда.
– Молчи, – повторила я, торопливо снимая с пояса целительский набор и высыпая на руку листья Коха. Всего пять штук. Мало. Я взялась за металлическую штуку, что так напоминала костяную пластинку веера.
– Не стоит, – прохрипел Оуэн, накрывая мою руку своей.
Какой же ледяной показалась мне его ладонь.
– Но…
– Ранение печени, стоит шевельнуть, и заденешь печеночную вену. Сейчас у меня есть час, может два. Эта хреновина не дает мне истечь кровью. Вынешь, я не проживу и минуты.
– Что же делать? Что я могу… – листья Коха, которые сами стояли как небольшое состояние, разлетелись по полу.
– Ты плачешь? – спросил Крис, поднял руку и стер слезинку с моей щеки. – Было бы из-за чего.
– Ты самый непонятный, невозможный, невоспитанный… – от избытка чувств я снова всхлипнула.
– Сколько комплиментов, – попенял барон, коснулся моего подбородка, заставляя поднять голову. – Ну вот, опять ты смотришь на меня так, словно я предлагаю тебе корону и полцарства в придачу. И это несмотря на то, что сказал князь… – наверное, что-то изменилось в моем лице, потому что, Крис едва заметно улыбнулся и добавил: – А вот теперь появился страх. Ты боишься меня, Ивидель?
– Нет, – ответила я чистую правду. – Я боюсь того, кем ты можешь оказаться. Если ты с Тиэры, скажи об этом сейчас, прошу.
– И что тогда будет?
За спиной загудело
пламя.– Не знаю.
Крис замолчал, разглядывая мое лицо, потом рука его упала, а сам он откинулся на изогнутый остров лестницы, что торчал из стены, дыхание снова стало хриплым.
– Крис? – с беспокойством спросила я, собирая листья Коха. Надо все равно приложить. На всякий случай. А еще потому, что ничего другого просто не остается, а бездействие заставляет чувствовать себя бесполезной и ненужной. Отвратительное чувство.
– Я никогда не был на Тиэре, – сказал вдруг рыцарь.
– Но ты говорил о Разломе так, словно… – сняла и отбросила, усыпанную осколками муфту, сунула смятые листья обратно в мешочек и достала кровоостанавливающий порошок. Мысль сидеть и ждать когда он умрет, была невыносимой.
– Я там был, – он снова посмотрел на меня, ждал какой-то реакции, но оказалось предел есть всему, даже страху. И сейчас, в эту минуту, испугаться сильнее просто не получалось. – В Разломе, а не на Тиэре.
– Расскажи, – просила я, склоняясь над раной.
– Почему нет? – спросил он сам себя. – Вряд ли теперь это имеет какое-либо значение. – Он вздрогнул, когда я осторожно стерла кровь с края раны платком, правда она тут же выступила вновь. «Все равно, что мертвому припарка» – вспомнила я слова бабушки Астер, когда целитель давал ей от коросты настойку первоцвета. Вспомнила и почувствовала отчаяние. – Однажды всеблагой барон Оуэн решил, что в его сына и наследника вселился демон.
Я подняла глаза, Крис смотрел куда-то за мою спину и не на голубое пламя снова коснувшееся пролома в стене, а куда-то в пространство, куда-то далеко, возможно, в прошлое.
– Это было после того, как тебя обвинили избиении той женщины? Или после того, как собаки напали на твоего младшего брата?
– Ты слишком хорошего мнения и обо мне и о моем отце. Ту женщину избил я.
– Нет, – я насыпала порошка в рану, и тот тут же набух от крови. Это собственно и вся реакция.
– Упрямая, – в голосе рыцаря слышалось горькое веселье. – Независимо от твоей веры или неверия тому есть дюжина свидетелей, начиная с управляющего Совиным лабиринтом и заканчивая всеблагим бароном Оуэном.
– Ты не умеешь обращаться с хлыстом. Там на ристалище, когда железная кошка почти выбралась, ты даже не смог правильно замахнуться.
Его бок задрожал, кровь тут же потекла снова. Я в панике подняла голову, готовая увидеть конвульсии, но… Кристофер смеялся. Ему было больно, а он все равно продолжал хохотать.
– Ивидель, – простонал он, спустя несколько секунд, хватая ртом горячий воздух, – Не зря говорят, дьявол в деталях.
– Кто в деталях?
– Не важно, – он взмахнул рукой. – Барон решил, что сын одержим вовсе не потому, что он кого-то там убил. А потому что спас. Сумел оттащить собак от брата в последний момент, да еще и послал за целителем. Правда, послал я за ним потому, что один из кобелей порвал мне руку. – Рыцарь поднял ладонь, и я увидела тонкие нити шрамов, что расчерчивали тыльную сторону ладони у самого запястья и уходили под манжету. Старые, едва заметные, не будешь знать, что они есть, не разглядишь. – А кобелей оттащил потому, что у меня голова от криков мелкого трещала, мне ее в каком-то кабаке накануне бутылкой разбили.