Экзорцист Семьи Ноя

Рука постепенно возвращалась к жизни, и пальцы осторожно скользнули к воротнику, повыше, коснулись голой кожи, тёплой, почти горячей. Грудная клетка слегка приподнималась в такт спокойному дыханию, а Аллен наблюдал, словно зачарованный. Скользнул пальцами левее, отодвигая ткань, спустился, осторожно высвобождая новую пуговицу и расширяя открытое его взору и исследованию пространство.

Тики продолжал мирно спать, даже не подозревая ничего о подозрительных манипуляциях. Аллен лишь на мгновение поднял взгляд, убеждаясь, что веки Тики, оттененные ресницами, до сих пор плотно сомкнуты, а глаза Ноя двигаются под ними.

Но рассматривать лицо – Аллен так уже делал и не один раз. А вот то, что он пытался сделать сегодня… Такое он творил с Тики впервые, чувствуя себя невероятно взбудораженным, заинтересованным, словно малое дитя, совершающее первые шаги, обнаружившее, как много интересных предметов и мест стали ему доступны, с тех пор как малыш перестал ползать и выпрямился в полный рост.

Подушечки пальцев нащупали скрытую рубашкой шероховатость. Шрамы. Тонкие линии шрамов, побелевшие, слегка выпирающие на идеальной, гладкой коже. Даже Аллен, обладая чистой силой-паразитом, несмотря на всю антирекламу, мог похвастаться здоровьем в том числе и своего тела. Но, даже обладая лучшей регенерацией и иммунитетом, он всё же хранил на своём теле немало различных шрамов. И относился к ним с равнодушием, привыкнув к уродливой чистой силе, но Тики, как все остальные Нои, был в этом плане, кажется, идеален.

Мало какая рана могла на самом деле оставить у него шрамы.

Чистая сила, к примеру. Возможно, те самые шрамы, что он очерчивал пальцами, пытаясь запомнить рельеф и размер, по непонятно каким причинам были оставлены даже им самим. Они с Тики дрались. Дрались насмерть, одурманенные Вайзли, Майтрой и их общим желанием сделать Аллена и Тики лучше, чем раньше.

Стали ли они лучше?

Тики заработал шрамы.

Шрамы Аллена.

Левая рука, ответственная за появление изъянов на совершенном теле, теперь безобидно покоилась на плече спящего, ничего не подозревающего Тики, совсем рядом с горлом, одной из самых уязвимых, по мнению зверей, зоной. Недаром ведь они пытаются перегрызть врагу глотку.

Аллен скользнул кончиками своих чёрных когтей под подбородком Тики, зажимая между пальцами длинные, тёмные волосы, спутанные, волнистые, всё ещё собранные в низкий, но теперь совершенно беспорядочный хвост. Ничего не стоило аккуратно подцепить тонкую ленту, сдерживающую их, и распороть ногтем.

А затем, зарывшись ладонью в мягкую шевелюру, Аллен продолжил изучение полотна шрамов, нарисованных им самим в час особо впечатляющего дурмана.

Юноша слегка сместился, опуская голову ниже и снова, как во сне, практически утыкаясь в Тики носом, прямо перед глазами аккуратно водя пальцами, словно зачарованный. И снова получил возможность жадно вдыхать теплый аромат мужчины, горьковатый запах одеколона, сигарет, мускуса. Запах Тики, что не спутаешь с запахом никого другого точно. Бывало спавший с Узами и некоторыми другими членами семьи Аллен никогда не находил их аромат привлекательным, даже если Джасдеби казались таковыми внешне. И уж тем более новый запах никак не мог сравниться с тем, что Аллен ощущал от своей девушки.

Если бы Уолкер мог, заявил бы, что тёмная сущность Ноев имеет запах в любом их обличии, и ему безумно нравится смешение запаха опасной, агрессивной части Тики, смешанной с колоритными мирными ароматами обыденности.

Уткнувшись лбом в ярёмную впадину, Аллен потянулся рукой ещё дальше под рубашку, не обращая внимания на то, как неудобно было сделать это лёжа на правом боку, обвёл пальцем сосок, едва сдерживая дрогнувшие в улыбке губы, и тут же потерял желание улыбаться, нащупывая нечто новое. Кожа Ноя под его пальцами исказилась, но теперь оно совсем не напоминало тонкие, едва заметные и ничего не значащие повреждения. Новый шрам был огромным и явным по сравнению с ними, явно выделяющимся, и Аллен даже мог точно сказать, какой именно удар его меча причинил столько боли и оставил столь злобною метку.

А ведь он не помогал в лечении Тики. Его рана могла означать лишь наличие большого количества вредоносных нитей! Конечно, судя по истории с Лулу, они могли ещё не завершить своё распространение, но тогда мужчина должен быть просто в ужасном состоянии! Шрам был столь явным и пугающим, что юноша чуть не задохнулся от ужаса, ещё сильнее прижимаясь к Ною.

Почему Тики ничего не сказал?

Почему Аллен не сообразил задать прямой вопрос?

Его руки дрожали. Он весь, от кончиков волос дрожал, прижимаясь ближе к Ною, распластав раскрытую ладонь по груди, внимая утешительному сердцебиению и невольно прижимаясь сухими губами к горячей коже. Аллен будто пытался прошептать что-то, не имея ни малейшего понятия, что за слова могли выразить его чувства, но шевеля губами. Закрыв глаза, полностью сосредоточившись на оставшихся ощущениях, просто удивительно, как он пропустил миг, когда Тики прижал его к себе чуть плотнее.

— Малыш? — прошептал Тики на грани слышимости.

Аллен удивлённо распахнул глаза и шумно вздохнул.

— Что ты делаешь?

— Ась?

— Щекотно, между прочим.

— Только щекотно? — быстрее, чем подумал, выдал Аллен, тут же заливаясь краской и радуясь, что его лица совершенно не видно.

— Ну, даже не знаю, — протянул мужчина, явно улыбаясь. — Но подозреваю, благодаря органам чувств я могу ощущать не только щекотку от твоего присутствия. Такие факторы, как дополнительное тепло, имеют право учитываться? Или позволишь вести речи о чувствах-эмоциях?

— Ты всегда так заговариваешься с утра?

— Что ты делаешь, Малыш?

Мужчина вдруг полностью перевернулся на спину, крепко при этом держа Аллена и располагая прямо на себе. Вздох облегчения явно вырвался из уст мужчины, и Уолкер поздновато вспомнил, что так же оккупировал одну его руку. И вообще обхватил всего, залез, а наверняка ведь тяжёлый.

— Малыш?

— Тебе тяжело?

— Мне прекрасно, — выдохнул мужчина таким тоном, что юноше стало очень и очень жарко и вовсе не от солнца, тщетно пытающегося пробиться сквозь плотные, тёмные шторы. — Чем ты так занят?

Аллен вздохнул, до последнего надеясь, что отвечать не придётся.

— Изучаю свою работу, — он не хотел никаких серьёзных разговоров этим утром. Он не хотел обсуждать что-то, что может причинить ему нешуточную боль. Но Тики, очевидно, ничего не понимал.

Или понимал слишком хорошо.

— Свою работу?

— Твои шрамы.

Тики выдохнул в понимании. Аллен плотнее сжал губы.

— Уверен, если бы я получил возможность рассмотреть тебя получше, тоже обнаружил бы немало оставленных мной шрамов. Я даже чувствую себя немного любопытным на этот счёт. Интересно было бы сравнить их с остальными. Подозреваю, у тебя-то шрамы от многих людей остались.

— Возможно. Но от тебя более чем достаточно.

— Это так забавно.

— Ась?

— Лежать здесь с тобой и мирно обсуждать, кто из нас кого и куда ударил, ранил достаточно для того, чтобы остались неопровержимые доказательства.

— Чистая сила ядовита! — всё же выпалил Аллен, приподнимая голову и пытаясь перехватить взгляд мужчины. Тики не избегал его, только нахмурился и улыбнулся.

— Я выжег весь твой яд.

— Выжж.. выжег? — Аллен опустил взгляд к разворошенной, почти до конца расстегнутой рубашке, изумлённо разглядывая в собственной тени широкий, страшный шрам. А ведь когда он извлекал ядовитые нити из рук Уз, их шрамы блекли и рассасывались!

И если яда в Тики больше нет, не удивительно, что Аллена никто не беспокоил и не пытался заставить работать с его ранами. Всего лишь забыли объяснить, насколько здоров Тики и как он сделал это сам.

Нои могут сами уничтожать яд в своем теле?

— Ты выжег яд чистой силы?

— Да. — Ладонь коснулась щеки юноши, поглаживая успокаивающе, только лишь в улыбке Ноя читалось теперь снисхождение. — Твоя чистая сила не очень-то ядовита. Видно, всё же какие-то исконные твои намерения считала. Но я в любом случае разделался бы с ней. Я практически переродился, когда тьма заполнила меня, вырвавшись на свободу, бесконтрольная и ужасная. Против такой исконной силы яд был бесполезен. Он никогда не сумел бы закрепиться в моём теле в тот момент, что уж говорить о распространении?