Экзорцист Семьи Ноя

Сотрудничество сотрудничеством, а Граф сам по себе был довольно жутким. И частенько захаживал в комнату мальчика, часами задумчиво наблюдая за Алленом, ничего не делая. Документы так ни разу и не попали к нему в руки, будто ему было вовсе не до дел. Роад сидела с ним, за спиной, на коленях, сбоку и почти на голове, тоже наблюдая за Алленом, грызя леденцы и шепча разные глупости.

Достойным показателем её заинтересованности было и то, что она ни разу за эти два дня так и не заглянула ни в один из своих миров. Она застряла в реальности, где, по сути, у неё и дел не было! Это было действительно удивительно!

Почти так же удивительно, как то, что третий постоянный обитатель этого поместья, который редко вылезал из своих комнат и реагировал лишь на слово «сладко», тоже заинтересовался новым обитателем. Или, что скорее, заинтересовался долгим присутствием Графа и его постоянными посиделками в ранее не занятой комнате.

Все были заинтересованы новым обитателем. А он, в свою очередь, даже не подозревая о такой чести, выбрал самое неподходящее время для пробуждения: Графа как раз в комнате не было, Роад крепко спала, калачиком свернувшись внизу кровати, на дворе раздувал снега ночной пронзительный ветрюга, скрипя всем, что только мог найти, и продувая во все щели, хлопая неплотно закрытыми дверьми.

А мальчик, пробуждения которого так ждали, распахнул свои серые глаза и тихо-тихо вздохнул, так никем и не замеченный.

Было очень тепло и даже жарко, а ещё очень мягко и неудобно. То есть Аллен попытался было вылезти из-под одеяла, почувствовать хоть немного прохлады, но с первой попытки сделать этого не удалось. Потный мальчишка окончательно запутался в простынях и сумел вытащить лишь одну руку, изумлённо таращась в темноту. Он неплохо в ней видел, но понять, где именно находится, не мог. И как он сюда попал тоже.

Конечно, Аллену было страшно.

Немного свободнее стало, когда он с трудом разобрался с левой рукой, которая лишь едва слушалась хозяина, но всё же немного шевелилась, а чёрные ногти легко дырявили ткань и мешали. Но когда обе руки оказались на поверхности, он сумел и сам спрыгнуть на пол к просвечивающему окну, за которым, судя по звукам, как раз начиналась вьюга. Крадучись, он подобрался к подоконнику, отдёрнул шторы и убедился, что снаружи почти так же темно, как и внутри: никаких звёзд и даже луны или месяца не видно – слишком много туч.

Зато шторы были тяжёлыми и приятно пахли, а Аллен знал, что стирать шторы дело хлопотное, и стоя, прижавшись носом к окну, не в силах разглядеть на улице вообще ничего, он пытался понять, где может находиться. Последнее, что он помнил, напоминало сон: к нему пришёл странный дядька, назвавшийся Тысячелетним Графом, и предложил воскресить Ману. А потом забрал к себе. Либо это был сон, и сейчас Аллена подобрал кто-то, кто нашёл лежащим у могилы, либо…

Аллен в страхе оглянулся. Возможно, его и впрямь забрал тот странный тип, и теперь Аллен был у него дома. И Аллену здесь не нравилось. Совсем не нравилось. Он должен был выбраться отсюда как можно скорее!

Босыми ногами тихонько прошлёпав к двери, мальчик убедился, что она не закрыта, и выглянул в коридор. В нём было так же очень темно, и если до определённого момента Аллен вполне прилично прошлёпал по расстеленному ковру вперёд, то, оказавшись у развилки, приостановился. На стене висел светильник с призывно свешивающейся цепочкой. Прикинув, что хуже уж, наверное, не станет, Аллен потянул за шнурок, морщась и отворачиваясь от наполнившего коридор тусклого света газовой лампы. Стоило потянуть цепочку ещё на пару делений, и свет стал ярче. Слишком ярко, но Аллен честно не вполне понимал, как ему запихнуть эту цепочку обратно. Будем честны, он не слишком часто имел дело именно с такими газовыми светильниками. А уж электрическое освещение, что было уже довольно популярно в богатых домах, вообще казалось ему опасным.

Он закусил палец, оглядывая лампу со всех сторон, когда ему на плечо опустилась рука, и, закричав от неожиданности, мальчишка бросился вниз по лестнице.

— Стой…

Поздно: на шестой ступени мальчик запнулся и грохнулся вниз, перекувыркнувшись через голову. Глория, остановившаяся сверху, в ужасе прикрыла рот, но, когда ребёнок зашевелился, напомнила себе, что половина лестницы это не так уж много, здесь постелены ковры, и вообще наверняка ничего страшного не случилось.

Вот только когда она вновь оказалась возле мальчика, тот шарахнулся от неё, прикрываясь своей странной красной рукой.

— Тихо, Аллен, не надо пугаться, всё в порядке! — замахала руками растрепанная девушка в ночнушке, присаживаясь рядом, — Вас принёс Господин Граф, а потом было два дня лихорадки. Вы были в плохом состоянии.

Глория скакала от уважительного обращения к простому, точно не зная, что следует употреблять.

— Граф? — уточнил Аллен.

— Да-да! Как вы выбрались из комнаты, не разбудив Роад?

— Роад?

— Впрочем, сейчас и узнаем. Госпожа Роад спит и просыпает всё самое интересное, она будет недовольна.

— Интересное? — Аллен ощущал себя идиотом. Он всего лишь сидел на полу, широко распахнув глаза, удивлённо рассматривая растрепанную девушку, которая, в свою очередь, рассматривала его. И её глаза не были прикованы к его руке, она не кривилась в отвращении или презрении, хотя отлично видела. Аллен размахивал перед ней своей левой рукой, и она не реагировала.

Это, кстати, было тоже странно, что он так легко ей размахивал, хотя мальчик заметил, что ранее не шевелящаяся вообще рука начинает понемногу подчиняться ему с тех пор, как он начал путешествовать с Маной.

Мана!

Он попытался вскочить, но левая нога тут же отозвалась острой болью, опрокидывая его обратно на пол, в глазах защипали слёзы.

— Твоя нога болит, да? — Девушка оказалась совсем рядом с ним, но, очевидно, боялась к нему прикасаться. — Я могу посмотреть? Могу, да? Что-то ещё болит, ты неудачно довольно упал.

Девушка аккуратно ощупала ногу мальчика, убеждаясь, что он, кажется, подвернул лодыжку, а Аллен отрицательно качнул головой. Если даже он и не работал в цирке, он выступал с Маной, а во всех этих трюках было жизненно важно научиться правильно падать с минимальным риском для себя. Конечно, важнее всего это было для тех, кто работал на высоте, но, как говаривала Лунная Джуди, в очередной раз набираясь перед представлением: «Свернуть шею можно и грохнувшись со своей кровати». Джуди была странной акробаткой со странными привычками, отличными рефлексами и огромным страхом высоты, который отступал назад только после пары стопок хорошего виски.

И Джуди неплохо относилась к рыжему мальчику, хотя ей была отвратительна его рука. Она часто твердила, что лучше ему быть без руки, чем с такой, так он снискал бы больше жалости, и на него не ругались, как на проклятого. После представлений, когда после сосредоточенного исполнения всех трюков на неё будто накатывало позднее опьянение, она ненавидела всех, кто был старше тринадцати, и ругалась на «грызнях мужланов» по чем свет стоит, прикрывая от них мальчишку, если вдруг замечала, что его снова задирают. Но в другое время она его не замечала вообще.