Экзотические птицы

Дорн высоко поднял брови, но Мышка увидела, что он намертво запомнил слова Аркадия, как, впрочем, и она сама. Она подумала: «Какой все-таки Аркадий Петрович молодец! Как много он знает! Он прекрасный клиницист, а Владик — компьютерщик. Вот если бы их примирить! Они бы прекрасно работали вместе!»

— Вообще-то операции по удалению надпочечников сложны, пожалуй, больше для анестезиологов, чем для хирургов… — сказал задумчиво Барашков.

Он помнил, как трудно было поддерживать на плаву больных во время операций после дорожных происшествий. Особенно при ударах сзади, при разрывах почек, надпочечников, при травмах печени, селезенки… Да… Сколько, бывало, пережили они сами и скольких спасли тогда они с Валерием Павловичем, с Тиной, с Ашотом… Он задумчиво стал почесывать подбородок. В последнее время в процессе каких-нибудь трудностей у него начинали чесаться лицо и руки. И кожа в этих местах покрывалась какими-то противными пятнами и чешуйками. А вот подбородок зачесался впервые.

«Это у тебя на нервной почве! — говорила жена Людмила. — Бросай, к черту, свою работу, переходи к нам, в гомеопатию. Не так много денег, но жить можно. И нервы уж точно будут целее». Барашков вспомнил, как перед случившимся этим самым коллапсом он рассказывал Тине, как хорошо Людка организовала в своей поликлинике гомеопатический кабинет. «Как я, идиот, мог ничего не заметить! Ведь Тине наверняка, пока я сидел, было уже нехорошо. Наверное, тошнило, мушки какие-нибудь бегали перед глазами…»

— И Ашота здесь нет, — сокрушенно покачал головой Аркадий, размышляя вслух. — Уж он-то разбирался в клинической патофизиологии лучше всех. Вас теперь так и не учат, как дрючили нас. — Он показал пальцем на Дорна. — Поэтому вы ни черта и не знаете! И знать не хотите. Хотите только деньги лопатой грести…

— Аркадий Петрович! Не надо ссориться! — выдохнула Мышка.

— Да что «Аркадий Петрович»! «Аркадий Петро-ович!» — передразнил ее Барашков. — Разогнать-то наше отделение разогнали, а кто теперь на серьезных операциях наркоз дает? Все тот же Аркадий Петрович, да еще в единственном числе. А кто больных после этих операций выхаживает? Врачи тех отделений, где эти операции и делаются. Определенные плюсы в этом, конечно, есть, но и минусов тоже достаточно. Случись какая-то экстренная ситуация, и что? Ни заинтубировать быстро, ни подключить к аппарату они сами не могут. Когда успеют меня позвать, тогда ладно. А когда не успеют или не захотят… И ты, между прочим, тоже здесь подкузьмила! — Теперь Аркадий ткнул пальцем в Мышку.

— Я в том, что тогда случилось, не виновата. — Мышка отрицательно покачала головой. — А столько аппаратуры, сколько у нас, в нашей больнице никогда до этого не было. И мы ведь делаем исследования не только нашим больным, но и всем остальным тоже. Значит, от нас больнице тоже польза.

— Делаем за деньги, но больничные пациенты платят не в нашу кассу! Нам идет только процент, — уточнил Дорн.

— Послушать вас, так все у нас хорошо, все у нас правильно… — заворчал, как медведь, Аркадий. Вдруг он с размаху уселся на круглый вертящийся стул и легонько стукнул кулаком по столу. Мышка с тревогой следила за ним. — Надпочечник… — размышлял вслух Барашков. — Так вот откуда эта отечность, полнота, эта тестообразная пастозность, плохое настроение, мысли о смерти… А вы говорите — алкоголичка! Бомжиха! — вдруг накинулся он на Дорна.

— Владислав Федорович такого не говорил! — испуганно вступилась за Дорна Мышка.

— Не сказал, потому что не успел! — заявил Дорн и резко крутанулся на своем стуле. И пока он, вращаясь, противно скрипел, а Мышка сидела, заткнув уши, Дорн с вызовом смотрел на Барашкова. — Вид у вашей больной был как раз самый подходящий для того, чтобы в первую очередь заподозрить у нее именно алкоголизм! И не надо на это закрывать глаза, и никто не должен за такие подозрения извиняться. Не у каждого врача на столе стоит прибор, чтобы сразу определить количество алкоголя в крови. Кстати, у вашей больной содержание алкоголя в крови все-таки было, хотя цифры минимальные…

— Владик! Это же вследствие нарушения углеводного обмена! Как ты не понимаешь! — закричала Мышка.

— Допустим, — невозмутимо продолжал Владик Дорн. — Но люди в первую очередь руководствуются тем, что видят глазами. И некого было бы осуждать за то, что в любом другом медицинском учреждении вашу коллегу свалили бы где-нибудь в коридоре до выяснения обстоятельств. Не исключено, что она могла бы там и умереть.

— Владик, к чему ты это говоришь? — ужаснулась Мышка.

— А к тому! — повернулся Дорн в сторону Барашкова. — Пусть он не колет нам глаза, что у нас только деньги на уме. Мы свои деньги отрабатываем диагностикой!

— Да замолчи ты, великий диагност, — досадливо поморщился Барашков. — Нечего хвастаться, что ты увидел опухоль на экране! На экране слепой бы увидел! А я все равно догадался бы сам, что с Тиной.

— Только пока бы вы догадались, — ответил Дорн, — ее, возможно, пришлось бы уже на секцию везти!

Маша и Барашков торопливо три раза сплюнули и дружно постучали по столу.

— Знаешь, — сказал Барашков Дорну, — ты какой-то тупой! Несмотря на всю твою диагностику!

— Не тупой, а рациональный! А на ваше мнение мне глубоко плевать, — заметил Дорн и стал собирать свою сумку.

— Но откуда же тогда этот коллапс? — Маша уже устала разнимать мужиков и думала о том, что так или иначе, но теперь она, как заведующая отделением, отвечает за Тину. Случись с Тиной что, Барашков останется ни при чем.

— Почему коллапс, а не, наоборот, подъем давления? — подняла она на Барашкова красные глаза.

— Сначала подъем, потом коллапс. В книжке надо прочитать откуда, — сказал Аркадий.

Дорн фыркнул:

— Да он сам не знает!

— А нечего фыркать, — ответил Аркадий. — Я не Господь Бог, чтобы все знать. Возьмите книжку, сядьте и прочитайте. Гормоны надпочечников участвуют в регуляции сосудистого тонуса. Как прямо, так и опосредованно. Я знаю это весьма поверхностно и этого не стыжусь. Патология редкая, ни один врач не может знать все на свете во всех областях. Но к этому надо стремиться! Я вот приду сегодня домой и в книжке все прочитаю! — сказал Барашков.

Тон его стал по-стариковски назидательным и чем-то напомнил Мышке ворчание Валерия Павловича Чистякова. «Все стареют», — подумала Мышка.

— Ночью читать будет? — уточнил с иронией Дорн.

— Ночью, — ответил Аркадий. — А что в этом такого? Я пока не прочитаю, и заснуть не смогу.

— А вот на гнилом Западе почему-то к такому не стремятся… — протянул с иронией Дорн. — Там, куда ни плюнь, сидит узкий специалист с компьютерной программой. И тут же, не отходя от кассы, постучав минутку по клавишам, может ответить на любой интересующий вас вопрос: какая у больного патология и сразу же, что особенно важно, чем надо лечить. И тогда не надо гадать на кофейной гуще, что за коллапс да откуда коллапс…

— Вот такого специалиста к нам бы в приемное отделение на ночное дежурство! — ответил Барашков. — И без компьютера. Вот я бы на него тогда посмотрел, чем бы он стал лечить и как. А программу прочитать и обезьяну научить можно, в этом достоинство небольшое. Кстати, давайте решать, кто останется здесь сегодня дежурить.

— Ну, надеюсь, я вам больше не нужен? — высоко поднял брови Дорн. Ему полагалось по графику только два дежурства в месяц. — Могу я наконец считать себя свободным? — Он уже снял халат и остановился в дверях.

— Да вали ты, вали! — отозвался Барашков.

Мышке его пренебрежительный тон показался несправедливым. Она решила вступиться за Владика.

— Спасибо, Владислав Федорович, вы очень нам помогли! Конечно, теперь вы можете идти. — Мышка с укоризной посмотрела на Барашкова. Все-таки для Дорна Тина чужой человек, и Владик не обязан сидеть здесь полночи. Его рабочее время давно кончилось, и Аркадий не должен об этом забывать.

Дорн скривился в иронической улыбке, адресованной Барашкову, махнул Мышке рукой и исчез за дверью. Он почувствовал, к своей досаде, что уже не может так же беззаботно, как раньше, смотреть на Машу и разговаривать с ней. Все думает, знает она про Райкину беременность или нет? «Черт знает что такое! — раздраженно и устало думал он. — Надо ехать скорее домой. Еще успею поговорить с Аллой. К брату уже некогда».