Эла
Шрифт:
Эла открыла глаза, посмотрела на Виктора взглядом, как там, на ручье.
– Улетаем?..
– В вопросе была недосказанная мысль, недосказанное желание.
И это был чужой мир, чужая поляна с синими скалами, девушка, принадлежавшая этому миру. Виктор на ее вопросы не мог ответить. "Разве что увезти ее с собой на Землю?.." - мелькнула мысль.
Поднял авиэт в воздух.
Четыре дня Эла с перебинтованной ногой лежала в каюте у Виктора.
За это время Виктор узнал многое о ней и о планете.
Город у подножия
– Но ты!
– воскликнул Виктор.
– Ты же земная девушка!
– Для тебя, - ответила Эла.
– Ты меня создал своим воображением.
– Я?
– Когда я подходила к тебе первый раз - помнишь?
– разве я была такой, как сейчас?"
Виктор, вспоминая, задумался.
– Я могла быть веткой, твидом, - продолжала девушка.
– Но ты меня не заметил бы.
Верить или не верить?
– Такая я более понятна для тебя.
– Эла приблизила обе руки к себе.
И продолжала рассказывать о планете.
Невидимый народ живет невидимой, неощутимой на первый взгляд жизнью. Живет, любит, рождается, умирает.
– Когда две песни находят друг друга и сливаются в одно, тогда рождается от них третье - избыток их звуковой энергии, силы - назови, как хочешь, рассказывала Эла.
– Это дитя. Его помещают в ячейку, и оно начинает развиваться, жить.
– Потом?
– Ячейка исчезает, песня живет самостоятельно. Последнюю фразу Виктор пропускает мимо ушей: пусть исчезает. Его интересует другое:
– Жизнь, тем более разумная, - говорит он, - должна производить что-то материальное, культуру.
– Музыка, - возражает Эла, - разве это не культура? Нам доступны все мелодии, все песни вселенной, математические законы гармонии. Зачем непременно производить?
– отвечает она на вопрос Виктора. Мало нам воды, воздуха, всей планеты?..
Наша жизнь, - продолжает рассказывать Эла, беззвучна для тебя. Я могу заставить ее звучать. Хочешь, поговорю с родителями?
– Здесь, сейчас?..
Эла делает жест, и в каюте возникают два голоса: фагот и скрипка.
Эла минуту слушает, потом прерывает музыку.
– О чем ты говорила с ними?
– спрашивает Виктор.
– О солнце, о ветре. Хочу туда.
– Эла кивает на голубой день за иллюминатором.
– Тебе надо лежать.
– Вынеси меня, - просит Эла.
Виктор несет ее к входной двери корабля.
– Сядем здесь, - говорит Эла.
– Нет, нет, подержи меня на руках.
– Я тебя увезу с собой, - говорит Виктор. После разговора в синем ущелье Виктор все чаще думает об этом - увезти Элу с собой.
– Ты еще ничего не знаешь, - возражает Эла.
– Чего не знаю?..
– Я должна пройти Ночь Посвящения.
– Что это значит?
– Поцелуй меня.
–
Песня моя!– говорит Виктор.
Но он никогда не слышал, чтобы она пела.
Проходили дни. Эла выздоровела. Они летали с Виктором далеко, любовались планетой.
Но внимание Виктора было обращено на девушку.
В ней происходили тревожные перемены. Она бледнела, худела, на чистом лбу появились морщинки.
– Ничего, - отвечала она на вопросительные взгляды Виктора.
– Так должно быть.
Эти слова он слышал в полете, в корабле, в лесу, как сейчас, когда они на поляне-идут вдвоем. И каждый раз все настойчивее он отвечал на них предложением:
– Улетим вместе.
Эла отмалчивалась.
– Улетим!
Они остановились на той же тропинке в город. Виктор глядел в ее бездонные, неуловимо меняющиеся глаза, в зрачки.
– Улетим!..
– твердил как завороженный.
– Почему ты так говоришь?
– Эла слегка отстранилась от Виктора.
– Ты обо мне ничего не знаешь.
Виктор готов был возражать, настаивать на своем. Закружить ее, унести в небо.
– Хочешь, - сказала Эла, - я сделаю тебя музыкой?
Шутка. Виктор улыбался в ответ.
– Дай руки, - сказала Эла.
Виктор протянул руки. Эла повернула их ладонями вверх.
– Пять пальцев на одной руке, пять на другой. Это гармония?
– спросила она.
– Гармония, - согласился Виктор.
– Пальцы - пять тонов гаммы. Ладонь - аккорд.
– Эла подняла взгляд выше. Плечи, глаза все это будет звучать.
Конечно, шутка! Виктор безоблачно улыбался.
Эла отпустила его, сорвала с куста ветку:
– Слушай!
Ветка стала съеживаться, исчезать. Она не горела, не тлела, как в огне, становилась невидимой. В то же время она звучала.
Исчезла. Слабый, но вполне явственный аккорд постоял в воздухе и тоже исчез.
Все это было похоже на бред.
– Дай руки!
– сказала Эла.
– Нет...
– Виктор перестал улыбаться. Исчезнувшая ветка воочию стояла перед глазами.
– Она не исчезла, - как всегда, угадала его мысли Эла.
– Она будет жить вечно, как музыка. И ты будешь жить.
– Нет, - повторил Виктор, - лучше ты улетишь со мной.
Эла засмеялась:
– Люби меня!
Объятия ее становились все горячее, жаднее... Наконец Виктор наметил дату отлета - через месяц.
– Повремени, - попросила Эла.
Виктор прибавил неделю.
– Еще...
– Эла!
– Мне нужно.
– Для чего?
– Все равно не поймешь.
Они лежали под звездами. Где-то далеко слышалось пение. Голос, сильный и звучный, один выводил странную и сложную мелодию. Она то поднималась, то опускалась до нижней октавы, переходила в шепот, и нельзя было понять, радостная эта песня или печальная, потому что было в ней то и другое.
– Кто это поет?
– спросил Виктор.