Элантрис

– Оставьте нас, – приказала Фрава капитану Зу и остальным стражникам.

– Но… – попытался возразить Зу, делая шаг вперед.

– Я не люблю повторять, капитан, – отрезала Фрава.

Он слегка заворчал, но все-таки поклонился, а затем с яростью взглянул на Шай. Казалось, что одаривать ее угрожающим взглядом стало его второй работой в последние дни. Но тем не менее, Зу вышел со своими охранниками и захлопнул дверь.

Обновленная с утра печать Клеймящего Кровью все еще была на двери. Он приходил каждое утро примерно в одно и то же время. Для этого Шай вела отдельные записи. В те дни, когда он задерживался, метка начинала светиться слабее, слегка затухать… как раз перед его приходом. Каждый раз он появлялся вовремя, чтобы ее продлить, но вдруг однажды не успеет…

Фрава внимательно наблюдала за Шай, будто что-то просчитывая.

Шай не отвела взгляда, продолжая смотреть арбитру в глаза.

– Зу, наверное, думает, что я сделаю с вами что-нибудь ужасное в его отсутствие.

– Зу не отличается большим умом, – сказала Фрава, – хотя если нужно кого-то убить – он незаменим. Надеюсь, тебе не придется испытать его мастерство на себе.

– Неужели вам совсем не страшно? Ведь вы остались наедине с ужасным монстром.

– Не с монстром, а авантюристом, – ответила Фрава, подойдя к двери и осматривая светящуюся на ней печать. – Ты не причинишь мне никакого вреда. Напротив, тебе наверняка должно быть интересно, почему я попросила стражу выйти.

«На самом деле, – подумала про себя Шай, – я совершенно точно знаю, зачем ты выставила ихза дверь. Равно как и то, зачем ты пришла сюда именно в этот час, когда все остальные арбитры на празднике и точно не смогут застать нас тут». Предложение! Она пришла сюда сделать предложение, и Шай его уже ожидала.

– Ты когда-нибудь задумывалась, – начала Фрава, – какую бы пользу принесло империи, если бы император всегда прислушивался к гласу мудрости, который бы… иногда советовал ему…

– Я уверена, что император Ашраван всегда прислушивался к мудрым советам.

– Иногда, – согласилась Фрава. – Но временами он просто невыносим. Разве не было бы замечательно, если после своего перерождения император лишится этой наклонности?

– Я думала, вы хотели, чтобы он поступал в точности как прежде, – ответила Шай, – как можно ближе к оригиналу.

– Все верно. Но будучи известна как одна из величайших Воссоздателей в истории, я знаю, что ты особенно преуспела в создании печати собственной души. Конечно, тебе по силам воссоздать душу нашего бесценного Ашравана в точности, в то же время, сделав его склонным прислушиваться к голосу разума… особенно голосу разума определенных лиц.

«О, пылающие Ночи, – подумала Шай. – И вы так просто говорите об этом? Вы хотите, чтобы я сделала черный ход в душу императора, и у вас хватает стыда говорить об этом так прямо?»

– Возможно, я… смогла бы сделать такое, – сказала Шай, будто обдумывая подобную возможность впервые. – Будет сложно. Вам придется соответствующе вознаградить мои усилия.

– Тебя отблагодарят, – произнесла Фрава. – Я понимаю, вероятно, в твоих планах сразу после освобождения покинуть империю, но зачем? Этот город может открыть перед тобой большие возможности, особенно если правитель будет благосклонен.

– Давайте откровенно, арбитр, – заявила Шай. – У меня впереди долгая ночка работы, пока вы все будете праздновать. Я сейчас не настроена упражняться в словесности.

– В городе процветает подпольная торговля контрабандой, – сказала Фрава в ответ. – Приглядывать за ней – мое хобби. Не будет лишним, если кто-то возьмется контролировать это дело. И я отдам его тебе, если выполнишь мою задачу.

Все они совершали одну и ту же ошибку, полагая, что знают, почему Шай занимается своим ремеслом. Считая, что она уцепится за такой шанс, что контрабандист и Воссоздатель – одно и то же, ведь оба нарушают чужие законы.

– Интересное предложение, – вымолвила Шай, пуская в ход свою самую искреннюю улыбку из тех, что граничат с откровенной ложью.

Фрава широко улыбнулась в ответ.

– Оставляю тебя подумать, – сказала она, открывая дверь и хлопнув в ладоши, давая стражникам знак войти.

Шай опустилась в кресло, шокированная. Не из-за предложения – который день она ожидала нечто подобное, а из-за того, что только сейчас поняла стоящие за этим обстоятельства. Предложение о контрабанде, разумеется, было ложью.

Возможно Фрава смогла бы провернуть такое, но не станет. Даже если она уже не планировала убить Шай, то за этим предложением явно крылось нечто подобное.

Все намного сложнее. Намного. Она думает, будто поместила в мою голову идею об управлении императором, и не сможет положиться на мое воссоздание, ведь будет ждать, что я построю свою лазейку, которая даст мне, а не ей, полный контроль над Ашраваном.

Из этого можно было заключить, что у Фравы есть наготове еще один Воссоздатель. У него, возможно, не было таланта или смелости, чтобы попытаться воссоздать чужую душу самому, но он, определенно, мог тщательно изучить записи Шай и найти любые сделанные той лазейки. Этот Воссоздатель пользовался большим доверием и мог переписать ее работу таким образом, чтобы контроль осуществляла Фрава. Они даже могли закончить работу Шай, если та достаточно продвинется в своем деле.

А ведь она намеревалась использовать все сто дней, чтобы спланировать побег, но теперь ясно – неожиданное покушение на нее может произойти в любой момент. И чем ближе к завершению проекта, тем большей становилась вероятность.

День тридцатый

– Что-то новенькое, – произнес Гаотона, осматривая витраж.

Это была особенно вдохновенная работа Шай. Попытки воссоздать окно в лучшем обличии проваливались одна за другой, и каждый раз, почти через пять минут, оно вновь превращалось в разбитое, со щелями по краям.

Тогда Шай нашла кусочек цветного стекла, одной стороной застрявший в раме, и поняла, что это окно когда-то было витражом, как многие другие во дворце. Его разбили, стекла рассыпались, а рама погнулась, из-за чего появились щели, пропускающие холодный ветер.

Менять окно, как и следовало, никто не стал. Просто установили обычное стекло, так и оставив раму – всю в трещинах. Шай восстановила окно, приложив печать к правому нижнему углу, и теперь его прошлое было несколько другое: будто кто-то хозяйственный вовремя обнаружил проблему и занялся ею. После такой истории печать сразу же схватилась. Теперь, даже несмотря на столь долгий срок, окно снова воспринимало себя красивым.

А может быть, она просто замечталась.

– Вы мне сказали, что приведете сегодня испытуемого для проверки моей работы, – сказала Шай, сдувая пыль с новенькой печати, которую только что вырезала.

С обратной стороны – неотгравированной – она нанесла несколько резных линий – завершающие штрихи, которые всегда делались по окончании работы. Они говорили о том, что печать готова, и резьбы больше не будет. Шай любила делать их в виде географических очертаний своей родины, МайПон.

Штамп готов, штрихи сделаны, и Шай держала его над пламенем свечи. Такова была особенность камня души: он твердел при нагревании, отчего переставал крошиться. Хотя в этом случае нагревать камень уже было не нужно: последние штрихи и без того завершили дело. В принципе, Шай могла работать с чем угодно, лишь бы резьба шла четко, просто камень души ценили как раз за способность твердеть в огне.