Элантрис

– Скажи мне, – спросил Хратен. – Почему в городе так мало нищих?

– Король запрещает нам попрошайничать в городе, добрый господин, – проскрипел в ответ он. – Мы мешаем процветанию. Если нас ловят, то отправляют обратно на фермы.

– Ты слишком много болтаешь, – предупредил подросток. По его перепуганному лицу было видно, что он готов в любую минуту бросить старика и рвануть со всех ног.

Но нищий еще не закончил.

– Да, добрый господин, мы не должны попадаться солдатам на глаза. Мы прячемся за городом.

– За городом?

– Каи – не единственный город в округе, господин. Вокруг Элантриса было четыре города, но остальные обезлюдели. Говорят, что еды не хватало на всех. А мы прячемся в их развалинах.

– И вас там много?

– Нет, не много. Только те, кто набрался смелости сбежать с ферм. – Глаза старика заволокла мечтательная поволока. – Я не всегда попрошайничал, добрый господин. Когда-то я работал в Элантрисе, ткал ковры. Я был одним из лучших! А вот фермер из меня не получился. Король ошибся, господин: он послал меня трудиться на полях, но я слишком стар для такой работы и поэтому сбежал. И пришел сюда. Иногда торговцы дают нам немного денег. Но мы попрошайничаем только по ночам и не тревожим знать. Нет, ни в коем случае, а то они расскажут королю.

Старик прищурился на Хратена, как если бы впервые осознав, чего испугался мальчишка.

– Вы не похожи на торговца, добрый господин, – нерешительно произнес он.

– Я не торговец. – Хратен уронил на колени старика мешочек с деньгами. – Это тебе. – Второй кошель он бросил на землю. – А это остальным. Доброй ночи, старик.

– Спасибо, добрый господин! – вскричал он.

– Благодари Джаддета, – ответил жрец.

– Кто такой Джаддет, господин?

Хратен склонил голову.

– Скоро узнаешь. Так или иначе, но ты скоро узнаешь.

На элантрийской стене шумел порывистый, сильный ветер; он радостно подхватил и завертел плащ Хратена. Он нес с собой соленый, прохладный запах моря. Джьерн опирался на низкий парапет между двумя горящими факелами и разглядывал Каи.

Город был не так уж и велик, особенно по сравнению с Элантрисом, и его укрепления оставляли желать лучшего. К верховному жрецу вернулось былое недовольство. Он не любил находиться в месте, которое трудно защитить в случае нападения; хотя, возможно, сейчас к его обычной тревоге примешивалось напряжение ожидания.

Каи переливался огнями; лишь в немногих домах еще светились окна, но на улицах горели фонари, в том числе и вдоль невысокой стены, отмечавшей официальную границу города. Стена образовывала идеальный круг – настолько правильный, что, увидь ее Хратен в другом месте, он бы непременно похвалил строителей. Здесь же она служила еще одним напоминанием о былой славе элантрийцев. За последние годы Каи выплеснулся за пределы этой ограды, но старая граница еще отмечалась кругом горящих факелов.

– Когда-то все было гораздо красивее, – раздался позади джьерна мечтательный голос.

Хратен удивленно обернулся. Он слышал шаги, но решил, что они принадлежат одному из часовых. Вместо солдата он обнаружил лысого коротышку-арелонца в простой серой мантии: Омина, главу кораитов Каи.

Омин подошел к парапету и остановился рядом, не отрывая взгляда от города.

– С другой стороны, тогда у власти находились элантрийцы. Так что их падение должно благодатно отразиться на наших душах. И все же я не перестаю с восторгом вспоминать те дни. Вы знаете, что в Арелоне никто не голодал? Элантрийцы умели превращать камень в зерно, а грязь – в кусок мяса. И когда меня одолевают воспоминания, я начинаю недоумевать. Как злые силы могли принести нам столько добра? И зачем?

Хратен не отвечал. Он стоял, скрестив руки на парапете, а ветер играл с его развевающимися волосами. Омин тоже замолк.

– Как ты меня нашел? – наконец нарушил тишину джьерн.

– Всем известно, что вы любите приходить сюда по ночам, – откликнулся жрец. Он едва мог положить руки на перила; Хратен считал Дилафа невысоким, но по сравнению с Омином тот выглядел великаном. – Ваши последователи говорят, что вы приходите на стену и размышляете о победе над нечестивыми элантрийцами; противники утверждают, что вас мучает вина за проклятие и без того несчастных людей.

Хратен содрогнулся, но не отвел взгляда от собеседника.

– А ты что скажешь?

– Я ничего не стану говорить. Для меня не имеет значения, почему вы поднимаетесь по этим ступеням каждую ночь, хратен. Но я не понимаю, зачем вы закладываете в умы людей ненависть к элантрийцам, когда сами жалеете их.

Джьерн ответил не сразу. Он ритмично постукивал длинными, затянутыми в перчатку пальцами по перилам.

– Это не так трудно, стоит только привыкнуть, – в конце концов произнес он. – При желании человек способен разжечь в себе ненависть, особенно если убедит себя, что ненависть поможет достигнуть большего блага.

– Преследование избранных, которое принесет спасение остальным? – с легкой улыбкой, как если бы он находил идею смешной, уточнил Омин.

– Не смей насмехаться надо мной, арелонец. Перед тобой стоит выбор, и мы оба знаем, что безболезненный путь потребует, чтобы ты поступил так же, как и я.

– Провозгласить ненависть, когда я ее не чувствую? Я никогда не пойду на это, хратен.

– Тогда ты потеряешь все.

– Значит, другого выхода нет?

– Шу-Корат слишком скромна и полна смирения, жрец. Шу-Дерет кипит жизнью, толкает на свершения. Она унесет тебя, подобно наводнению в затхлом пруду.

Омин снова заулыбался.

– Вы говорите, как будто надеетесь упорством повлиять на истину, изменить ее в свою пользу.

– Я не касаюсь правды и лжи; я всего лишь указал на неизбежное. Вам не выстоять против Фьерденской империи, а где правит Фьерден, там проповедуют Дерети.

– Мы не можем отделить правду от наших поступков, – покачал лысой головой Омин. – Что бы нам ни грозило, истина превыше всего. Она не зависит от того, у кого лучшая армия, более длинные проповеди или больше жрецов. Истину можно задавить, но со временем она все равно поднимет голову. Вам ее не подавить.

– А что, если Шу-Дерет и есть истина? – требовательно спросил Хратен.

– Тогда она победит. Но я не собирался спорить с вами.

– Неужели? – Верховный жрец поднял брови.

– Нет. Я хотел задать вам вопрос.

– Тогда спрашивай, жрец, и оставь меня наедине с моими мыслями.

– Я хочу узнать, что случилось, – начал задумчиво Омин. – Что случилось, Хратен? Что произошло с вашей с верой в бога?

– Моей верой? – потрясенно повторил Хратен.

– Да, – подтвердил арелонец. Его голос звучал так тихо, казалось, вот-вот пропадет. – Когда-то вы должны были искренне верить, иначе не прослужили бы Дерети так долго, чтобы получить звание джьерна. Но где-то по пути вы ее потеряли. Я ходил на ваши проповеди, и я встретил логику и изощренное понимание догматов, а также упорство. Но я не заметил веры, и мне интересно, куда она пропала?