Элато. Тропой дерзких
Шрифт:
– Это место для тебя...
– Зачееем?
– Я развёл руками.
– Зачем для меня?
– Чтобы ты убил своих друзей, с которыми идёшь.
– Что? Как это? Просто взял и убил? Зачем?
– Вот видишь, раз спрашиваешь зачем, значит, уже тебе это предложение интересно!
– Я не собираюсь убивать своих друзей!
– Это ты сейчас так думаешь. В общем, если хочешь бессмертие - убей своих спутников, тогда его получишь!
– Да не собираюсь я никого убивать!
– На нет и суда нет. Тогда свободен.
– Как свободен? Можно идти?
– Конечно! Иди по коридору, так и выйдешь
Всё так просто? Я сейчас пойду, мерцающая стена меня пропустит и... всё! Я смогу вдохнуть чистый воздух, увижу солнце! Но не это главное, я попью воды! Водыыы!
Несмотря на нехватку воздуха, я бодро пошёл обратно. Как-то, когда я был ещё десяти лет от роду, среди старших учеников храма поползли слухи, что один из них, по имени Пекка заболел. У него перестала выделяться слюна. И он потом умер. Тогда это для меня было так - кто-то умер. А вот сейчас, без капли воды, с сухим ртом, я сочувствовал этому бедняге, сочувствовал. Видно, не может понять человек чужой беды, пока сам её не испробует.
Я остановился. Просто "увидел", что сюда идёт процессия шаксов. Не хочу я с ними встречаться. Рванув назад, я выбежал обратно в залу с деревьями. Девушка так и сидела на плоском постаменте.
– Что? Шаксы?
– участливо спросила она.
Кивнув, я смотрел по сторонам, ища, куда спрятаться - зала оказалась тупиковой.
– Вон там потайная комната, прячься!
– белокурая указала рукой на узкую нишу. Я прошлёпал к ней босыми ногами, втиснулся, затаился.
Процессия шаксов всё также двигалась гуськом, взгляды их устремлены в пол, до моего обострённого слуха доносилось бормотание: где человеки? Обходят вокруг деревьев.
От них веяло неописуемой жутью. Да, именно жутью, страхом, липким и чёрным. Главное, сейчас не выдать себя, не дышать громко, а вжаться в стену, стать с ней единым целым, чтобы не заметили, ушли.
А девушка? Она не выдаст? Надо было спросить её имя. Это бы её расположило ко мне.
Попасть в этот мир, гроты, пещеры, было просто, а вот выбраться отсюда задачка посложней. Что-то отсвечивало из глубины ниши, хоть там должна быть непроницаемая тьма. И чем больше я осознавал, что там, тем жутче мне становилось. Потому что, обострив зрение, я отчётливо видел смотрящие на меня два жёлтых глаза.
У демонов и урхов - адских собак, глаза красные, да и у урха три глаза. А сейчас на меня смотрел шакс...
Я не испугался. Мне просто было жутко. И ещё понял, что надо мной продолжают издеваться или насмехаться.
– Спрятался?
– шёпотом спросил шакс, когда понял, что я его вижу.
Я хотел сказать, что меня уже достали такие шутки, пора разобраться, либо пусть убьют, либо дадут уйти. Или пусть дадут меч и сразятся по-взрослому. Но губы не разомкнулись, я не смог сказать ничего. Ещё раз попытался открыть рот - тот же результат, не мог вымолвить ни слова. Но я же разговаривал с девушкой здесь!
Получив сильный удар в грудь, я вылетел в залу, раскинув руки, упал на спину. При этом затылок так стукнулся о камни, что дальше для меня всё было жутким долгим сном. Правда, во сне боль малая.
Выскочивший следом шакс схватил меня за руку и почти без усилия швырнул далеко в сторону. Но упал я не в зале.
Упал я в жаркое озеро раскалённой лавы, густой, как подсохший сироп! Жгучей, как алый жар костра.
И вокруг не было стен, а если и были, то очень далеко, потому что их не видно в красноватом полумраке.Боль, острая, жгучая, резкая, страшная. Боль... больше ни о чём не мог думать. Прекратить, прекратить!
Я не кричал - орал. Слов не было, не мог ничего сказать. Только жар, боль и крик. Больше никаких, никаких мыслей. Махал руками, сучил ногами в этом густом жгучем мозги сиропе.
Невыносимо!
Рассудка нет! Прекратить боль! Подпрыгнуть хоть на миг, чтобы меньше жгло.
Миг, когда шакс схватил меня и бросил ещё раз, помню отчётливо, потому что это было избавление от боли.
Я упал в залу с тремя деревьями на каменный пол, который сейчас показался холодным. А от меня вверх поднимались видимые потоки горячего воздуха. Но ведь человеческое тело не может выдержать такой температуры. Бултыхаясь в лаве, не думал об этом. Я должен был умереть почти мгновенно. Болевой порог был пройден сразу, как я упал, и сознание должно было покинуть, либо должно остановиться сердце от болевого шока. Но я был жив, а если бы сейчас взял в руку свинец, он бы расплавился! Значит, это не моё тело, или это всего лишь странный сон, жуткий и беспощадный. Но при такой боли спать невозможно. Нельзя так отчётливо видеть трещины на стенах, слышать шепотки шаксов. Значит, тело человека здесь, в аду, другое. Тут другие законы. Как я понял, с шаксом говорить не могу. Зато кричать - пожалуйста, сколько угодно. И тут до меня дошло, что в лаве-то я орал не один, там было много людей. Жуть...
Шакс появился из стены, держа в руках большую каменную дубину, которую я не смог бы поднять. Я медленно встал с пола. Странное дело - руки не дрожали. Сейчас я покажу этому шаксу, пока меня никто не держит. Врежу ногой с разворота по рогам. Но как-то не получилось ударить. Наверное, так тут надо, подумал я, когда тело мне не повиновалось. Зато шакс ударил дубиной по ногам пониже колен. Я падал, потому что кости в ногах сломались как сухие ветки. Тут была боль терпима для храмовника, поэтому стиснув зубы, упал на руки. Дубина через мгновение раздробила левую кисть, в плюшку.
Застонав от боли, спрятал целую руку под живот, инстинктивно пытаясь сохранить. Следующий удар пришёлся по лопаткам, и я не смог дышать. Вернее дышал с трудом, через раз. А когда шакс ушёл, я остался лежать разбитый в прямом смысле слова. Так, с трудом вдыхая, я понял, что человек зря ищет счастье, когда он здоров, может работать и любить, может вдыхать свежий, напоённый запахами воздух и пить прохладную чистую воду.
На левой ноге перелом был открытым, кость торчала... белая в аловатом свете, царившем тут.
Не было крови. Не было совсем. Нога должна быть красной от крови при таком переломе. Но её не было!
Во мне нет крови? Разглядел плющенную левую руку. На трёх пальцах кожа лопнула, раны открыты. Но крови нет! Так не бывает.
– Ну что, убьёшь своих друзей?
– с трудом приподнял и повернул голову. Девушка сидела на алтаре, поджав колени руками к подбородку. И хитон у неё алый.
– Я подумаю, - сказал я. У вас тут неплохие методы убеждения. Только ответь на вопрос сначала: что происходит? Почему я не могу разговаривать здесь с шаксами, и вообще, в лаве бултыхаюсь, в теле крови нет.