Ельцин против Горбачева, Горбачев против Ельцина

К тому же одновременно с референдумом Кравчук наметил провести на Украине президентские выборы, мало сомневаясь, что изберут именно его. Для президентских выборов нужна какая-никакая предвыборная кампания, какой-то временной лаг. Вот и отложили независимость на три месяца. Поскольку ясно было, что на референдуме большинство избирателей проголосует за независимость (хотя на референдуме 17 марта большинство украинских жителей, напротив, проголосовали за «единый и неделимый» - Горбачев будет постоянно напоминать об этом Кравчуку), все кандидаты в основу своей программы положили именно ее, все за нее агитировали. Но Кравчук тут обладал неоспоримым преимуществом: он был «при кресле» и имел возможность кричать о независимости чаще всех и громче всех.

Горбачев и Ельцин в общем-то одинаково отнеслись к решительному курсу Киева на отделение. Отрицательно отнеслись. Хотя Горбачев подозревал, что Ельцин тут неискренен: он-де не желает, чтобы именно его считали главным разрушителем Союза, передоверяет эту роль Кравчуку, на словах осуждает «отделенческие» устремления Украины, а втайне поддерживает их, даже подталкивает Кравчука в его сепаратистских действиях.

…Как бы то ни было, дальнейший путь Украины, вплоть до конца 1991 года, - стремительный и необратимый уход из Союза.

Запад меняет ориентиры – с Горбачева на Ельцина

Ельцин высоко оценивает, как повели себя ведущие, да и не только ведущие, западные лидеры во время путча. Хотя у них вроде бы и могли возникнуть сомнения, кого и в какой степени поддержать. А что, если за спиной у путчистов действительно скрывается Горбачев, их любимец, желающий таким вот, прямо скажем, экстравагантным способом спасти страну от развала? Но, в общем-то, они довольно решительно сделали свой выбор. Ельцин:

«Политиком номер один для американцев в нашей стране по-прежнему оставался Горбачёв. А если он действительно болен? А если он все же поддержит ГКЧП, то есть свою же собственную команду? А если Ельцин – «калиф на час», и ситуация изменится за считанные минуты? Мораль моралью, а дело-то придётся иметь тогда все же с бывшими горбачевцами, с Янаевым, например? Президент США не мог, не имел права не задуматься и над этим аспектом. Но Джордж Буш не просто позвонил, он немедленно начал организовывать международную поддержку России, вести переговоры с лидерами стран НАТО, делать политические заявления и так далее. Господин Буш однозначно проявил себя в первую очередь как нравственный политик.

Джордж Буш старше меня. Он представитель фронтового поколения. И для меня его поддержка в человеческом плане была неоценима.

Гельмут Коль. Он в тот день оказался на охоте, далеко в горах. Многие говорят, что мы с ним похожи внешне, оба крупногабаритные, есть схожесть и в привычках, во взглядах на жизнь, в манере поведения. Я всегда испытывал к нему особую симпатию.

Несмотря на все трудности, Гельмут Коль смог со мной соединиться. И я думаю, что он бы это сделал в любом случае, даже если бы в Москве уже стреляли танки.

…Про танки сказал Буш. Он сказал: если вы вырветесь из танковых тисков, это будет окончательная победа, Россия проложит себе путь в цивилизованное сообщество государств.

Звонили премьер Италии, премьер-министры Испании, Франции, лидеры Аргентины, Японии, Канады. Всем им огромное спасибо. Солидарность была продемонстрирована – не в какой-то затяжной, долгосрочной политической кампании, а мгновенно, сразу, когда определяться надо было за минуты…

Среди тех, кто звонил мне 19 августа, я ещё не назвал Маргарет Тэтчер. Таких людей в мировой политике единицы. К их мнению будут прислушиваться всегда, независимо от занимаемой ими должности. Но даже в этом узком кругу г-жа Тэтчер выделяется особо…

То, что западные страны не стали выжидать, оказалось неожиданностью для ГКЧП. Вечером того же дня они невнятно пробурчали на пресс-конференции о «преждевременной реакции» и «вмешательстве во внутренние дела»…

Это был пролог к новой международной политике в отношении России».

Такая безоговорочная поддержка западных лидеров была особенно ценна на фоне того, что многие руководители бывших «братских» союзных республик, как уже говорилось, трусливо поджали хвост и выжидали, чья возьмет.

Помимо прочего, путч, его поражение, победа демократических сил под водительством Ельцина, конечно, подтолкнули западных лидеров на более тесные контакты с российским президентом. Его авторитет в их глазах резко возрос. Увы, – в ущерб авторитету Горбачева.

Горбачев не держится и за второе кресло…

Чрезвычайная сессия Верховного Совета СССР открылась 26 августа, по горячим следам путча. Попытавшись захватить власть, гэкачеписты рассчитывали, что союзный парламент на своем ближайшем заседании узаконит их властвование. Я думаю, у них были достаточные основания для такой надежды. Но вот ведь, как обернулось дело: этим же самым людям - членам ВС, которые, надо полагать, вполне могли одобрить авантюру Янаева и Ко, - приходилось теперь приспосабливаться к новым обстоятельствам, определять свое отношение к новой, совершенно неожиданной для них реальности.

Открывший сессию председатель Совета Союза Иван Лаптев начал свою речь словами покаяния:

– Кроме горя и боли, я испытываю великое чувство стыда. Здесь, в центре великого государства, кучка авантюристов нагло попирала надежды людей на закон и законность, на демократическое свободное развитие. А мы, Верховный Совет страны, его Президиум - первые гаранты законности - сделали вид, что нас это касается мало.

С покаянными словами выступил и Горбачев. Покаялся он в том, что проявил «либерализм и снисходительность» к тем, кто в предавгустовские дни выступал с «истеричными», «провокационными» заявлениями в печати, на пленумах ЦК КПСС, открыто саботировал многие «перестроечные решения» и тем самым готовил почву для переворота.

– Никаких колебаний, никаких соглашений в дальнейшем с моей стороны не будет, - пообещал Горбачев.
– Переворот - это урок.

Президент вновь выразил «безграничную благодарность сотням тысяч москвичей, которые вышли на улицы, бесстрашно глядя в дула автоматов и пушечные стволы, отстояли свободу и законность», вновь особо отметил «огромную роль», которую «сыграли в организации срыва и разгрома переворота Борис Николаевич Ельцин, парламент России, жители Ленинграда, Киева и их руководители, позиция народов других республик».

Вслед за этим Горбачев перешел к тому, что более всего его волновало все последние месяцы, но что теперь предстало совсем в новом свете.

– Самое важное, - сказал он, - немедленное возобновление ново-огаревского процесса и работы над подписанием Союзного договора. Он должен быть скорректирован с учетом тех горьких реалий, которые породил путч…

Следующая важная мера, которую Горбачев предложил уже в конце своего выступления - «немедленно после подписания Союзного договора нужно начинать предвыборную кампанию по выборам всех союзных органов законодательной и исполнительной власти, включая президента СССР».