Ельцын в Аду
Шрифт:
Почувствовавший изменения в отношении Сталина к этой красотке Берия сообщил Хозяину, будто вдова Павла Аллилуева распространяет слухи, что Павел был отравлен. Вождь не простил ее, торопливо выскочившую во второй раз замуж. И Берия получил возможность действовать, так что вскоре пополз ответный слух: Павел действительно был отравлен, но... женой! Дескать, жила с другим мужчиной и захотела избавиться от супруга. Нежные отношения Сталина со свояченицей не помешали ему посадить ее так же, как остальных родственников.
– Почему Вы разорвали свой ближний круг? Почему последовательно избавлялись
– напрямую спросил Ницше.
– «Знали слишком много и болтали слишком много», - нехотя пробурчал тиран.
...В те опасные дни, когда Коба бьл террористом, его друг Сергей Кавтарадзе, рискуя собой, помог ему скрыться от охранки. В 20-е годы Кавтарадзе возглавлял правительство Грузии, потом – примкнул к оппозиции. После убийства Кирова его выслали в Казань. Оттуда Сергей написал покаянное письмо Кобе, и тот вернул его. В 1936 году он и его жена были арестованы по обвинению... в подготовке убийства когда-то спасенного им Сталина! Его приговорили к расстрелу.
Все это время его маленькая дочь пионерка Майя писала письма «другу всех советских детей» о невиновности своего папы. Прошло больше года – Кавтарадзе все держали в камере смертников. И вдруг его привели в кабинет Берии. Там его ждала весьма изменившаяся после лагеря жена. По приказу «друга Кобы» их обоих освободили. Сталин сделал его заместителем наркома иностранных дел. В этом качестве Кавтарадзе участвовал в Ялтинской и Потсдамской конференциях.
Кавтарадзе: «Однажды после какого-то заседания Сталин взял меня с собой на дачу. Был душный июльский вечер. Перед обедом мы гуляли по саду, Коба шел чуть впереди, напевая тенорочком свою любимую грузинскую песню «Сулико»: «Я могилу милой искал, но ее найти нелегко...» Я уже готовился тихонечко подпевать (Хозяин это очень любил), как вдруг тот прервал куплет, и я явственно услышал его бормотанье:
– «Бедный... бедный Серго...»
И опять Иосиф запел:
– «Я могилу милой искал...»
И опять раздалось бормотанье:
– «Бедный... бедный Ладо...»
Я облился потом, а Вождь пел и вновь бормотал:
– «Бедный... бедный Алеша...»
Я шел за ним, онемев от ужаса: это все были имена наших друзей-грузин, которых он погубил. Долго пел Хозяин «Сулико»... По многу раз пришлось ему повторять куплеты, перечисляя их всех... И вдруг он обернулся и зашептал:
– «Нету.. нету их... никого нету...»
В глазах его стояли слезы, и я не выдержал – тоже заплакал и бросился ему на грудь.
В мгновение лицо Сталина вспыхнуло яростью, и он зашептал, оттолкнув меня:
– «Нету их! Никого нету! Все вы хотели убить Кобу! Не вышло – Коба сам всех убил, бл...и дети!»
И он ринулся по аллее, ударив сапогом не успевшего отскочить охранника.
Больше Сталин не звал меня на дачу, но и не тронул...».
Кавтарадзе умер в 1971 году в возрасте 86 лет. Это был редчайший случай милосердия Иосифа Виссарионовича.
– Кто такой Серго?
– поинтересовался Ельцин.
Ответа он не услышал: начался очередной приступ сталинских мук из-за того, что Александр Галич запел свою песню про Вождя:
– «Он один! А ему неможется,
И уходит окно во мглу...
Он считает шаги, и множится
Счет шагов – от угла к углу!
От
угла до угла потерянноОн шагает, как заводной!
Сто постелей ему постелено -
Не уснуть ему ни в одной.
По паркетному полу голому -
Шаг. И отдых. И снова шаг.
Ломит голову. Ломит голову
И противно гудит в ушах.
Будто кто-то струну басовую
Тронул пальцем – и канул прочь.
Что же делать ему в бессонную,
В одинокую эту ночь?
Вином упиться?
Позвать врача?
Но врач – убийца,
Вино – моча...
Вокруг потемки,
И спят давно
Друзья – подонки,
Друзья – говно!
На целом свете
Лишь сон и снег,
А он – в ответе
Один за всех!
И, как будто стирая оспины,
Вытирает он пот со лба:
Почему, почему, о Господи,
Так жестока к нему судьба?
То предательством, то потерею
Оглушают всю жизнь его!
«Что стоишь ты там, за портьерою?
Ты не бойся меня, Серго!
Эту комнату неказистую
Пусть твое озарит лицо.
Ты напой мне, Серго, грузинскую,
Ту, любимую мной, кацо!
Ту, что деды певали исстари,
Отправляясь в последний путь...
Спой, Серго, и забудь о выстреле,
Хоть на десять минут забудь!
Но полно, полно,
Молчи, не пой!
Ты предал подло -
И пес с тобой!
И пес со всеми -
Повзводно в тлен!
И все их семьи
До ста колен!»
Повсюду злоба,
Везде – враги!
Ледком озноба -
Шаги, шаги!..»
... Сталина власть и убийства сделали маниакально подозрительным. В разгар веселого ужина Вождь вдруг вставал и деловым шагом выходил из столовой в вестибюль. Оказавшись за порогом, он круто поворачивался и, стоя у прикрытой двери, напряженно и долго вслушивался: о чем без него говорят. Уловка не имела успеха. Все знали, что Сталин стоит за дверью и подслушивает.
Хозяин подозрительно всматривался во всякого, кто по каким-то причинам был задумчив и невесел. Почему он задумался? Что за этим кроется? Генсек требовал, чтобы все присутствующие были веселы, пели и даже танцевали, но только не задумывались. Положение было трудное, так как, кроме Микояна, никто из высших партбонз танцевать не умел, но, желая потрафить Хозяину, все пытались импровизировать.
Терзаемый страхами, Коба обычно ночь проводил за работой: просматривал бумаги, писал, читал. Перед тем как лечь спать, он подолгу стоял у окна: нет ли следов, не подходил ли кто-то чужой к дому? В последнюю зиму даже запрещал сгребать снег – на снегу скорее разглядишь следы.
Одержимый страхом, иногда ложился спать не раздеваясь. И всякий раз в другой комнате: то в спальне, то в библиотеке, то в столовой. Задавать вопросы никто не решался, поэтому ему стелили сразу в нескольких комнатах.
При выездах с дачи в Кремль и обратно он сам назначал маршрут движения и постоянно менял его.
Профессор Наумов: «Сталин существовал в мире уголовных преступников. Если он убивал, то почему же его не могли убить? Он и у себя на даче за столом не спешил чем-то угоститься. Каждое блюдо кто-нибудь должен был попробовать. Считалось, что это проявление заботы о госте.