Ельцын в Аду

Бывший кандидат в члены Политбюро попытался объяснить свой поступок — и по старой коммунистической привычке принялся безбожно врать, забыв, что он не в СССР, не в России, а в аду, причем не в ленинско-сталинской зоне. В чистилище брехня не проходила!

Опасения, что к 60-летию умерщвления царской семьи около дома могут состояться митинги, побудили ЦК КПСС к действиям. По указанию главного идеолога партии Суслова в город был командирован министр внутренних дел Щелоков, который после ознакомления с делом на месте рекомендовал Политбюро срочно снести особняк. И в сентябре 1977 года исполнить это решение было поручено мне - тогдашнему секретарю Свердловского обкома партии.

«Читаю и глазам своим не верю: закрытое постановление Политбюро о сносе дома Ипатьевых в Свердловске. А поскольку постановление секретное, значит, обком партии должен на себя брать всю ответственность за это бессмысленное решение...

На снос дома давалось три дня. Я спрашивал у тех, кто спустил бумагу: «Как я объясню людям?» - «А вот как хочешь, так и объясняй». Бери, мол, все на себя...

Не выполнить постановление Политбюро? Я как первый секретарь обкома даже представить себе этого не мог. Но если бы даже и ослушался - остался бы без работы. Не говоря уж про все остальное. А новый первый секретарь обкома, который бы пришел на освободившееся место, все равно выполнил бы приказ.

Я хорошо себе представлял, что рано или поздно всем нам будет стыдно за это варварство...»

Ух, и горазд же ты брехать!
– восхитился Дьявол.
– Моя выучка! А ну, Андропов, расскажи, как на самом деле было!

26 июля 1975 года я как председатель КГБ направил в ЦК КПСС секретное письмо:

«О сносе особняка Ипатьева в городе Свердловске.

Антисоветскими кругами на Западе периодически инспирируются различного рода пропагандистские кампании вокруг царской семьи Романовых, и в этой связи нередко упоминается бывший особняк купца Ипатьева в г. Свердловске.

Дом Ипатьева продолжает стоять в центре города. В нем размещается учебный пункт областного управления культуры. Архитектурной и иной ценности особняк не представляет, к нему проявляет интерес лишь незначительная часть горожан и туристов.

В последнее время Свердловск начали посещать зарубежные специалисты. В дальнейшем круг иностранцев может значительно расшириться, и дом Ипатьева станет объектом их серьезного внимания.

В связи с этим представляется целесообразным поручить Свердловскому обкому КПСС решить вопрос о сносе особняка в порядке плановой реконструкции города».

Секретное решение Политбюро было принято 4 августа 1975 года, то есть спустя 9 дней после моего письма. Однако особняк был снесен... ровно через два года, в ночь с 27 на 28 июля 1977 года.

Так что у ренегата Ельцина концы с концами, то бишь даты, не сходятся. Решение Политбюро шло из Москвы два года — так получается, если верить его словам. На самом деле такие директивы выполнялись незамедлительно или сразу же отменялись; третьего не дано!

В августе 1975 года, когда постановление вышло, ренегат Ельцин не был еще первым секретарем. Тем не менее он утверждает, что получил секретную депешу, сидя уже именно в этом кресле - конкретно летом 1977 года. Врет! Пакет из Москвы был послан Свердловскому обкому в 1975-м! Однако тогдашний первый секретарь, Яков Рябов, указания центра не выполнил.

Тут вставил свою реплику давний покровитель Бориса Николаевича Рябов:

Я не спешил исполнять постановление, ссылаясь на то, что «сносу особняка противились местные историки и краеведы».

Выходит, - продолжил Андропов, - в 1977 году, когда директива пропылилась два года, Ельцин обнаружил ее. В ЦК о решении забыли, в противном случае Рябову не поздоровилось бы, чего не случилось. Так что процитирую Лигачева: «Борис, ты не прав!» Выкладывай, как все было!

И Ельцин начал давать правдивые показания:

Мне, молодому партийному вожаку, нужно было завоевать очки перед Москвой. И я, вспомнив о 60-летии расстрела, решил продемонстрировать начальству служебное рвение. «... В одну ночь срыли. И то место закатали в асфальт...»

Снос происходил в авральной спешке. Дом стерли с лица земли в июле, а из реестра памятников истории и архитектуры исключили лишь 3 августа: специальным постановлением Свердловского горисполкома. Официальное же решение о сносе приняли и вовсе через два месяца: 21 сентября. Причем в документе говорилось, что объект «в порядке плановой реконструкции города» ломаться будет поэтапно, за два месяца. Так что я обезопасил себя со всех сторон.

Зачем ты все время врал?
– печально спросил Николай.

А как я должен был повести себя? Признаться в том, что, сгорая от служебного рвения, снес Ипатьевский особняк? В конце 1980-х это было подобно политической смерти. А потом поздно уже было отступать от выбранной версии...

Через двадцать один год, в июле 1998 года, я принял личное участие в торжественном перезахоронении останков твоей семьи, Николай. И свою вину я частично искупил. Энтузиасты монархического союза установили на памятном месте сперва деревянный крест, потом заменили его железным сварным. От горсовета добились выделения гектара земли под возведение сначала часовни, а потом, в 2003 году - и храма-памятника, в котором не бывает крещений, венчаний и отпеваний, а совершаются лишь богослужения. Он стал храмом всех Святых, в Земле Российской Просиявших!

Ты на церемонию его открытия даже не приехал!
– упрекнул царь.

Я был уже пенсионером, а не президентом. И мне было больно и стыдно, - признался Борис Николаевич.

Становишься человечнее и благороднее, президентская душа!
– одобрил французский поэт Беранже.
– «Мерило благородства — это то страдание, которое испытывает человек, совершив низость».

У меня к тебе, Николай Александрович, тоже вопрос, - обратился бывший невенчанный царь к развенчанному.
– Зачем ты с Распутиным связался?

А че ты, мужик, имеешь против меня?
– гневно вопросил появившийся в чистилище «святой черт». Сатана махнул лапой — и хор бесов исполнил знаменитую песню ансамбля «Бони-М».

Это Дьявол меня дразнит, - печально молвила царица, на что злой гений Романовых лишь злобно ухмыльнулся.

Лже-Виргилий и его гид были поражены внешним видом авантюриста. Темные, длинные и плохо расчесанные волосы; черная густая борода; высокий лоб; широкий, выдающийся вперед нос, мускулистый рот. Но все выражение лица было сосредоточено в глазах льняно-голубого цвета, блестящих, глубоких, странно притягательных. Взгляд одновременно пронзительный и ласкающий, наивный и лукавый, пристальный и далекий. Когда речь его оживлялась, зрачки его словно заряжались магнетизмом. Они впивались в собеседника, как будто сразу до самого дна хотели прощупать, так настойчиво, проницательно смотрели, что даже как-то не по себе делалось.

Ты же грешник великий!
– бросил обвинение ЕБН.

А ты - праведник?! Что такого сотворил я, чего ты не делал? Пил, блудил? За взятки министров назначал и менял их, как капризная дамочка — перчатки? По пьяни болтал всякую чушь? Разве я кого убил, ограбил? Разве я не выступал против войны - а ты ее устроил! Разве я не лечил Алешеньку, не утешал Божьим словом семью царскую и двор? Так за что же меня убили, а после смерти мою память очернили?! А ты умер своей смертью - и тебя, словно черного кобеля, пытаются отмыть добела!