Ельцын в Аду
Шрифт:
– Слышь, пахан, давай устроим прописку твоей шестерке.
– Что это такое?
– спросил Ницше, ожидая какой-нибудь каверзы. Его лже-Данте снизошел до объяснения:
– Это когда новичок приходит с воли в камеру, и его как бы тестируют, что он за пассажир. Задают вопросы и за неправильный ответ банки ставят: со всей силы бьют кулаком в грудь. Если заранее не знать, как ответить (впрочем, даже если кое-что знать), придется туго.
– Ничего у вас не выйдет!
– заявил философ.
– Я никогда бандитом не был. И в ваши дурацкие игры играть не собираюсь!
Зэки сразу почуяли
– В жопу дашь или мать продашь?
Пока ошарашенный бедолага думал, что ответить, его били в грудь.
– Нельзя ни на что соглашаться!
– объяснил шепотом ЕБН, - правильный ответ на эту подначку: «Жопа не е..ется, мать не продается». Подобных загадок много. Отгадки — такие же идиотские.
В этом Ницше убедился сам, слушая серию задаваемых новичкам вопросов, на которые экс-президент России давал ответы, шепча ему в ухо.
– Кто тебе в камере мама и папа?
– Мама — кормушка (окошечко в двери), она меня кормит. Папа — шнифт (глазок в двери), он за мной смотрит.
– У длинного (вариантов несколько: горбатого, рыжего) в рот возьмешь?
– Имеется в виду водопроводный кран. Ответ: «Воду пить буду».
– Кто в хате хозяин?
– Паук, он всегда здесь живет.
Испытуемому дали веник: «Сыграй нам что-нибудь».
– Надо кинуть его обратно со словами: «Настрой — сыграю».
– Жопу за ботинки (тапки) поставишь?
– Вопрос подразумевает, что зад за тапками стоит, когда ты присел на унитаз. Если ответишь просто «Нет», не дадут пользоваться туалетом. Обделаешься — опустят, то есть изнасилуют.
Авторитетный зэк изобразил на стене мента и предложил: «Ударь его».
– Надо сказать: «Пусть первый заведется».
Нарисовали футбольные ворота, за штангой — мяч. «Загони мяч в ворота, будешь блатным».
– Отмазка (ответ): «Я зэк, а не футболист».
Хорошо еще, если знаешь ответ, - бьют не до бесконечночти, раз десять — двадцать. Таких подначек много. Так что грудь «экзаменуемому» все равно отобьют до огромной опухоли, и легкие будут хлюпать. Нельзя плакать. Издевательство в любой момент можно остановить, отказавшись от прописки. Тогда одна дорога — в петушатник.
Еще одному новичку завязали глаза и предложили прыгнуть вниз головой со второго яруса нар на кафельный пол. Испытуемый подумал, что покалечится, и отказался. Его тут же опустили.
– Однако, если бы он прыгнул, его поймали бы на растянутое сокамерниками одеяло. Во время такой экзекуции, - пояснил новоявленный главшпан, - проверяется не сообразительность, а мужество души. Смотрим, как она терпит боль, не станет ли жаловаться ментам. Если стойко выдержать посвящение в арестанты и потом не тормозить, будешь относительно нормально общаться с другими сидельцами. Тормозам в неволе худо. А еще хуже — голубым. Вот, гляди, как с этим петухом будут разбираться.
– Хочешь обратно стать путевым пацаном?
Пидор просиял с надеждой:
– А можно?
– Конечно, есть один ритуал — очищение огнем. Тебе осквернили задницу. Закапаем «шоколадный глаз» (анус)
расплавленным полиэтиленом - и станешь чистым, даже в блатной мир сможешь выбиться. У нас тридцать три масти, ты — низшая. Капнем тебе на очко тридцать два раза, будешь пацаном.– Ладно...
– согласился несчастный, дрожа от страха: очень боялся боли.
Голубую душеньку раздели, связали, положили на живот. Заткнули рот, чтобы заглушить вопль. Подожгли полиэтиленовый пакет и закапали бедолаге в зад ровно тридцать две обжигающих капли.
– Хреново, что все его страдания напрасны — над ним, естественно, подшутили: в неволе из пидоров обратной дороги нет, - вздохнул Борис Николаевич, не одобрявший напрасной жестокости.
– А эти козлы наслаждаются. Дай-ка я им подлянку сгандоблю...
Главшпан кинул пустую миску на пол и объявил:
– Кто подаст шлемку в кормушку, тот петух.
Чуть не полчаса орал надзиратель с галеры, грозил, но никто в камере до тарелок не дотронулся. Потом пришли корпусной с нарядом, открыли дверь, всех избили, дежурного посадили в карцер. И только тогда забрали посуду.
– Всю хату под раскрутку поставить — это круто!
– засмеялся издалека Дьявол.
– Имбецильные у тебя затеи, - прокомментировал происшедшее «первый имморалист», которому тоже изрядно досталось за компанию.
– Какая страна, то бишь зона, такие и забавы, - объяснил экс-президент.
– В России верховоды всегда гнобят своих шестерок, но в конце концов рикошетом достается и тем кастам, которые принадлежат к высшему свету. Те, кто ниже пацанов, - опущенные. С ними опасно связываться из-за их мстительности. Ведь им терять нечего. Они и пакостят. Можешь, обидев такого вечером, проснуться утром с «прокачкой» (вантузом для пробивки унитазов). Или кинут половой тряпкой в лицо. Этого достаточно для перевода в обиженку. На земле все это замаскировано под выборы.
– Вот почему российские власти заигрывают с электоратом! Весьма своеобразная социальная справедливость, - пробормотал философ.
– Скажи, а в чем различие твоей зоны от других, скажем, брежневской? Вообще коммунистических?
Ельцин горделиво надул призрачные щеки:
– О, разница колоссальная, панимаш! До 1991 года заключенные проявляли обезличку к власти (игнорировали ее). «Комсомолец», «коммунист» среди них означали ругательства. Власть была красная, и они не признавали этот цвет. Нельзя было курить «Приму», потому что пачка красная. Даже если мать на свидание приезжала в кумачовой или алой кофте, сын отказывался от встречи. Потом переживал, конечно, но не показывал вида. Эти понятия исчезли после моего коронования в жулики.
– Мда, - съязвил Ницше, - настоящая революция!
Опытный политик почуял издевку и решил хоть как-то оправдаться:
– При Горбатом было кропаль хавки, что нашло свое отражение в целом своде правил-одностиший. «Сало, масло — западло. Колбаса — на член похожа. Сыр — ман...ятиной воняет. Курицу — петух топтал. Хлеб — растили коммунисты. По картошке — мент топтался. Воду — рыбы обоссали». И так далее на все продукты питания. Это, конечно, шутка. Но в моей зоне не едят ячневую кашу: сечка считается петушиной пищей. И не употребляют капусту, она — козлиная еда.