Ельцын в Аду
Шрифт:
– Да чьим же подсадным я могу быть?
– плеснул короткими ручками московский мэр.
– Чьим угодно! Ты мутил воду чуть ли не с каждым из моих политических врагов! Я с тобой сколько лет тер базар - и все время зехери вылезали. Я тебя пробивал по хатам — там все молчали, не могли точно определить, что ты за рыба. Я хатам верю! И нашим, и вашим угодить стремился... Если считаешь, будто я фуфло гоню, давай разведем концы в этом конфликте.
– Не с руки мне с верховодом базарить, тут человек в уровень нужен...
– За скромность хвалю! Однако непонятку все же перетереть надо!
– Ты же
– Он же польский (занимающийся торговлей и спекуляцией)!
– выкрикнул кто-то из индейцев.
– И с отрицаловкой на земле якшался! К чему наседку в хату запускать?
– В отношении тебя, Трехпалый, я всегда оставался гнутым (под давлением администрации изменял принципам). Я ж Гуся с его «Мостбанком» сразу кинул...
– Ага, как только мое «маски-шоу» по телеку увидел! А как ты моего смотрящего Рыжего на фиг послал!
… В 1992-м приватизация в стране началась официально. Управлял ею федеральный чиновник Чубайс. Его распоряжения исполнялись от Камчатки до Кубани. И только московская команда заявила сразу: Толян нам не указ. Как именно жить у себя в городе, разберемся без него!
Еще в июле 1991 года Мосгорисполком (председателем которого был Юрий Лужков) принял «Решение о собственности города Москвы». Все, что только смогли вспомнить, объявили не федеральной, а столичной собственностью. Лужковская братва отгородилась от всей остальной страны и предупредила, что свое добро никому не отдаст. Для приезжих даже ввели обязательную регистрацию, нечто вроде визы. За нарушение этого положения Лужок предлагал ввести уголовное наказание. Приехал в Москву, задержался дольше, чем разрешено, - сразу в тюрьму.
– Но моя-то команда свое дело знала, в отличие от чубайсовской! От приватизации московской собственности мы получили в десять раз больше денег, чем Рыжий — от приватизации собственности по всей стране!
– И ты чешуей блестишь, что отдал всяким опущенным в десять раз больше бабла, чем они получили в других регионах?!
– вспылил Аксененко.
– Надо было все отслюнявить реальным пацанам! На правилку тебя за это следовало отправить!
– Да я ж высшим мастям все продал, а не фраеркам да мужикам! Но — за большее количество лавэ! С чего б, вы думали, мы с женой так поднялись?!
– Ты на моих положенцев хрен клал!
– сыпал все новые обвинения ЕБН.
– Такие предъявы обосновывать надо!
– обиделся мэр.
– Тут вот Боря Отрицала нарисовался. Ну-ка, Немцов, расскажи, какой лужковский блудняк ты вскрыл!
– «В 1997 году Ельцин предложил мне стать первым вице-премьером. Я приехал в Москву и поселился на даче в Архангельском. Постоянного собственного жилья не предвиделось, и чувствовал я себя в Москве, как в долгосрочной командировке. Правда, милиционеры регистрацию на входе в Белый дом не спрашивали.
Борис Николаевич несколько раз интересовался моими бытовыми
условиями и социальным статусом. Он настаивал, что вице-премьер не может быть бомжом. Своим указом президент выделил мне квартиру... В доме, где к тому моменту уже поселились А. Починок, С. Ястржембский, А. Чилингаров, О. Сысоев, Н. Дементьева и прочие влиятельные особы, поскольку принадлежал он Управлению делами Администрации президента. Мне досталась не просто квартира, а суперквартира — шикарная, 180 квадратных метров. Правда, пользовался этим богатством не очень долго, поскольку оставил квартиру жене Рае и дочери Жанне. Но это детали.… Ельцин примерно через месяц после моего назначения в правительство поинтересовался, прописался ли я. Удивительно, но моими бытовыми вопросами действительно занимался президент России. Только представьте на секундочку уровень внимания президента к своему ближайшему окружению. Например, Борис Николаевич поручил своей дочери подыскать школу для Жанны, и Татьяна Дьяченко действительно помогла найти...
Ельцин интересовался буквально каждой мелочью в моей жизни. Семья президента решала все, вплоть до того, в какую парикмахерскую мне ходить. Что ж, я приехал в Москву в 37 лет — ни коня, ни воза.
И все-таки о прописке. Ельцин как-то мне говорит: «Понимаете, пока Вы не прописаны, у Вас нет страховки, ребенок не может ходить в поликлинику, жена — тоже, милиционеры проверят документы — еще из города выдворят, в обезьянник посадят. Это жизнь, поэтому прописаться обязательно надо».
Я написал письмо Лужкову с просьбой предоставить московскую прописку. Ответа от Юрия Михайловича нет месяц, два, три... Самому звонить мэру и просить как-то неловко. Прошло полгода — прописки нет. Я молчу. Поскольку считаю вопрос мелким, а унижаться по мелочам не хочется.
По какому-то вопросу прихожу на доклад к президенту. Поговорили, все нормально — пьем чай, разговариваем за жизнь. Вдруг он спрашивает: «Вас прописали?» Я отвечаю: «Нет». Он сразу: «Да это беспредел! Что за страна, где первый вице-премьер — бомж!» Тут же при мне снимает трубку и просит соединить с Лужковым.
Буквально через несколько секунд — такое ощущение возникло, будто тот сидел и ждал звонка от Ельцина, - прозвучал текст, который я никогда не забуду! «Юрий Михайлович, мелковато Вы себя ведете». Сказав это, Ельцин, ничего не объясняя, положил трубку. Я — в шоке: «Борис Николаевич, что Вы ему сказали, он же ничего не понял». Ельцин: «Все он понял! Идите!» Я встал и ушел. Утром следующего дня в девять часов утра на моем рабочем столе лежало распоряжение мэра Москвы Лужкова о прописке гражданина Немцова в российской столице.
Я позвонил Ельцину, поблагодарил его, но не удержался и спросил: «А почему Вы решили, Борис Николаевич, что Лужков все понял, объясните мне». Ельцин: «Ну, прописка же есть! Есть. Вот смотрите, звонит Вам президент России и говорит: «Мелковато Вы, господин Немцов, себя ведете». Вы, естественно, в шоке. Что делать? Пытаетесь узнать, что происходит, кто накаркал. Как? Правильно, узнаете, кто у Ельцина сидит в данный момент. Лужков позвонил в приемную и узнал, что у Ельцина сейчас находится Немцов. Это же не государственная тайна. И тут же догадался, в чем дело». Вот она — высокая школа партийного и хозяйственного руководителя».