Элемента.М

– Что это значит?
– не поняла Ева.

– Такое состояние, как бы выпадение из памяти травмирующего обстоятельства, - как смог пытался объяснить Дэн.

– Да, что-то похожее. Только я теперь не пойму, почему мне запомнилось, что причиной того послужил дед, - Ева задумалась. Дэн не перебивал.

– Просто, когда пленка отмоталась назад, появление деда стало словно первым настоящим реальным, действительным событием, - продолжила в легкой задумчивости Ева, - А ты, и этот выстрел, и моё пробуждение и всё с этим связанное, словно было ненастоящим.

Она посмотрела на Дэна. Он пожал плечами. Еще дед сказал какую-то странную фразу, после которой Евин мозг и дал этот сбой. И про эту фразу, и про этот сбой Ева вспомнила только сейчас. Она все еще смотрела на Дэна в нерешительности. Говорить ли ему об этом? Да, зря она только что закатывала истерику по поводу нерассказанных им вещей. У нее самой было полно секретов. И она промолчала.

– Я обещала сходить с ним на могилу сына, - сказала она.

– Я думаю, он будет рад, - поддержал ее Дэн.

– А как ты узнал, что он нуждается в помощи? И, дед сказал, что ты кормил его собаку.

– Да, и печку ему топил, пока он в больнице, - согласился Дэн, - это получилось случайно. После смерти твоей тетки, прости, за подробности, но в Доме престарелых освободилось место.

– Ничего, я понимаю, - кивнула Ева.

– На это одно место оказалось шесть человек. За кого-то родственники пришли просить, за кого-то соседи. Но место-то одно! И я пошел навестить всех шестерых.

– Чтобы самого нуждающегося определить?

– Да, - вздохнул Дэн, - так деда и нашел. Соседка его приходила, а потом они уехали. А у деда ноги отказали.

– Хорошо, что ты его нашел, - сказала Ева.

– Да уж! Дед, конечно, тёртый калач, но в старости одному жить не сладко.

– А знаешь, я когда с дедом этим Мещерским разговаривала вдруг поняла, что в детстве мне мир совсем другим казался.

– Более дружелюбным?
– уточнил Дэн.

– Я бы сказала, однобоким, - пояснила Ева.

– Я только сейчас поняла, какая это была большая трагедия - гибель того мальчика, Сергея, маминого первого мужа. Ведь они были совсем детьми, только школу закончили.

– Мама ничего тебе не рассказывала?

– Никогда. Рассказывала бабушка, но так странно. Она была рада, что мать мою судьба уберегла. Нет, она, конечно, говорила, что не такой бы ценой, конечно, но всё же радовалась. А теперь я поговорила с этим дедом, который и отцом-то ему не был, но каждый день почти тридцать лет ходит на его могилку и мне словно многое открылось. Скажи, а мы могли бы туда вернуться?

– Куда?
– уточнил Дэн.

– В тот год, когда они поженились?

– Конечно! Но только если твоя мама что-нибудь помнит. И захочет вспоминать. Только зачем тебе это?

– Я не знаю. Может просто потому, что я ношу его фамилию и даже его отчество. А может, чувствую себя виноватой перед этим дедом за своих родных, которые не посчитали нужным даже сохранить память о его сыне.

– Хорошо, - сказал Дэн, - мы обязательно постараемся туда вернуться.

– Кстати, мама со своим мужем, должны приехать на Новый год, - вспомнила Ева.

– Это совсем скоро, - улыбнулся Дэн.
– Хотя это совсем не обязательно. Ты была в доме у мамы? Ну, там, где она сейчас живёт?

– Конечно!
– кивнула Ева.

– Можем явиться без приглашения. И уйти по-английски.

– Не факт, что в ее памяти мы найдем открытыми нужные двери, - засомневалась Ева.

– Я вижу ты уже начинаешь разбираться что к чему, - улыбнулся Дэн.

– И, кстати, ты до сих пор не сказал, что же было в моей голове не так до того, как,

 - упрекнула она парня.

– Да, все как никогда кстати!
– улыбнулся Дэн.

– В твоей голове была открытая дверь в воспоминания другого человека.

– Ты хочешь сказать, что я помнила что-то, чего помнить была не должна?
– уточнила Ева.

– Нет, помнить это ты просто не могла, - пояснил Дэн.

– Я уже заинтригована. И жалею, что больше этого не могу, - улыбнулась Ева, - Так что это было?

– Помнишь место из книги, которое ты читала вслух для тети Зины?

– Мне кажется, там было про Италию.

– Тебе не кажется! Так вот когда я решил "посетить" твою память, то оказался прямиком в Милане.

– В каком Милане? Я никогда не была в Милане, - непонимающе нахмурилась Ева.

– В самом настоящем Милане девятнадцатого века. И прямо рядом с Марком Твеном, - он многозначительно посмотрел на Еву, - Да, еще одна небольшая деталь! Там на стене была Тайная вечеря да Винчи. И она была там совсем не в том состоянии как сейчас, как сказал мне один известный специалист, а именно в реальном для того времени виде. До реставрации.

– И Марк Твен был?
– посмотрела на него как на слегка помешанного девушка.

– И Марк Твен. И его друзья. И еще какие-то туристы. И художники. В-общем, там было на что посмотреть!

– И я это помнила?
– опять сильно засомневалась в сказанном девушка.

– Да, дорогая моя! Ты читала это вслух, я слышал твой голос и видел всю эту картину не просто в твоем воображении, а именно оказался там.

– Я хотела тебе предложить снова почитать, чтобы проверить, но с сожалением, вспомнила, что больше этого не умею, - она снова расстроилась.

– Я не знаю, что ты теперь умеешь, а что нет. Я просто больше не могу проникать в твою память.

– А кто может?

– Никто. Разве что керы, но и то, не проникать, а изымать. И это совершенно другое. Кстати, ты ведь постоянно читала эту книгу в больнице?

– Да, написано очень вкусно! Хочется в Милан!
– улыбнулась Ева. - А почему ты не видишь больше мою память?

– Потому что ты теперь одна из нас. И я тебе все это уже говорил.

Машина свернула с дороги и остановилась у придорожного кафе.

– Никуда не уходи, - погрозил Дэн Еве пальцем и вышел из машины.

Ева смотрела на покрашенную синей краской дверь, за которой скрылся Дэн, на возвышающуюся на козырьке крыши в тон двери синюю вывеску «Придорожное» и перед глазами у неё плыли какие-то белые пятна. Солнце светило нещадно. И у Евы было ощущение, что она нахваталась солнечных зайчиков как от сварки - так болели у неё глаза. Или это от слез? Голова тоже болела. И плечо ныло. Вот уж не думала она, что такая слабенькая. Но с той поры как рядом с ней появился Дэн, с ней постоянно что-то происходило. Она стала какой-то слабой, хрупкой, нежной и даже временами капризной. Это было так на неё не похоже. Во всяком случае, она считала себя сильной и самостоятельной. Раньше. Ева достала телефон. Связи не было. Пока Ева лежала в больнице, маме, которая звонила пару раз, она вообще ничего не сказала. Всё, как всегда. Дом, работа, дом. Маме страшно не нравилось такое Евино затворничество. Сама она была человеком общительным, и с детства их квартира казалась Еве проходным двором для бесконечных маминых подруг, соседок и сослуживиц. Еве это было чуждо, но мама ее не понимала и считала нелюдимой. Еве было всё равно. Они были разными. Всегда. И никогда с мамой не понимали друг друга. Эта история с ее первым мужем, которая никак не давала Еве покоя, была лишним тому подтверждением.