Эльф из Преисподней

Я милостивый демон. К тому же мне могли пригодиться его сведения. Ну и… кто сказал, что его страдания не веселили меня? Я же упоминал, что не терплю небрежности к себе.

Предупреждал ли я его? Он должен был понять и так! Я же не нянька, которая бегает за сопляками и вытирает им носы. А он вписался в дело, которое требует предельной осторожности. Пусть пожинает плоды своей глупости.

Если что и нарушало упоение моментом, так это одежда. У демонов одежда не особенно котируется, точнее, её попросту не существует. А чувствовать тряпки на голой коже новообретённого носителя — всё равно что вляпаться в горшок со смолой.

— Коже надо дышать! — воскликнул я и разделся догола.

Отпинал тряпки по углам и подпрыгнул. Голова чуть не достала до потолка. Кажется, от радости я слегка сжал воздух волей. Телу, обладающему отличными физическими показателями, этого хватило. Как и ожидалось от эльфа, пусть даже чудного!

Так я прыгал, кувыркался и носился по комнате, ломая мебель, пока не наткнулся на книжный шкаф и не повалил его. Во все стороны рассыпались книги. Посреди книжного хаоса стоял я, оглядывая свои владения и раздумывая, что бы такого устроить. Эйфория ещё не схлынула.

Я вёл себя, как неразумный ребёнок? Отмечу, что это очень важный и тонкий момент. Телу нужно привыкнуть к новому хозяину. Оно должно научиться подчиняться любому моему приказу, каким бы нелепым он ни был.

Имеет ли это отношение к тому, что впервые за сотни лет я обрёл смертную форму и поймал демоническое опьянение? Ни капли!

Дверь без скрипа отворилась, и на меня уставилась девушка. Потом обвела глазами учинённый мной разгром и поморщилась.

— Совсем сбрендил, братец?

Я прикидывал, стоит ли убить её за вторжение без приглашения, но подкупило то, что она назвала меня братцем. То есть мы с ней кровные родственники. Это всё меняло.

Дело в том, я обожаю наводить смуту. Ничего приятнее раздрая в душах смертных для меня нет. С этим не сравнится даже обретение тела. Знать, что смертный колеблется, прежде чем сломаться… Ох, это дарует настоящий экстаз! Подозрительность, неверие, презрение, негодование, отчаяние, тщеславие, ярость, ненависть, похоть, алчность, гордость — сладость этих эмоций кружила голову.

— Присоединяйся! День так хорош, незачем портить его сдержанностью.

Я подмигнул девушке. Я не был уверен, что этого хватит, потому добавил более прозрачный намёк:

— А затем мы можем продолжить на… — В комнате не было кровати, а если бы и была, я бы разломал её к тому моменту, — На полу! Он прохладный, но наша страсть согреет его.

Эльфийское общество полнится табу ещё более суровыми, чем людское или, например, гномье. А инцест осуждался даже у гоблинов, не говоря уже о более продвинутых расах. Никаких божественных запретов, причина проста — вырождение из-за кровосмесительства. Ничто не мешало парочкам заниматься сексом и не заводить детей.

Но так считал я, демон Эфирия, к которому вся половая тема никоим боком не относилась, пока я ходил без оболочки. А у смертных рас со временем появился пунктик на эту тему. Дразнить их было забавно, даже забавнее, чем нарушать табу. По крайней мере, пока смертные, с которыми я общался, не привыкали к шуточкам.

Я ожидал, что девушка вскинется, покраснеет, захлопнет дверь или начнёт осыпать меня ругательствами. В общем, займётся тем, чем должен заняться эльф, которому намекнули на инцест.

Вместо этого она закатила глаза. Мой голый облик ничуть её не озаботил. Сама она была, вероятно, симпатична. Проблема в том, что я, как демон, не особенно разбираюсь в красоте. Красота — это ведь глубоко смертная тема, так? В конце всё сводится к размножению.

В Эфирии размножаются не так, как смертные расы, следовательно, и в понятии красоты нет нужды. Я мог лишь описать сестрицу так, как видел приобретёнными глазами. Длинные, почти до пояса, золотые волосы, крупные зелёные глаза, в которых мелькала искорка издёвки. Фигуру плотно облегала рубаха без рукавов, оставляющая открытыми округлые плечи. Не менее плотно сидели штаны.

— Тебе обязательно надо было свихнуться окончательно, чтобы вспомнить о нашем положении, да?

Девушка скривила губы, заметив пентаграмму. Её частично прикрывали книги и обломки мебели, но недостаточно, чтобы спрятать целиком.

— Приберись тут и, Великого Древа ради, сотри эту дрянь. Понимаю, ты привык жить в свинарнике, но это становится совсем уж неприличным. Когда-нибудь ты весь особняк обрушишь бесам на потеху!

Сильных эмоций я не уловил. Так, тлевшее раздражение, которое не порадовало бы и мелкого импа, не говоря уж о высшем демоне.

— Серьёзно, не верю, как из нас двоих ты — старший близнец. Мозгов у тебя даже для человека маловато. Достались целиком мне. Как и красота, — добавила она, бесстыже изучив мой вид.

Я прикрываться и не подумал, разумеется. У меня-то откуда взяться стыду? К щекам, правда, прилила кровь. Видимо, прошлый владелец тела был не так свободен от общественных норм. Старые привычки изгнать нелегко.

— Что же до твоего предложения… Придумай чуть более романтическую обстановку. И завязывай с призывами наконец, от них тут воняет. Всё равно ничего у тебя не выходит, кроме того, что весь коридор пропах Запредельем.

О каком ещё Запределье она толкует? И почему вид единокровного голого брата, который предлагает ей переспать, её не смущает? Вообще-то, предполагалось, что при встрече со смертными замешательство испытают они, а не я.

Мне, Малдериту, высшему демону Эфирия, следовало бы раздавить её за проявленное непочтение. А ещё за то, что она разочаровала меня своей реакцией.

Но я простил её.

Слишком уж приятно пребывание в мире смертных. Оно сделало меня великодушным.

В разрезе на рубахе девушки виднелась грудь. Я протянул ладонь к ней. Разумеется, расстояние было слишком велико, чтобы ощупать её, прибегать к своим способностям я тоже не хотел, чтобы не выдавать себя.

Ну, больше, чем уже выдал.

Ладони у меня были не слишком большие, вполне себе точёные эльфийские ладони, изящные, с длинными пальцами. Пожалуй, грудь девушки в них легла бы идеально.

Мой прошлый призыв был у людей. Тогда у них были в почёте женщины с крупной грудью — настолько крупной, что в идеале она перевешивала голову. Мне это напоминало коров, но, по большому счёту, пристрастия людей меня не особенно волновали. Я наслаждался дарами физической формы независимо от того, какая мода ходила у смертных. Просто немалая часть удовольствия от обладания приходилась на зависть окружающих.