Эльфийка и Орден Чистоты

Взаимоотношения между самими союзниками тоже значительно изменились. То, что один из темно-эльфийских кланов возглавил князь-человек, явилось для остальных сородичей шоком. Даже протестовали поначалу. Но когда увидели, как медальон Двуликой загорается в руках Вэйда, которому я на совете кланов временно его передала, просто опешили. Никогда еще избранником Двуликой не становился мужчина, а тем более — человек. Видимо, богиня и правда решила, что пора ее любимым детям многое менять в своей жизни.

Когда же благодаря нововведениям Вэйда и поддержке герцога Баниана наш клан стал самым могущественным, постепенно тоже начали внедрять некоторые изменения. И разумеется, сыграло немаловажную роль то, что птеры желали иметь дело только с Вэйдом, среди всех эльфийских князей.

У птеров, кстати, тоже многое изменилось. Стали более терпимо относиться к чужакам на своем острове и сами активнее участвовать в жизни других стран. И думаю, немаловажную роль в этом сыграли последствия брака Лары Ар-Нил и того, кого еще недавно все знали, как Бешеного Лиса, а теперь называли не иначе как господин Нагаль.

Он, как и обещал, отошел от криминальных дел, сосредоточившись на торговле и другом законном бизнесе. Причем добился в этом такого успеха, что остальные только диву давались его хватке. Но речь сейчас не о том, что Лис сумел подняться среди сородичей жены. А о том, что ранее птеры считали невозможным. Птерка не только сумела забеременеть от чужака, но еще и не один раз. Причем дети рождались не полукровками, а чистокровными — двое первых птерами, а последний — шебутной нахаленок, оборотень-лис.

Птеры относятся к детям очень трепетно, и неудивительно, что их такое просто потрясло. Теперь к бракам с чужаками стали относиться благосклоннее. Так что примеру Лары и Лиса последовали вскоре и еще несколько птеров. Тех, кто признал истинную связь с избранниками из других рас.

Кай и Марибет, кстати, получили в дар от правителя птеров собственные владения на острове. Картины эльфа вызывали у этого народа прямо-таки восторг. А после того, как Кай нарисовал портреты правителя и его семьи, те и преподнесли ему столь щедрый подарок.

В общем, дела у художника, ставшего известным по всей империи и основавшего собственную школу живописи, в которую мечтали попасть многие, шли великолепно. Детей, правда, у Кая и Марибет пока не было, но оба надеялись, что все еще впереди. В крайнем случае, можно усыновить, как мы с Вэйдом это сделали с Марком. Сейчас он заканчивает Академию магии в Ведере и дальше планирует помогать приемному отцу в управлении княжеством.

Я же мечтаю о том, чтобы открыть Академию на эльфийских землях, и уже даже подыскала подходящее место на границе со светлыми. Часть кланов поддерживает мое начинание, других осталось уговорить. Впрочем, это дело времени. А так наши с Вэйдом полномочия как-то незаметно разделились. Он занимается обороной, взаимоотношениями с людьми и птерами, реформами, я — экономикой и связями с эльфийскими кланами.

В воспитании же нашей пятилетней дочери, которую назвали Лавинель — в честь моей матери, принимаем посильное участие оба. И эти заботы только в радость. Она живой и веселый ребенок, совершенно лишенный эльфийского высокомерия. Запросто общается со всеми, находя общий язык практически с любым.

Хотя больше всего обожает Риагана, который часто бывает у нас в гостях. Когда тот находится в замке, Лавинель буквально не отходит от него, заглядывая в лицо эльфа полными восторга изумрудными глазенками. Говорят, она очень похожа на меня, только волосы без красного отлива. Как были у моей матери. Мне бы хотелось, чтобы, когда Лавинель повзрослеет, их отношения с Риаганом перешли на новый уровень. Темный эльф заслуживает счастья, которое любовь ко мне не смогла ему дать. Быть может, это сделает моя дочь.

Что касается еще одних моих друзей — Арлин и Габриэля, то у них тоже все замечательно. Арлин теперь главный редактор газеты. Первая женщина, добившаяся такого поста, за всю историю Мадарской империи. Габриэль стал играть ключевую роль во взаимоотношениях вампирской общины. Они сочли, что нужен кто-то, кто стал бы объединяющим звеном между разрозненными кланами, и одновременно посредником с человеческими и эльфийскими властями. В планах вампиров получить отдельную небольшую территорию, где основали бы автономию. Но власти им еще не настолько доверяют, потому и нужен посредник, который бы убедил, что вампиры больше не станут делать прежних ошибок.

Услышав шаги у двери, обернулась и улыбнулась вошедшему мужу. В строгом черном костюме, разительно отличающемся от вычурных одежд эльфов, он, как всегда, смотрелся потрясающе. Да и вообще, в последнее время многие эльфы стремились подражать ему в одежде, и мода вследствие этого менялась на глазах.

— Пойдем встречать первых гостей, — воскликнул Вэйд, подходя ближе. — Охрана сообщила, что только что получили запрос на прохождение через телепорт.

— И кто же к нам пожаловал первыми?

— Наш «гениальный» художник с женой, — издевательским тоном проговорил муж, а я хмыкнула.

Вэйд, в отличие от остальных, все еще считает, что Кай лишь бумагомаратель, картины которого годятся разве что на растопку.

— А Марк с Лавинель где? — спросила. — Пусть тоже идут встречать гостей.

— Ты же знаешь нашу малышку. Едва Марк прибыл в замок, потащила его куда-то. Понятия не имею, где их носит.

— Ладно, тогда идем без них. Все равно явятся через два часа. В это время должен прибыть Риаган, а она этого точно не пропустит.

Вэйд покачал головой и усмехнулся:

— Бедняга Риаган. Она ему и пообщаться ни с кем нормально не даст.

— А ты представь, что будет, когда подрастет. Особенно если увидит Риагана во сне в храме Двуликой, — лукаво произнесла я.

— Да, тогда старина Риаган точно встрянет по полной, — посочувствовал Вэйд. — От нашей девочки легко не отделаешься. Впрочем, как и от ее мамы в свое время.

Я обиженно ткнула его в бок.

— Можно подумать, ты об этом жалеешь.

— Ну, прости, — он виновато улыбнулся. — Шутка дурацкая.

— Ты неисправим, — закатив глаза, вздохнула. — Не дождешься от тебя ни нежности, ни романтики, — я состроила огорченную гримаску.

— Ну, что ты, — Вэйд явно принял мою деланную обиду за чистую монету и обнял, начал нашептывать на ухо, как сильно меня любит.

Я же млела в его объятиях и чувствовала, как на лицо сама собой наползает счастливая улыбка. Те краткие мгновения, когда он становился таким, были самыми лучшими в моей жизни. Впрочем, я любила Вэйда всяким. И грубовато-насмешливым, и придирчивым, и бесцеремонным. Знала, что за всей этой твердолобостью и резкостью скрывается сердце, которое способно по-настоящему и сильно любить. И что это сердце целиком и полностью принадлежит мне.