Эльфийские хроники
Шрифт:
— Это я могу устроить, — пробурчал он. — В самом худшем случае мне просто придется потратить сколько-то золота. Люди, живущие возле озера, всегда испытывают нужду в золоте…
— Значит, Ваше Величество, это зрелище и в самом деле будет удивительным, — сказала Ллиана, усмехаясь. — Во всяком случае, не менее удивительным, чем беседа короля горы с эльфийской принцессой, стоящей вблизи горящих поленьев…
— Хм!.. Это вы верно подметили насчет огня. Вам он совсем не по душе… Очень вы странная, Ллиана, дочь Арианвен. Мне хотелось бы снова увидеться с вами, когда вы уже начнете править своим королевством… Возвращайтесь к себе домой и передайте в Силл-Даре приветствие от имени Троина. Мы не будем сражаться бок о бок — в этом нет никакого смысла. Однако скажите своим эльфам, что мы будем сражаться вместе. Агор-Дол продержится еще около месяца. Боюсь, что не дольше… Если монстры обойдут нас с тыла, нам придется отступить. Нужно, чтобы вы на них напали и заставили их разделить свои силы. Вы можете это сделать?
— Именно ради этого я пробыла здесь так долго, Ваше Величество. Очень долго…
Троин покачал головой, бросил через плечо взгляд на Вали и затем облокотился на подлокотник своего кресла.
— Как вы и сами говорили, у нас все происходит медленно и всегда приходится долго ждать, — сказал он.
Проливной дождь лупасил по
Вот такая вот жизнь здесь, на острове Гврагедд-Аннхв. Она всегда была такой, пусть даже он об этом и забыл. Годы, проведенные в странствиях и в шумных аллианах гномов, стерли в его рассудке воспоминания о зябком одиночестве, которое было уделом «серых эльфов». Его здесь, конечно же, узнали и именно поэтому разрешили здесь поселиться. Однако не будет устраиваться никакого праздника по поводу его приезда, его возвращения в родные места. Самое большее, что его ждет в ближайшие дни и недели — так это случайные встречи с земляками на каких-нибудь тропинках, немногословные разговоры, обмен какими-то ценными предметами, ночь, проведенная с какой-нибудь эльфийкой, которая привлечет его и которой понравится он… А затем — опять одиночество. Сам того не замечая, Гаэль стал играть своим перстнем с изображением руны березы — остатком того прошлого, с которым он пожелал покончить. Гильдия, прохиндеи Ха-Бага, золото, кровь, Этайна — все это было теперь для него уже каким-то далеким миром… Вокруг него сейчас лежали мешки, в которых находились его пожитки, золото, оружие — в общем, все то, что ему удалось накопить за свою жизнь, поместилось на спине лошади. Своих двух лошадей он отпустил: здесь, на болотах, они все время привлекали бы внимание жутких хищников, таящихся под водой. Теперь уже и его золото казалось ему таким же бесполезным здесь, на болотах, как и эти лошади. Что здесь можно было бы купить за него? Здесь ведь ничего нет. Даже участка твердой земли, достаточно большого для того, чтобы на нем можно было построить жилище, соответствующее его, Гаэля, богатству. Ему следует уйти из этих мест. Возвращение на болота было для него не более чем мечтой — призрачной и бессмысленной мечтой, которую он, однако, лелеял в своей душе все эти годы скитаний. Ему следует уйти из этих мест, прихватив с собой то, что он сможет унести, и закопав все остальное в укромном месте — так, чтобы можно было когда-нибудь вернуться и найти тайник. Итак, решено, он уйдет отсюда. Уйдет, как только закончится этот дурацкий дождь.
Дождь стих лишь утром следующего дня. Гаэлю пришлось вытерпеть целый день и бесконечно долгую ночь, в течение которой он спал лишь урывками — тогда, когда усталость пересиливала в нем ощущение дискомфорта. Наутро дождь сменился густым туманом. Над спящими водами воцарилась абсолютная тишина: не было слышно ни пения птиц, ни шелеста растительности. Даже на Гврагедд-Аннхве в туманный день такая тишина была чем-то ненормальным. Гаэль обратил на это внимание только после того, как вылез из своего убежища и, потягиваясь, шумно зевнул. На втором зевке он вдруг затаил дыхание и, замерев, напряг все органы чувств: ему показалось, что к нему кто-то приближается. За годы, проведенные им в подземном городе, он ничуть не утратил способности чувствовать надвигающуюся опасность. Наоборот, его чутье только обострилось и защищало получше любых доспехов. Гаэль привык полагаться на свою интуицию даже тогда, когда он еще ничего не видел и не слышал — как, например, сейчас. Иногда в жизни случается так, что глаза начинают что-то видеть уж слишком поздно, а уши начинают что-то слышать лишь в самый последний момент. Поэтому только глупцы и безумцы могут с пренебрежением относиться к своим инстинктам…
Гаэль, соблюдая множество предосторожностей, вернулся в свое убежище, снял с ветвей плащ и надел его, поднял с земли лук, стрелы и меч и затем нырнул под ветви низкорослой ивы, спускающиеся аж до земли. В муаровом плаще он становился абсолютно невидимым среди многочисленных веток ивы, запах листьев которой, похожий на запах меда, забивал его собственный запах.
Вскоре он их увидел. Орки. Четверо. А может, и больше. Они шли с оружием в руках, но без щитов и кольчуг. Их одежда представляла собой лишь какие-то бесформенные лохмотья. Двое из них шли босиком. Ни у одного из них, похоже, не было лука. Они походили на шайку оборванцев — тех грязных бродяг, которые, едва не умирая от голода, шастают возле городов в надежде ограбить какого-нибудь путешественника, который отважился отправиться в путь без охраны. Они, по всей видимости, происходили из какого-то малоизвестного племени, живущего на границе Черных Земель… Конечно, многое могло измениться с той поры, когда он покинул болота, но вообще-то Гаэль никогда не слышал о том, чтобы оркам удавалось беспрепятственно добраться аж до Гврагедд-Аннхва…
Пока Гаэль разглядывал чужаков, появился еще один — пятый. Он тащил за собой ветвь земляничного дерева, с которой срывал одну за другой бледно-желтые ягоды. Внезапно услышав крики остальных орков, он бросил эту ветвь и поспешно нагнал своих товарищей. А кричать орки начали потому, что натолкнулись на лежащие на земле сумки Гаэля. Эльф больше не стал медлить: молниеносным движением натянул тетиву и выпустил стрелу в орка, идущего последним. Тот беззвучно рухнул на землю, и остальные орки этого не заметили. Они подошли к мешкам и стали вытаскивать из них содержимое и с радостными криками бросать его на влажную землю. Вторая стрела, выпущенная Гаэлем с расстояния менее чем в пять туаз, пронзила одного из орков насквозь и вонзилась в ствол ивы. На этот раз остальные орки синхронно — как по команде — повернулись в сторону эльфа, все еще держа в руках ценности, которые они собирались присвоить. В следующий миг они увидели, как из-за ветвей ивы выскакивает «серый эльф» с перекошенным от ярости лицом и орущий так, как будто он был демоном, появившимся из недр
земли. Один из орков метнул в него свой короткий меч, но Гаэль без труда уклонился, и орк тут же получил удар ногой в грудь, от которого он шлепнулся наземь возле опустошенных мешков. Второй орк успел бросить на землю трофеи и приготовиться к схватке, но он был очень маленьким, с короткими руками и ногами, из оружия у него была одна дубина, которой он стал без толку размахивать перед эльфом, пока тот, изловчившись, не нанес ему колющий удар в бок. Орк, пронзительно вскрикнув, упал на землю. Третий орк застыл, как вкопанный, с ужасом прижимая к себе мешок Гаэля, в котором лежали съестные припасы. Гаэль бросил на него презрительный взгляд, а затем медленно поднял свой меч, испачканный черной кровью, и молниеносным движением перерезал ему горло. В живых оставался один орк — тот, что метнул в эльфа свой меч и затем был повален наземь ударом ноги. Он все никак не мог подняться и даже не заметил подскочившего к нему Гаэля, который колющим ударом меча пригвоздил его к земле.Затем эльф опустился на корточки возле трупов и долго прислушивался, оглядываясь по сторонам. Когда он убедился, что к оркам не идет подмога, он поднялся, взял с земли свой лук и свои стрелы, аккуратно вытер меч об одежду одного из убитых им орков и стал складывать обратно в мешки вытащенные из них орками ценности.
Когда Гаэль уже завязывал свои мешки, у него вдруг опять появилось чувство, что по направлению к нему кто-то идет. На этот раз он успел лишь подняться на ноги и повернуться лицом к тем, кто к нему приближался. Он увидел, что по той же тропе, по которой сюда пришли орки, к нему шла группа «серых эльфов». Они при этом производили не больше шума, чем дующий над равниной ветер, и были почти незаметными в тумане.
— Н’йех тале ха дан колотьяло!
Тот, кто произнес эти слова (произнес их тихим и хрипловатым голосом), продолжал идти вперед, а его спутники остановились поодаль.
— Хе эласса Гаэль! — громко сказал Гаэль.
— Я знаю, кто ты такой, — ответил ему приближающийся «серый эльф».
Он подошел вплотную к Гаэлю, слегка коснулся ладонью его плеча, а затем показал взглядом на трупы орков.
— Мы шли по их следам еще со вчерашнего дня, — сказал он, пристально глядя на Гаэля. — Ты, похоже, сделал за нас нашу работу… Мы теперь — твои должники.
— Ничего особенного я не сделал…
— Ты знаешь наши законы, Гаэль. Мы — твои должники. Пока мы не рассчитаемся с тобой за этот свой долг, мы будем у тебя в подчинении.
Вот таким вот образом Гаэль начал собирать свое собственное войско.
4
В тюрьме Ха-Бага
Укрепленный дом, в котором располагался господин Беро, шериф Ха-Бага, соответствовал по своим размерам и конструкции всему тому, что гномы построили в своем городе. Это было деревянное здание, похожее на большую бородавку и сооруженное вокруг широкой и очень глубокой ямы, выдолбленной в каменистой породе. К этому зданию предшественники нынешнего шерифа добавляли постройки в соответствии со своими вкусами и запросами, в результате чего оно превратилось в нелепое и шаткое нагромождение строений. Только лишь в помещениях, выдолбленных в скале, можно было находиться, не опасаясь при этом, что их стена и потолок вот-вот обвалятся. Именно там и располагался Беро и именно там — в комнатах, которые были выдолблены глубже других — находились тюремные камеры. Они были рассчитаны на гномов и имели такие маленькие размеры, что в них Этайна не могла ни встать в полный рост, ни лечь. С того момента, как она сюда угодила, прошли лишь одни сутки — день и ночь, — но она уже потеряла счет времени в этом зловонном подземелье, стены которого были покрыты зеленоватой плесенью и в котором не было видно ни зги. Откуда-то издалека до Этайны доносился приглушенный шум города, однако она не замечала поблизости каких-либо признаков жизни — ни других узников, ни стражников. Она тщательно ощупала каждую пядь решетки из толстых железных прутьев, являющейся дверью ее тюремной камеры, а также замок, на который была заперта эта дверь, но не нашла ни в чем ни малейшего изъяна. Еду не приносили, питье тоже — если не считать воду, сочившуюся из стен. О ней, казалось, все забыли…
Именно так обычно и происходило, когда гномы пытались что-то сделать по закону. Единственным представителем власти в городе был шериф, которого избирали на один год семьи самых богатых торговцев, причем исключительно из своей среды. Главная функция шерифа заключалась в том, чтобы пресечь все то, что могло бы помешать успешному ведению торговли. Верша правосудие в городе гномов, шериф устанавливал сумму компенсации, заплатив которую можно было искупить вину за совершенное — причем какое угодно — преступление и с которой город получал немалые проценты. Конечно же, бывали случаи, когда истцы отвергали подобный вариант правосудия, и это неизменно создавало досадную, трудно разрешимую и экономически обременительную ситуацию. Власти пытались урегулировать ее посредством назначения дополнительных экспертиз, что обычно позволяло шерифу затянуть расследование и благополучно дожить до завершения срока своих полномочий. Таким нехитрым способом задача завершения данного дела перекладывалась на плечи преемника. Однако преемник этот, как правило, тоже начинал тормозить процесс, и так это все тянулось до тех пор, пока обвиняемый не умирал в тюрьме. Поэтому большинство обитателей Ха-Бага предпочитали вершить правосудие самостоятельно, однако охранники Эрнодана Гона, неблагоразумного торговца оружием, этого, похоже, не знали. А может, они просто не осмеливались возвращаться в свою страну с трупом человека, которого они вообще-то должны были уберечь от всевозможных опасностей. Этайне только и оставалось надеяться на то, что правосудие над ней будут вершить именно так, как это обычно делается у гномов — выведут из тюремной камеры, начнут разбирательство — поставят лицом к лицу с тем, кто является пострадавшей стороной, будь то гном или человек. Гному она предложит золото Гильдии или станет угрожать от имени Гильдии, а человеку она скажет, что предоставит ему все, что он захочет: золото, плотские утехи или… сведения. Сведения, которые могут привести ее на виселицу. Да и не ее одну.
Несмотря на мучающие Этайну голод и жажду, она в конце концов заснула, однако некоторое время спустя ее разбудил пронзительный скрип проворачиваемого в замке ключа. Когда она открыла глаза, ее тут же ослепил свет горящих факелов, а потому она почти не успела рассмотреть стражников, которые схватили ее и потащили вверх по лестнице. Лишь только когда Этайна оказалась в тесной комнате, использующейся в качестве кабинета, зала суда и столовой шерифа Беро, ее глаза наконец-таки привыкли к свету, и она смогла оценить, как она сейчас выглядит. Драка с охранником Эрнодана и пребывание в тюремной камере превратили ее наряд проститутки в вымазанные грязью лохмотья, от которых пахло плесенью. На ее руках и ногах — а еще, наверное, и на лице — от прикосновения к известковым стенам тюремной камеры остались беловатые следы. Она быстренько завязала волосы в узел на затылке и поправила то, что еще оставалось от ее одежды. Ее смущали и раздражали обращенные на нее недружелюбные взгляды. Хорошо хоть, что ее не заковали в цепи…