Эльфийский бык
Шрифт:
И вообще…
Университет?
Он отучился, раз уж бабушке того надо было. И хватит.
После экзамена была вечеринка, по старому обычаю несколько затянувшаяся, а потому домой Иван Кошкин явился под утро. Упал в перины, позволивши лакею раздеть себя. Испил отвару от похмелья, снова пожаловавшись на гадостный его вкус, и уснул с чувством выполненного долга.
Проснулся он оттого, что хлопнула дверь.
А затем чья-то крепкая мощная даже рука ухватила его за шкирку и бесцеремонно вытащила из постели.
— Ай, — сказал Иван,
Иван произнес это как можно более тоскливо. И даже попытался изобразить оную тоску на лице, в чем по собственному мнению он изрядно преуспел. Во всяком случае, бабушка впечатлялась.
А вот на дядюшку не подействовало.
— Спишь, паразит? — ласково поинтересовался он.
— К… экзаменам готовился… — Иван заморгал. — Всю ночь… учил… непокладая… прилег вот только…
— Экзамены у тебя уже были.
Железные дядюшкины пальцы разжались, и Иван рухнул бы, если б не был заботливо перехвачен под мышку, развернут и пинком направлен к креслу, в которое и упал.
— Скажи, самому не противно?
Дядюшка был хмур.
Вот… с чего бы?
Слухи дошли? Так ведь… ну да, переборщили же… это не только Иван признавал. После уж, на утро, протрезвевший Ахромеев просил прощения и обещал, ежели из дому выгонят, замолвить словечко. Правда, перед кем, не уточнял.
— Я… виноват, — за свою жизнь Иван твердо усвоил, что своевременное признание вины избавляет от львиной доли морали, которая сейчас всенепременно выльется на многострадальную и, несмотря на зелье, побаливавшую со вчерашнего голову. — Я… готов принести извинения.
— Принесешь. Вот… — дядюшка подошел ближе, отчего сделалось совсем уж неуютненько, ибо был Павел Кошкин высок, широкоплеч и видом своим порождал слухи, что, дескать, не обошлось в этой вышине с шириною вкупе без инаковой крови. — Вот как окончательно протрезвеешь, так сразу и принесешь.
И подкрепил воспитательный процесс подзатыльником.
— Ай! — воскликнул Иван, причем вполне искренне. — Ты чего?
— Павел! — дверь распахнулась и на пороге, пылая праведным гневом, возникла Софья Никитична. — Что ты себе позволяешь?!
— Я? — князь Кошкин скрестил руки. — Это вы что себе позволяете?! Он… вытворяет невесть что! А ты ему потворствуешь!
— Я? — княгиня сжала было в руке кружевной платочек, потом опомнилась — на сына слезы действовали ничуть не лучше, чем обмороки.
— Ты, матушка. Ты и никто более… сегодня мне вот это… — Кошкин извлек газетенку, которую протянул матушке. — Передал Император…
Иван втянул голову в плечи.
— На Совете… посвященном таким вот олухам…
— Мальчик… просто неудачно пошутил, — сказала Кошкина, беря газету за уголок с видом крайней брезгливости. Нет, статейку она читала и еще возмутилась, что фото поставили на диво неудачное, в нем Ванечка на девицу похож. — Я беседовала с княгиней… она не гневается.
Наоборот. Сказала, что давно её балы не проходили с таким задором.— О да, задора, думаю, хватило…
Кошкин потер шею.
И перевел взгляд с матушки на племянника, а с него на матушку, которая явно задумалась. Прикидывает, чем обернется этакое высочайшее внимание.
Ничем хорошим.
И от двора отказать могут… не то, чтобы ей сильно нужен был двор, но сразу слухи поползут. Сплетни. А то и вовсе смеяться станут. Этого же княгиня Кошкина не могла допустить.
— И что… Его Величество? — поинтересовалась она иным, куда более спокойным тоном. Затем, свернув треклятую газетенку, шлепнула внука по макушке.
— Ай, — сказал Иван не столько от боли, сколько от обиды и удивления. Прежде бабушка не позволяла себе такого.
— Сказал, что такая дурь лечится одним лишь способом…
— В солдаты велел записать? — княгиня схватилась за грудь.
— Бабушка, какие солдаты… — отмахнулся Иван. — Сейчас не девятнадцатый век…
— Именно, — князь в кои-то веки согласился с племянником. — Обойдемся без солдат… так отработаешь.
— Что? — одновременно спросили и княгиня, и Иван. — Как…
— Натуральным образом. Диплом имеется? Имеется…
— Пока нет… обещали выдать…
— После того, как вы делом докажете, что заработали его, — осек князь Кошкин. — Новый указ вышел. Точнее вот-вот выйдет. Отныне любой выпускник высшего магического заведения, закончивший это самое заведение, должен отработать на благо государства, за счет которого он и учился.
— Не солдаты… — выдохнула княгиня с немалым облегчением.
— Но…
— Так что отправишься ты, почти дипломированный маг…
— К-куда?
— В Подкозельск! — сказал дядя, почти припечатав.
— Это… где? — у Ивана от удивления и голова болеть перестала.
— Подмосковье, считай. Ближнее.
— Погоди, это не тот… там до Москвы почти четыре сотни километров! — возмутилась княгиня.
— Ладно, — Павел умел признавать ошибки. — Дальнее… но тебе, можно сказать, повезло.
— А… можно не в Подкозельск? — Иван потер макушку.
— Можно. Есть еще Колыма, Сахалин и земля Франца-Иосифа. Там тоже специалисты твоего профиля нужны.
— А ты прав, дорогой… — произнесла бабушка презадумчиво. — Не такое уж и дальнее Подмосковье выходит…
По сравнению с Колымой, надо полагать.
— Ничего, мой мальчик, — София Никитична вспомнила-таки о платочке и прижала его к левому глазу. — Потерпи немного… неделя или две, а там Его Величество отойдут… я обращусь к его матушке, замолвлю словечко. В конце концов, это была лишь шутка!
— Мама!
— Ай, Павел, тебе ли не знать… вспомни, как ты с приятелями напоил любимого жеребца генерала Сивовского накануне парада… что там за зелье было? Не подскажешь?
— Мама! — князь смутился. Ему казалось, что сия давняя и, что уж тут говорить, непригляданая история забыта.