Эльфы на Диком западе: Убить Большого Билла
Шрифт:
Жестом прогнав уставшего Карантира, Маэдрос занял его место. Перехватил холодную ладонь — и понял, что Куруфин сейчас очень далеко. Его дом души, его оболочка перед ними — жива, но пуста.
— Ешь, — Маглор поднялся следом, неся блюдо со свёрнутыми жёлтыми лепешками. — И вы двое тоже.
— Когда это случилось?
— Здесь. В дороге казалось, все хорошо, — Карантир говорил отрывисто и смотрел в сторону.
— Все лучше, чем могло быть, — сказал Маэдрос твердо, обводя взглядом всех. —
Келегорм приподнялся на соседней лежанке, он раскраснелся от лихорадки, глаза его блестели:
— Мы должны его спасти!
— И сделаем для этого все возможное, — Амрод надавил брату на здоровое плечо своей здоровой рукой. — Лежи, глупец! Ты нам здорово поможешь, если побережешь себя сам!
— Вот и вернулись с победой — и в дом целителей… — снова бросил мрачный Карантир.
— Все могло быть куда хуже, — отозвался Маглор. — Мы могли просто уехать отсюда — и сразиться с тем же отрядом без подготовки, без помощи и в случайном месте.
— Или… Нет? Ты стал провидцем, пока жил в одиночку?
— Нет, я немного узнал людей за это время.
— Теперь ты старший, — Амрод усмехнулся устало и бледно. — И все же снова пошел с нами, хоть и не был согласен.
— Разве я мог не пойти?
И стало тихо-тихо.
Они долго молчали в этой тишине, едва тронутой их дыханием. Горела свеча, отбрасывая их тени на потолок.
— Вот прошло три дня, — сказал в тишине Карантир. — И никто из нас не вспомнил напутствия.
— Слишком занятые дни, — возразил Маэдрос.
— Раньше мы всегда помнили главное, — Карантир повысил голос. — Помнили цель, за которую мы сражаемся!
— Раньше нам было за что биться и за что умирать, — сказал Амрод. — Майтимо, ты уверен, что мы не лжем себе? Может быть, нам вовсе не сказали, зачем мы тут?
Вопрос повис в тяжелом, спертом воздухе маленькой комнаты. Тени на стенах, казалось, приближались — вот-вот укутают их, чтобы отнести назад, туда, откуда они так недавно пришли.
— Курво ведь был прав тогда, спрашивая, зачем это все, — добавил Амрод. — У нас нет цели. Какая бессмыслица — тратить новую жизнь на стычки с разбойниками! Зачем это делать? За что биться и за что умирать, теряя нас одного за другим?
— Значит, и нечего вспоминать! — воскликнул Келегорм, и снова сел — и вновь Амрод с трудом заставил его лечь, надавив рукой на плечо. — Зачем помнить слова наших сторожей? Проживем без их указаний!
— Да лежи ты, чудовище!..
Кувшин с водой тоже стоял на столе, и Маглор жадно выпил несколько глотков прямо из него.
— За что биться и за что умирать… — повторил он, усмехаясь. — Спроси меня, братец, зачем пить, есть и дышать. Зачем слышать, как бьётся свое и чужое сердце… Для жизни мне не нужна причина.
— И для смерти? — усмехнулся бледный Амрод.
—
Я его не отпускал, — отрезал Маэдрос. Сердце билось яростно, как в бою, только сражался он теперь с собственным телом, заставляя его снова и снова отдавать жизненные силы.— А если мы его не вытянем? — голос Карантира сделался сухим и совсем чужим.
— Замолчи! — попытался крикнуть Келегорм,
но голос сорвался. А Карантир повернулся к нему и повторил вопрос:
— Если Курво умрет, тогда — что?
…Посмотри на него, сказала Маэдросу тень и пустота голосом Куруфина.
Курво лежал рядом, совершенно белый, он был уже далеко отсюда, где-то возле порога, от которого не вернуться, и только его голос звучал в голове Маэдроса — но это говорил не Курво.
Запомни его таким, сказала пустота. Он уходит, уже почти ушел, ведь здесь незачем быть и не за что бороться. Это чужой мир, где вас нет, и вы не нужны. Здесь живут и умирают без смысла и цели, всего лишь за добычу, скот и серебро. Здесь напрасно пролилась ваша кровь и прольется еще. Курво понял это первым, а ты его не послушал. Вот, он ушел, чтобы вы отправились следом за ним. Просто не держи его. Не держи других и себя здесь, со свежей открытой раной. Пусть то, что должно случиться, настанет быстрее…
— Я не дам ему уйти, — сказал Маглор, голосом, каким он командовал бы армией или повелевал тучами. — Никому не позволю. Если мы здесь лишь затем, чтобы не дать друг другу снова потеряться, так тому и быть! Что Стражи мира от нас хотят, почему не говорят с нами прямо, не знаю. Но у меня есть свой ответ!
Он обвел их взглядом.
— И потому я должен вернуть Курво. Мне понадобятся все ваши силы. А когда мы это сделаем, вы все дадите мне одно обещание.
— Какое, Старший?
— Держаться… и остаться живыми.
Снова стало тихо, а пустота второй раз отступила, расточаясь по углам.
— Да, — сказал Маэдрос, прорубая тишину насквозь.
Опустившись на лежанку Куруфина — скрипнули доски, зашуршала набивка сеном — Маглор взял в ладони его вторую руку, бессильную и неподвижную. И тихо запел. Голос его не делался громче, но заполнял всю комнату, и казалось — весь дом до самого основания, до красной земли и красного камня под ней. В песню тоже вплелась и неровная, рассеченная красная земля, бесконечная, уходящая за окоем, и сухой ветер, каменная луна и сменившийся звездный узор, и даже жгучий вкус на губах, живой и едкий вкус этого мира. И на этой земле шестерым отчаянно не хватало одного…
Келегорм подхватил песню первым, неровно и задыхаясь. Они совсем отвыкли от этого — петь вместе, пение осталось там, безумно далеко, за грезой, за пролитой кровью сородичей и за проигранной войной, потому голоса поначалу сочетались плохо. Но Маглор подхватывал их все, вплетая непонятно как в свою тихую песню.
Где-то там, в степи, Амрас у чужого костра вскинул голову, чувствуя неладное — и чуть слышно подхватил напев без слов, не слыша его, но догадываясь, что происходит нечто важное и пугающее.