Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Он посмотрел на меня красными от бессонницы глазами, его рыжие ресницы дрожали от обиды.

— Ну и шутки у тебя, бля! — сказал он, хлопнул дверью и уехал на такси в аэропорт имени Кеннеди.

15

Зато с «Марта Винярд» вернулся мистер Давидзон. И, пользуясь окончанием летнего курса в Бизнес-скул Колумбийского университета, тут же лишил Элианну и денег, и ее «шевроле-корвета» — отнял ключи от машины и даже снял с багажника жестяной номерной знак.

Но что остановит влюбленную женщину? Стырив у своей бессловесной матери десятку, Эли без вещей, в чем была, приехала с Лонг-Айленда электричкой на вокзал «Гранд Централ», а оттуда сабвеем — ко мне.

Два дня мы прожили, не выходя из спальни и не отвечая на телефонные звонки. А на третий день Миша открыл дверь своим ключом, сомнамбулой прошел в свою комнату, рухнул, не раздеваясь, на свой матрац и тут же уснул, как вырубился.

Мы не знали, что и думать. Сумки моей при нем не было, рыжая щетина топорщилась на осунувшемся лице, а шумное, с присвистом или, точнее, прихрапом дыхание разносило по комнате густой коньячный запах. Я решил, что, оставив сумку в лапах КГБ, Миша героически вырвался из финских застенков и на радостях пропил все свои деньги в ночных парижских барах. Но будить его было бессмысленно,

я открыл в его комнате окно настежь, и мы с Эли вернулись в мою комнату на мой матрац.

Спустя шесть часов ночная сырость Гудзона вползла сквозь открытое окно в Мишину комнату и разбудила его. Мы услышали, как он протопал на кухню, включил там свет, набрал воду в чайник и поставил его на газовую плиту. Замотавшись в простыни, мы не поленились встать и отправились к нему.

— Ребята, — сказал Миша, — там в холодильнике лежит ваш сыр и хлеб. Можно, я съем?

— Валяй, — сказал я.

А Эли достала из холодильника и хлеб, и сыр, и сосиски, и банку с флоридскими овощами, поставила все на стол.

— Спасибо, — сказал Миша и откусил сырую сосиску. — Ну, слушайте…

Вот его рассказ.

— Ребята, я прилетел в Хельсинки и потом автобусом доехал до этого Сууками. Что вам сказать? Если раньше у меня была ностальгия по России, то теперь ее как рукой сняло! Финляндия — это наша Белоруссия, только чуть почище. А все остальное — почти советское. И дома такие же, и улицы. Ну разве можно сравнить с Америкой?! Я вам говорю: я летел обратно, в Нью-Йорк, как домой, как на родину! Да, короче. Приезжаю в это Сууками — городишко так себе, как в Карпатах. Спрашиваю на своем английском, где тут отель «Норд». Показали. В центре — трехэтажный отель, перед ним площадь. А уже, между прочим, пять вечера. Вхожу в отель, снимаю номер. Знаете, там, как видят американские документы, сразу все — пожалуйста! Снял номер, спустился в ресторан и сел в углу, у окна. Через полчаса вижу: пришли два автобуса, остановились у отеля и из дверей — наши, родные, советские, по одежде узнать можно! А в соседнем зале ресторана — там, знаете, два зала ресторанных, в одном я сидел, а второй в глубине, как бы банкетный — так вот, в этом втором зале, я вижу, официанты ужин накрывают эдак человек на шестьдесят. Ну, ясное дело, для советских туристов. И пред-ставляете — тут я вижу свою Галю! Идет из автобуса и украдкой по сторонам поглядывает. Прошла в отель. Я сижу, не двигаюсь. А у самого сердце так и колотит, так и колотит! Минут через десять потянулись они ужинать. Я сижу, газетой прикрылся. Меня же в Минске каждая собака знает. Любой из этих туристов мог меня узнать и стукнуть руководителю делегации… И вот вижу: Галя входит с какими-то девчонками со своей ткацкой фабрики. Увидела меня, мы на миг глазами встретились, но она тут же глаза опустила и вместе со всеми — прямиком в соседний зал. А я снова сижу, курю — нервы, сами понимаете, чечетку пляшут. Тут подходит официант, финн, не мой официант, а из того зала, соседнего, но идет прямо ко мне и говорит на чистом русском языке: «Это я вам звонил в Нью-Йорк. По Галиной просьбе, конечно. В каком вы номере?» «В тридцать втором», — говорю. «Идите в свой номер и ждите, она к вам зайдет через полчаса. Теперь самое главное: у нас в стране ей нельзя просить политическое убежище, выдадут русским. Автобусы и поезда вам тоже не подходят — ее через полчаса начнут искать повсюду. Берите такси — вот, на площади, и через всю страну гоните на север, на паром в Швецию. Там, на пароме, документы не проверяют. Все. Счастливо!» Представляете?! Все сказал точь-в-точь, как тебе, Вад, сказали в Вашингтоне. Но я все равно не понимал, почему она доверилась официанту. А вдруг он на КГБ работает и они нас нарочно провоцируют? Ну ладно, двум смертям не бывать, а одной не миновать! Иду в свой номер, сижу курю, жду. Дверь приоткрыта. И вбегает моя Галечка! И бросается меня целовать — в глаза, в губы, в щеки, снова в глаза! Как в лихорадке! А потом просит: «Мишенька, не надо никуда бежать, поедем, Мишенька, домой, в Россию! Ну, пожалуйста!»… Представляете? Чтобы я в Россию вернулся! Для этого я летел в Финляндию! Хорошо, говорю я. Сейчас мы с тобой поедем. Домой поедем, в Америку. Через Швецию. Значит, так, говорю, слушай меня внимательно. Я выхожу из отеля. Один. Напротив отеля, на площади, стоит такси. Я сажусь в такси. Через две минуты выходишь ты и садишься в это же такси. Все. Если ты не выйдешь, ты меня больше никогда не увидишь! Ясно?

— Ладно, — говорит. — Мишенька, я только за чемоданом сбегаю в свой номер.

— Никаких чемоданов! — говорю. — Ты с ума сошла?! С чемоданом они тебя сразу прихватят! Вот в чем ты есть, в том и выходи. Все.

— Но у меня там вещи, одежда!

— Дурочка! Я тебе в Америке пять таких чемоданов куплю. Все. Я пошел. Я тебя жду!

Поцеловал ее и вышел с твоей сумкой. У самого поджилки трясутся: пойдет ли за мной? Прошел через площадь, сел в такси, жду. Таксист спрашивает что-то по-фински, а я ему по-английски «вейт», ждите. А сам смотрю через стекло на дверь отеля — выйдет или не выйдет? Минута проходит, две, у меня мурашки по коже. Вышла. В одном платье и сапожках. И через площадь идет к такси. Знаешь, я эти ее пятьдесят шагов никогда не забуду! Я их считал, клянусь… Ну вот, села в такси, захлопнула дверцу. Я сделал выдох и говорю водителю: North! Sweeden! Мол, на север, на паром в Швецию. Он завел свой «мерседес», и мы поехали! Если они ее и искали, то откуда им знать, что у нее есть деньги на такси через всю страну с юга на север проехать?! Ну, она отплакалась у меня на груди, нацеловались мы с ней, и она рассказывает: «Мишенька, я уже думала — все, не увижу тебя! Десять дней, как в бреду, езжу по этой Финляндии, а Финляндии не вижу. От своих отойти не могу — в одиночку никуда не пускают, даже к телефону-автомату подойти нельзя, спросят: «Кому звонишь?» А кроме того, тут телефоны совсем не такие, как в СССР. Как ими пользоваться, не знаю, и спросить не у кого… Вчера в это Сууками приехали, что делать — не знаю, полтора дня до отъезда осталось, они ведь завтра утром в Союз уезжают, прямо автобусом через Выборг. И тут смотрю — официант по-русски разговаривает. Ну, думаю, кагэбэшник. Но он так шутит антисоветски, знаешь, все время подначивает, особенно когда наши жлобы со стола все к себе в сумки сметали. Он же видит, а еще им с кухни приносит — издевается. Ну я и решилась — сделала вид, что чай допиваю, последняя осталась за столиком и говорю ему, когда все наши ушли: «Вы можете в Нью-Йорк позвонить за мой счет?» И знаешь: он сразу все понял! «Жених?» — говорит. И, представляешь, даже не взял денег за этот телефонный звонок. «Если, — говорит, — сбежишь к нему, я к тебе в Нью-Йорк в гости приеду». А я даже не знаю, как его зовут…» Короче, ребята, в час ночи мы с ней приехали к парому. Купил я билеты в кассе, стоим мы на причале и наблюдаем: проверяют у пассажиров документы или не проверяют? Если бы проверяли, значит, все — ее ищут. Но там, представляете, ни пограничников, ни полиции! Граница между государствами называется! Идем на посадку самыми последними, показываем билеты и проходим на паром. Какой-то

полицейский прошел по палубе — я холодным потом покрылся. Но отплыли, наконец! Как мы эту ночь провели, не могу рассказать! Она то плачет, то смеется, то мы целуемся, то говорим без умолку — никак нервы не отходят! В шесть утра мы выходим в Стокгольме. И тоже никто документы не проверяет. Европа! До девяти гуляли по городу, кофе пили — я вам скажу, с американскими долларами везде все открыто, это просто счастье американцем быть, клянусь! Сразу себя гражданином мира чувствуешь! В девять утра садимся в такси, я говорю шоферу: «Американ эмбаси!» Приехали в американское посольство и пошли сдаваться, то есть просить для Гали политическое убежище в США. А там говорят: мы тут американское политическое убежище не даем, дуйте, ребята, в шведскую полицию, и пусть Галя у Швеции просит политическое убежище. Зря, говорят, вы два часа по городу болтались, мало ли, говорят, на кого могли напороться, тут гэбни больше, чем в вашем Минске. Потом позвонили куда-то, дали нам адрес полиции, и мы на такси — туда. А там мне говорят: поскольку ваша невеста сбежала от советского режима и просит у нашего правительства политическое убежище, то она теперь в Швеции находится легально. А поскольку у вас, господин Кацман, нет шведской визы, то вы в нашей стране нелегально! И в двадцать четыре часа должны покинуть Швецию, иначе будете арестованы! А после того, как так строго предупредили, сразу стали улыбаться, пожали мне руку, поздравили, что я невесту под носом у КГБ украл. И тут же отправили нас в отель — с понятием все-таки оказались шведские менты. Ну, и мы с ней, конечно, как пришли в отель — сразу в постель. Но сна, конечно, ни в одном глазу, сами понимаете — дорвались друг до друга через железный занавес! Я думаю, там, в отеле, стены шатались от нашей любви. Но шведы народ все-таки выдержанный: когда мы с ней в перерывах выходили из отеля на улицу, швейцары нам только кланялись и улыбались: «Конгратюлэйшен!» Ага! Шведы — невозмутимая нация. Ну а я в этих перерывах водил свою Галочку по Стокгольму — все показывал и рассказывал, как на Западе жить, как телефоном пользоваться, как то спросить, это. И купил ей все, что нужно на первое время. А после каждого часа прогулки мы снова в отель, и, сами можете представить, на шведских простынях, в шведском отеле, я, Кацман из Минска, любил свою Галечку так, что весь Стокгольм слышал… А назавтра оставил ей денег и сумку твою, а сам — опять на паром, в Финляндию. Еду по Финляндии в Хельсинкский аэропорт и дрожу — черт их знает, а вдруг мои фотографии уже у всей здешней полиции? И только когда поднялся на американский «Боинг» и сел в кресло — всё, отпустило. Ну, думаю, дома! Отсюда меня уже никакое КГБ не утащит! А тут стюардесса дринки разносит, выпивку. Я ей говорю: «Бренди, плииз». И она приносит — ну, наперсток, тридцать грамм. «Но, — говорю, — гив ми тзе фул глас оф бренди!». Тут она тащит полный стакан бренди и смотрит, что я буду с ним делать. А я ничего — выпил залпом, одним глотком. Утерся кулаком, и, знаете, легче стало, уснул сразу, все-таки я трое суток не спал. Проснулся над аэропортом Кеннеди — даже не знаю, садились мы по дороге на дозаправку или не садились. Увидел сверху Нью-Йорк — ну, как дом родной, клянусь, дороже Минска. У нас, вообще, есть что выпить?

Я повернулся к Эли:

— Теперь ты понимаешь, почему провалилась ваша операция «Орлиный коготь»?

Элианна, конечно, знала, что за операцию я имею в виду, вся Америка знала об этом позоре. 24 апреля 1980 года восемь вертолетов с американскими десантниками и в сопровождении боевых самолетов вылетели из Египта в Иран, чтобы отбить и спасти 52 заложника из посольства США в Тегеране. Но два вертолета сломались в пути над пустыней, еще один потерялся в песчаной буре, и американский десант не долетел до Тегерана и не освободил пленных американцев.

Эли в недоумении захлопала ресницами:

— Why? Почему?

— Очень просто, — объявил я. — Операция «Орлиный коготь» закончилась полным провалом потому, что не было с ними Миши Кацмана — простого русского эмигранта.

Забегая вперед, скажу, что спустя три месяца прилетела к Мише его возлюбленная Галя. Из Швеции. И Миша встречал ее в аэропорту имени Джона Кеннеди на своей новой машине, как и обещал мне в первый вечер нашего знакомства. А еще через полгода эмигрировали из СССР Мишины родители. И в том же аэропорту имени Кеннеди Мишина мама, выйдя из самолета, сказала сыну: «Зачем тебе нужна была эта гойка? Даже из минского КГБ приходил к нам уполномоченный и удивлялся: неужели ты не мог в Америке найти себе еврейскую невесту?»

16

Но вернемся к нашему радио WWCS. Как только Миша вернулся из Финляндии, я пришел в кабинет Палмера и Карганова и поставил вопрос ребром. Я сказал:

— Ребята, вот уже пять месяцев, как я работаю на вас без всякой зарплаты! И Элианна работает без зарплаты!..

Продолжить я не успел, потому что умник Карганов перебил:

— Но вы же знаете, Вадим: как только мы начнем вещание, все будут получать зарплату — и вы, и Элианна, и Чурайс, и все остальные.

Но после встречи с Аркадием Львовым и черным грабителем я был настроен непримиримо:

— Нет, так не пойдет! Вещание начнется месяца через три. Вы еще даже не получили тайваньские радиоприемники. А жить мне нужно сегодня.

Действительно, месяц назад Палмер слетал на Тайвань и за двадцать тысяч долларов заказал там десять тысяч приемников, способных принимать закодированный сигнал радиотранслятора компании WBIA. Эти двадцать тысяч, плюс три тысячи его поездка, плюс доставка этих приемников по морю и какие-то гроши развезти их нашим клиентам по Брайтону и Квинсу — на круг выходило «аж» три доллара за приемник. А подписчики уже уплатили за них по 40 баксов…

— Приемники придут через две недели, — небрежно щелкнув пальцами, сказал Палмер. — И студия почти готова. А у вас готовы первые передачи?

Я вызывающе усмехнулся:

— Марик, не морочьте голову! Вы прекрасно знаете: у меня передач уже на месяц вперед! Мы даже сделали «Театр у микрофона» по «Раковому корпусу»!

У меня и вправду была записана уже уйма радиопередач — «Деловые консультации», «Легкий английский», «Мелодии мира», «Сказки для самых маленьких», «Ваши любимые песни», «Еврейские праздники» и т. п. И все это совершенно даром, потому что московские артисты — Борис Сичкин, он же Буба Касторский из фильма «Неуловимые мстители», и другие не столь знаменитые, но не менее талантливые — явочным порядком устроили у нас в редакции свой клуб и, отработав днем в такси или лифтерами, дорывались по вечерам до микрофонов и с удовольствием разыгрывали и детские сказки, и еврейскую историю по книге Германа Вука «Это Б-г мой», и «Раковый корпус» Александра Солженицына.

— Короче, так, господа! — заявил я. — Вы мне обещали зарплату тридцать тысяч долларов в первый год и сорок во второй. А заплатили ноль. Но мы с Элианной больше не можем жить на матраце и делить квартиру с Мишей Кацманом. Поэтому или мы получаем зарплату, или я ухожу работать в такси.

Палмер и Карганов переглянулись.

— Кажется, мы получили ультиматум, — недобро сказал Карганов, намекая, что в Америке хозяева бизнеса увольняют любого служащего, заявившего свои требования в такой ультимативной форме.

Поделиться с друзьями: