Эликсир жизни

С дюжиной товарищей-матросов Иван воевал на бронепоезде «Смерть Каледину!», а потом партизанил в тылу Колчака. Дважды бежал из плена.

Один раз было так. Сводный брат из соседней деревни выдал его колчаковцам. Ивана и его друга Горского пытали. Рвали рот и ногти. Мучили просто так, для утехи. А потом, ближе к ночи, повезли в санях к лесу на расстрел. Колчаковцы по дороге пили водку и складывали пустые бутылки в сани. Ночь была звездная, морозная. Когда приехали, белые развязали друзей и приказали раздеться. Иван и Горский скинули на снег одежду и сапоги. На теле остались только тельняшка и кальсоны. Колчаковцы приказали положить всё снятое в сани. Иван и Горский положили одежду в сани и схватили оттуда бутылки. С криком «ложись! гранаты!» швырнули бутылки в пьяных колчаковцев. Те с испугу попадали в снег, а друзья рванули в лес что было силы. Вслед раздались выстрелы, но ни одна пуля их не задела. Друзья босиком прибежали в другую деревню, к Наталье Ивановне. В этой деревне колчаковцев в тот момент не было. Какой бы выдуманной ни казалась эта история, в ней всё правда.

Когда народ победил, то турнул нахлебников и их прихлебателей из страны, а они стали в эмиграции лить слезы: «Ах, Россия! Ах, любимый русский народ!». Лицемеры. Поделом вам. Конечно, каждого по отдельности жаль: ведь люди. Но всех скопом – нисколько не жаль: ведь класс паразитов.

Бабушка часто рассказывала мне об Иване Евгеньевиче, о революции, показывала побелевшие фотографии. На этих фотографиях меня поражали лица: серьезные, мужественные, прекрасные, устремленные в будущее.

Конечно, не всегда нужно доверять внешности. Приведу пример: фильм «Чапаев» – легенда, придуманная для будущего. Это – почти единственное хорошее, что досталось нам от гражданской войны. В детстве я смотрел фильм много раз, на одном дыхании, переживал, восхищался мужественным обликом легендарного комбрига. А нынче понимаю, что на самом-то деле он – придурок с саблей. Ведет себя как хам. Кичится своей славой. Пренебрежительно относится к интеллигенции, причем, ясно осознавая, что сам недоучка. Похваляется, что смог бы командовать всеми вооруженными силами Республики, хотя не имеет военного образования. Беспочвенно обвиняет комиссара в желании примазаться. В припадке ярости рвет на себе рубаху и бросает табуретку об пол (как говорится, разъяренный слон в шахматы не играет). Громко поет песню, не обращая внимания на спящего ординарца, а потом грубо кричит ему «да спи ты, черт!». Безжалостно расстреливает струсивших солдат, без суда и следствия. Учит подчиненных «правильной» тактике боя, а сам эту тактику грубо нарушает. Короче говоря, ведет себя как бандит-анархист (анархисты – головорезы, отрицающие власть, потому что она им не досталась). Не знаю, каков был реальный Чапаев (книга Фурманова не документ), но его художественный образ при логическом анализе производит тягостное впечатление и теперь уже не вызывает симпатии. И всё же. И всё же… Когда смотрю кадры чапаевской конной атаки, то чувствую в крови адреналин. Когда слушаю призыв Чапаева к солдатам, то начинаю понимать, что такое «железные батальоны пролетариата»; именно такие слова сделали революцию, ибо от них мурашки по спине, счастье в сердце, шаг чеканный, жизнь копейка.

Чапаев, Петька и Анка отважны и обаятельны. Обаяние и смелость – два великих качества неординарных натур. Смелый покоряет любые горы (боязливый покоряется малой кочке). К смелому победа приходит сама. Сплав обаяния и отваги – таково основное свойство большинства героев шедевров мировой литературы и кино, начиная от д’Артаньяна и кончая Остапом Бендером. Для них доброта и порядочность – качества излишние. Эти качества, к сожалению, не обязательны и в жизни. (Кстати, среди так называемых «порядочных людей» встречаются зачастую порядочные мерзавцы).

Впрочем, я отвлекся. Иван Евгеньевич много белых порубал и пострелял. Он был яростный борец за советскую власть. По духу – типичный революционер. Революционер – человек, борющийся против людей за свободу идей.

После гражданской войны Иван Евгеньевич служил в ОГПУ. Ненавидел «контру», вследствие чего у него были постоянные стычки с Натальей Ивановной, пытающейся защитить всех и вся. «Да ить разве ж можно так с людьми-то: в ссылку и тюрьму, однако!?», – возмущенно говорила она мужу. Он морщился и, кривя порванный рот, зло отвечал: «А они как с нами?! Давить их, гадов, надо всех до последнего. Их бы не на лесоповал, а сразу к стенке!». Наталья Ивановна пророчески предрекала: «Вот сейчас вы, коммуняки, у них всё отбираете, сажаете и убиваете, а опосля их дети будут то же самое-то делать с вашими, однако». Сбылось, однако…

В 1937-м Ивана Евгеньевича арестовали. Его должны были отправить по железной дороге в Свердловск и там расстрелять как врага народа. Наталья Ивановна собрала всех пятерых детей и поехала в станционный поселок. Рано утром двое конвоиров вывели Ивана Евгеньевича из амбара, где он сидел под замком. Жена и дети бросились к нему со слезами, облепили со всех сторон. Конвой пытался их оттащить, но не смог справиться: двум старшим пацанам было уже 13–15 лет, да и Наталья Ивановна была крепкая баба. Один из конвоиров для острастки выстрелил из винтовки в воздух. Жена и дети обхватили Ивана Евгеньевича еще крепче. Конвоиры растерялись. Им было как-то неловко. Да и жаль семью. «Черт с вами! Проваливайте!», – вдруг крикнул один конвоир и отвернулся. Второй тоже смущенно смотрел в сторону. Так Наталья Ивановна с детьми отбила мужа. Она привезла его в деревню и спрятала у соседей. А потом поехала в НКВД к начальству. На счастье начальником оказался один из бывших партизан – тот самый Горский, с которым ее муж удрал однажды от колчаковцев. Горский хорошо помнил Ивана Евгеньевича по гражданской войне и закрыл дело. Иван Евгеньевич перешел на работу на лесозаготовки. Вечерами он задумчиво бродил по избе, мрачно напевая «Плещут холодные волны».

Школьные зигзаги

Учителя – ломовые лошади просвещения. В советской школе при всех ее недостатках большинство учителей относилось к делу с полной самоотдачей. А какие замечательные были учебники по математике, физике, органической химии! А по истории средних веков! (кстати, каждый наступающий век принято называть просвещенным, а прошедшие века – средневековьем). В этих учебниках всё было просто и понятно, без лишних заумностей. Нынешние же учебники вызывают у школьников тоску и аллергию. Причем, в учебниках истории сейчас описывается преимущественно не то что было, а то что хотелось бы. С другой стороны, историк не может не быть поэтом и фантазером; в противном случае он станет смакователем человеческой мерзости. История представляет собой не более чем сборник пристойных анекдотов.

В наш суетный XXI-й век бедняги педагоги на уроках отдыхают, чтобы по вечерам оставались силы на репетиторство, а замученные школьники вынуждены учиться дважды в день. Как можно помочь российской школе? Элементарно. Хотя бы на месяц посадить правительство и депутатов на учительскую зарплату. А еще лучше – выдавать им зарплату почетными грамотами. К сожалению, во все времена правительство кормит сытых…

Учитель от чистого сердца вываливает на ученика весь груз своего невежества. Нет бездарных учеников, но бывают бездарные учителя. В 1-м классе моя первая учительница, престарелая дурында в калошах, пыталась добиться, чтобы я выводил в тетрадке палочки и закорючки и чтобы вместе с классом дружно повторял буквы «а» и «б». Я не хотел этого делать, ведь в 7 лет свободно читал и писал. Учительница была не в курсе. На уроках мне было скучно, поэтому я шалил и резвился. Дурында скрипучим голосом озвучивала цифры и буквы, долдонила на уроках одно и то же, ходила между партами с линейкой в руках и больно ударяла нерадивых по рукам. Если учитель не вооружен современными знаниями, ему ничего не остается, как вооружиться старорежимными розгами.

Двойки у ученика возникают либо из-за неумения учителя объяснить, либо из-за нежелания ученика понять; в первом случае исправить ситуацию может другой учитель, а во втором – родительский ремень. Дурында была уверена, что в моем лице она имеет дело именно со вторым. Она вызвала в школу мою мать и начала объяснять, какой Никишин никчемный ученик, оболтус, и что пора применить радикальные родительские средства воспитания. Когда они вдвоем вышли из здания школы, я как раз носился по школьному двору, перескакивая через цветочные клумбы и с разгону запрыгивая на забор. Они подозвали меня. Я стремглав прибежал – веселый, подвижный и легкомысленный, как Буратино. Мать в сердцах отвесила мне подзатыльник. Это было впервые в жизни и потому неожиданно. Я тогда еще не знал, что подзатыльник – традиционный способ передачи информации от поколения к поколению. От подзатыльника мозги не заклинит. Я не обиделся, потер затылок и улыбнулся: «Мам, ты чего?!». «Кеша, почему ты не выполняешь задания?!», – крикнула она. Можно сказать так: мать не орет – дитя не разумеет. Учительница вставила шпильку: «Все ребята в классе уже выучили алфавит, а Ваш сын нет». «Как это – не знает алфавит?! – изумилась мать, – он ведь знал его еще в шесть лет, когда прочитал и выучил наизусть „Бородино“». У дурынды от изумления отвисла челюсть.

Во втором классе у меня была другая учительница и другая школа, так как отца перевели на Черноморскую военную базу. Эта учительница тоже была старенькая, но совсем не походила на дурынду. Самое главное, чему она учила детей на уроках, это ответственности. Она не нравоучала, а обучала, и поэтому учиться было радостно. Дети лепят из пластилина добрых человечков; так же должен поступать с детьми учитель. Так поступала она. Проучился я у нее всего год, так как отца снова перевели в другой город. У нее и у других учителей я учился на пятерки. До 7-го класса был отличник, чему мать несказанно радовалась. Она гордилась мной до неприличия. Все знакомые были уверены, что ее старший ребенок – гений, пуп вселенной. Слава богу, мать создавала такой имидж только для других, а мне объясняла, что я придурок. Если же вы хотите испортить ребенку жизнь, убедите его, что он гений. Почувствовав себя гением и не повзрослев до седин, он станет клиентом психиатра. Вообще-то между любым ребенком и гением есть некоторое сходство: до поры до времени их никто не воспринимает всерьез.

В старших классах, когда у меня появились четверки и даже тройки, мать продолжала делать вид перед другими, что ее сын отличник. Когда после школы я не поступил в МГУ, она не смогла смириться с этим фактом и упорно говорила всей родне и знакомым, что Викентий поступил. Остановить ее в этой глупой выдумке было невозможно.

Учитель. Он из лучших чувств заводит блуждающего не на ту дорогу. Педагог обязан превратить одно заблуждение в 30. Как это ни грустно, в школе детям часто прививают не столько любовь к знаниям, сколько привычку к верхоглядству и обману. Школа это место, где взрослые приучают детей бояться сказать «не знаю». Сказал честно «не знаю» – получи пару! Соврал, списал или зазубрил – молодец, получи пятерку! Юность, столкнувшись с ложью, становится зрелостью и начинает лгать сама.

Врать я не умел, списывать не хотел, а зубрить считал ниже своего достоинства. В старших классах учился неровно. Математичка спрашивала: «Никишин, почему ты не стараешься? Некоторые решения задачек у тебя оригинальны, а некоторые – полная чушь. Почему так?». Учительница по русскому языку тоже удивлялась: «Викентий! Как ты умудряешься писать грамотно, не зная правил?».

А я увлекался космосом. В старших классах был победителем городской олимпиады по астрономии. И даже стал призером Всесоюзной космической олимпиады; меня вызвали в Москву, показали по телевидению. Так в 16 лет я стал знаменитым. И даже географичка, ставившая мне тройки, стала ставить пятерки.