Эликсир жизни

– Очень обоснованный рисунок, – сказала она авторитетно. – Что сверху, что снизу – всё равно по этим цветам приходишь в нужное место…

* * *

Лучший мужчина пляжного крыла, женатый человек Арсений Николаевич ждал меня на условленном месте. Его было видно издалека – белые брюки, белые туфли, белая тенниска и элегантная поза у перил набережной.

Меня тоже было видно издалека – моё белое платье и мои выгоревшие клубящиеся волосы и моё, черт возьми, независимое настроение, отзывающееся в перестуке каблучков.

Я подходила, улыбаясь, он благожелательно смотрел на меня, и было видно, что он оценил и платье, и причёску, и туфли, и походку, и всё остальное, что положено.

– Это хорошо, что вы пришли без цветов, – тактично начала я светскую беседу, подойдя.

Он не смутился.

– Я как раз думал о цветах, – сказал он. – Но… в последний момент представил вас хорошенько и решил…

– Совершенно правильно решили, – сказала я. – Мне бы их некуда было деть, если я бы собралась идти босиком или кидать камешки в море. Или я забыла бы их на скамейке, а потом не спала бы ночами от переживаний. Спасибо, что вы так хорошо во мне разобрались. Ну их на фиг, эти цветы…

– Я рад, что не ошибся в вас, – засмеялся он.

Я тоже засмеялась. Он нравился мне. У него было мягкое интеллигентное лицо, он был со вкусом одет, и был такого роста, который я люблю у мужчин. И он был хорошо воспитан – было видно, что он не будет в чужих подъездах лапать ручищами малознакомых девушек и стаскивать у них с плеч зубами новые продуманные сарафаны цвета неба Испании.

В принципе, я должна была быть счастлива. Вечер был прекрасный. У меня был исключительно интересный и приятный спутник. И я очень старалась соответствовать.

Только почему–то всё время вспоминала другого. И этого другого, лохматого, в выгоревшей малиновой майке, всё время приходилось отгонять, чтобы он не мешал красивой прогулке. А он не отгонялся, не исчезал, смотрел потрясёнными глазами и трогал губами мои волосы. Хотя я знала, что это – просто ветер…

В общем, неожиданно для себя я оказалась перед сложной задачей: мне нужно было гонять фантомов и одновременно оставаться прекрасной, приличной и мелодичной. И справлялась я, честно говоря, с трудом.

Входить в корчму нужно было по узенькой, винтовой лестнице, стиснутой фальшивыми каменьями. Каменья озарялись электрическими свечками. Свечки были красные, между ними, кое–как сваренные из железа, висели жуткого вида рожи с рогами. Вход в подземелье замка. Лохматый фантом опять было выдвинулся из стены, взглянул грустными глазами, я стиснула зубы, ткнула его локтем и прогнала обратно в стену.

Мы вошли в зал, я огляделась. Действительность была прочно занавешена табачным дымом. По стенам висели рыбацкие сети, в углу красовались бухты свёрнутых морских канатов, на канатах сидела местная хиппообразная молодёжь, играла в какую–то игру с громкими хлопками и ржала. Мне захотелось к ним.

Интимно–тихо звучала музыка. Бармен был молодой, мощный, бородатый, имел индивидуальный вентилятор. Он прямо факирствовал среди своего сверкающего оснащения, и я, вместо того, чтобы усесться за столиком, как положено приличной даме, и ждать кавалера с угощением, прилипла к стойке и, тараща глаза, завороженно просозерцала весь процесс изготовления наших коктейлей.

Наконец, мы уселись и посмотрели друг на друга сквозь дым. Милка дома жестоко проинструктировала меня, как следует себя вести с приличными мужчинами, поэтому, очутившись за столом, я спохватилась и изо всех сил начала стараться.

Я не прыгала на стуле, не вертела головой по сторонам, не разваливалась на столе локтями, не фыркала на весь зал, не стреляла глазами и практически совершенно не иронизировала, а была внимательной, вежливой, мило улыбалась и с готовностью поддерживала приличную светскую беседу. То есть, выглядела, на мой взгляд, исключительно скучно и занудно.

Мы заговорили об образовании, и я рассказала про московский Университет, в котором училась целых два года, пока не перешла в историко–архивный. И мы поговорили о методах современного обучения и о проблемах молодых специалистов.

Мы заговорили о кинематографе, и я рассказала, как смотрела «Сталкера» в панорамном кинотеатре. И мы поговорили о «Собачьем сердце» и о «Городе зеро».

Мы заговорили о музыке, и я рассказала о том, как брат ходил на концерт «Скорпионов», и как тамошние фанаты обводили фломастерами на своих джинсах следы свечей, сожжённых во время слушания прославленных хитов. И мы поговорили о современных музыкальных направлениях и о том, что Москва готовится к первому рок–фестивалю.

Мы заговорили о литературе, и я опять рассказала что–то исключительно интересное и в высшей степени столичное.

Периодически от канатов к нам прибредали патлатые, бородатые, ободранные битники в хайратниках на головах и с черепами на шеях и звали на танец. Мне до смерти хотелось сходить с ними сплясать и попросить померить хайратник или хотя бы череп, но я терпеливо вздыхала, вежливо отказывала и держалась насмерть.

Иногда я красиво и многозначительно задумывалась – ну, во всяком случае, мне так казалось. На самом деле я соображала, как буду выкручиваться, когда мой организм, не выносящий спиртных напитков, особенно смешанных, начнёт бунтовать.

В общем, время проходило исключительно красиво и светски. Мы делились впечатлениями, обменивались интеллигентными улыбками и изредка говорили о высоких материях.

К моему ужасу коктейль был мною незаметно допит весь. И последствия незамедлительно начали сказываться: в голове моей зашумело, а в сердце начала расцветать отвага.

Вот о чём Милка забыла меня предупредить – чтобы я не вздумала пить коктейли. И я тоже забыла. Но было поздно.

Мы вышли из корчмы на набережную. Свежий ветер, пахнущий морем, обвеял мою пьяную голову и прояснил чувства.

Коктейль настроил меня на романтическую волну. Я глубоко вздохнула, остановилась, хорошенько утвердилась на земле, и, глядя на своего блестящего интеллигентного спутника, отчётливо произнесла:

– Я не буду вашей любовницей.

На воспитанных людей прямое откровение действует ошеломляюще. Арсений Николаевич споткнулся и слегка закашлялся. Мы пошли потише. Море шумело красиво. Вообще всё было исключительно красиво: чёрное небо, чёрное море, освещённая набережная, он – в белом, она – тоже в белом. Я отметила это, изо всех сил стараясь не качаться.