Елка. Из школы с любовью, или Дневник учительницы

Занятия закончились, но никто не появлялся. Уже начала заводиться: неужели сбежали? Негодники! Или что-то случилось? А если все-таки просто струсили? И что тогда делать?

Оказалось, задержали на географии.

Пришли, сели. Вроде тихие, смирные, а глаза подняли: ну и что дальше?

У меня к ним свои вопросы: почему и кто? Начала с первого: с какой стати?

Потому что грубая? Сами довели.

Потому что нервная? Смотри выше.

Спрашивает строго? Вам же на пользу.

Все молчали. Впали в анабиоз. Мой нервный монолог уже готовился взять октавой выше и стать заурядной истеричной нотацией, какие мне не раз приходилось слышать. Но, на секунду остановившись, хоть и была на взводе, поняла вдруг ясно и четко: раз ступив на эту укатанную до зеркального блеска торную дорогу, вряд ли уже смогу с нее свернуть. И еще: что тут же попаду в один разряд с биологичкой. В отряд зябликовых.

Требовалось срочно что-то предпринять. Налицо случай, когда молчание означало не знак согласия, а как раз наоборот.

— Не хотите говорить о Зое Борисовне, поговорим обо мне. Представьте, что теперь биологию у вас веду я.

Неожиданный поворот сработал: класс сразу подобрался, ожил, в глазах появился интерес. Вот теперь можно и поговорить.

— Но с Зоей Борисовной у меня много общего: училась в институте, потом много лет работала в школе. Имею большой стаж, а значит, опыт. Выпустила сотни учеников. Мне нравится мой предмет, и я стараюсь передать вам то, что знаю сама. Да, иногда срываюсь, поскольку некоторые недалекие ученики мешают мне работать. А теперь повторяю вопрос: и что вас не устраивает?

Рубин с Хохловым переглянулись:

— Елена Константиновна, вопрос к вам как к биологу: вот у человека тридцать два зуба, а у птиц сколько?

Сама напросилась. И попробуй не ответь… Судорожно закопошилась в маленьком и почти пустом чуланчике, хранящем мои скудные зоологические познания.

— Если не ошибаюсь, — начала я осторожно, — у них клювы…

— Вот! — обрадованно подхватил Хохлов. — Даже вы знаете! А ее послушать, у птиц за клювами зубы растут не хуже, чем у акулы! Вроде не настолько старая, чтобы птеродактилей застать.

Класс весело хохотнул. И посыпалось:

— Не знает, что у насекомых есть сердце! Думает, они твари бессердечные!

— …и что у человека правое легкое больше левого!

— …про солнечных медведей даже не слышала!

— По-моему, вы слишком категоричны. Учитель не может всего знать, — попыталась я сгладить ситуацию. И спохватилась: — Кстати, в учебнике про это написано?

С последним сглупила, конечно. И сразу попалась на свой же крючок.

— А что, учителю только учебник знать положено? — искренне удивилась Яковлева.

— Нет, конечно, — как выкрутиться из неловкой ситуации я не знала, поэтому поехала по старым рельсам: — Но, повторяю, все знать невозможно…

— А мы все и не требуем! — Хохлова понесло. — Но как, скажите, жить дальше, если мы про медведей — и не каких-нибудь, солнечных! — ничего не знаем? И никто не хочет рассказать!

Он хитро ухмыльнулся:

— Может, вы, Елена Константиновна, просветите?

Разговор грозил закончиться балаганом, в котором в лучшем случае вдоволь потешатся над биологичкой, а в худшем — и надо мной тоже.

— Приятно видеть у тебя, Хохлов, столь безмерную тягу к знаниям. Но хочу напомнить, что самообразование никто не отменял.

Хохлов театрально вздохнул:

— Понятно… Значит, и вы не объясните…

— А самообразование и для Зяблика никто не отменял, — ловко подловил меня Рубин на второй крючок.

— Не Зяблик, а Зоя Борисовна. Не груби, — одернула я автоматически.

Больше сказать было нечего.

Опять я ничего не добилась. Опять жди сорванных уроков, истерик, требований прекратить безобразие, наладить дисциплину, вызвать родителей, а потом хмыканья в спину: «Молодая… первый год… какой с нее спрос…»

Они ведь ее специально вопросами грузят, чтобы посмеяться. Но как ей об этом сказать? Подойти и брякнуть: лучше готовьтесь к урокам, тогда будет и уважение, и дисциплина? Нет уж, увольте. У нас разница лет в двадцать, меня саму еще учить и учить. И Мадам не подключишь, дело слишком щепетильное, чтобы пускать через третьи руки.

«Даже вы…» Просто повезло, не успела ляпнуть. Да-а-а, дорогая, пора подтягивать общий уровень, а то ведь чучел у них и на тебя хватит.

10 ноября

Вечером просмотрела энциклопедии. Оказывается, солнечные медведи действительно есть. А я думала, насочиняли. Вообще-то на самом деле они малайские, но на груди у мишек желтое пятно, и некто с очень богатым воображением разглядел в нем восход солнца. Из медведей они самые мелкие и называются красиво, но обольщаться не стоит: они самые агрессивные, и желтая клякса на шкуре вполне может стать последним увиденным в жизни рассветом.

Про легкие тоже верно. Копаясь в анатомическом разделе, сделала неожиданное открытие про наши почки (хотя подозреваю, должна была сделать его еще лет семь-восемь назад, когда сама училась в школе). Оказывается, за сутки они перекачивают 150–180 литров мочи! Но большая часть потом опять поступает в организм, поэтому ее и называют первичная. А выходит из него вторичная, которой набирается чуть больше литра.

Теперь понимаю, когда говорят: «Моча в голову ударила». Страшное это, оказывается, дело…

13 ноября

Даже не знаю, с чего начать.

Мамочка-то моя, оказывается, из бывших партизан! Только сегодня узнала, что Леонид Петрович, тот самый, которого приводил дядя Витя, уже несколько раз ей звонил! А послезавтра прилетает, и даже приглашен к нам на ужин!

Аккуратненько так начала: Витя собирался приехать, но не смог — Милу в больницу положили… А билеты на Леонида Петровича переоформили… Кстати, как он тебе?.. Ну все дядь Витями быть не могут… У Милы? Нет, не знаю, надеюсь, ничего серьезного… Не рассуждай как эгоистка, как он может уехать в командировку, если жена в больнице!.. Слушай, а может, Леонида Петровича в гости пригласим? Заодно все подробности узнаем… У Милы еще в прошлом году были сильные отеки, я ей говорила: с почками не шути… А что, если мы фаршированную рыбу замудрим?

Вот тут-то она и попалась! Свое коронное блюдо — неизменно вызывающее у гостей восторг и видом, и ароматом, и, конечно, вкусом, но отнимающее кучу времени, сил и финансов, — мама выдавала только в самых торжественных и ответственных случаях. С точки зрения логики, визит человека, которого видишь второй раз в жизни, к ним отнести никак нельзя. А если и дальше рассуждать здраво, то ежу понятно: нелогично то, что романтично.

Поворот оказался до такой степени неожиданным, что я выпалила напрямую: