Елка. Из школы с любовью, или Дневник учительницы
Шрифт:
— Настолько важный ужин?
Мама смутилась. Засуетилась у плиты, подозрительно громко рассуждая о попирании в современном обществе законов гостеприимства. Смешно и немножко странно. Будто мы поменялись местами: я — суровая родительница, требующая отчета, а она — глупая оправдывающаяся девчонка, которая еще не нашкодила, но явно что-то затеяла.
— Мам, хочешь, сделаю тебе комплимент?
— Комплимент? Да… — Смена темы сбила ее с толку.
— Тебе сорок семь лет, ты умеешь замечательно вязать, шить, готовить, рыбку фаршированную особенно, но врать, мамочка, ты так и не научилась. Как говорят мои дорогие ученички: колись.
Пришлось ей сдаться. Леонид Петрович за эти два месяца звонил раз пять-шесть, но всегда в мое отсутствие.
— А чего болтать раньше
На любовные разговоры мама действительно скупа. Редкие и неумелые, они каждый раз у нас обеих вызывали стойкое чувство неловкости. Мы касались столь сокровенного, что каждое сказанное вслух слово казалось грубым и болезненным. Эти беседы чем-то напоминали вынужденные операции, выполняемые практикантами под плохим наркозом.
Не знаю, надо ли писать… Попробую.
Если честно, то сейчас, когда все обнаружилось, я удивлена, что к маме кто-то проявил интерес. Да, она замечательная хозяйка, мама, но чтобы у нее появился поклонник? Такое мне бы и в голову не пришло! И не потому, что она недостаточно красива или у нее нет ярких нарядов. Дело в другом: она давно себя похоронила — свои эмоции, чувства, желания. Думаю, не стоит это сваливать только на то, что она одна меня растила. Многие тяжело живут. Но нельзя быть такой покорной, нельзя быт делать смыслом жизни! Смысл жизни — любовь! Правда, у нее особый тип: женщины-матери. Такие истово помогают, направляют, прощают. С такими очень удобно, иногда их даже ценят, но чаще ими бессовестно пользуются, а потом уходят к другим — наглым, вульгарным, циничным.
Я никогда ничего не слышала о женщине, к которой ушел отец, тем более не видела ее. Но я абсолютно уверена: она именно такая. Хорошая никогда бы не отняла у ребенка отца. Или хотя бы научила иногда приходить к нему. Да не нужны мне ни дурацкие кино, ни зоопарки, ни кафе с мороженым! Просто посидеть рядом, поболтать, в конце концов, посмотреть дневник и однажды в нем расписаться — уже за счастье. Неужели трудно?! За все годы копеечной открытки на день рождения не прислал…
Мама пусть живет как хочет, а я никогда и никому не позволю еще раз меня бросить.
16 ноября
Весь вчерашний вечер проревела.
Гадко видеть, как совершается подлость. Гадко вдвойне, если подлостью унижают тебя. Грубо, нагло, да еще при родителях, чуть ли не натравливая их на меня!
Разве можно быть настолько жестокой, желчной, лицемерной?!
И — за что?!
Мама отпаивала валерьянкой, срочно сочиняла травяные сборы, даже вызвала скорую — боялась приступа. Фельдшерица криминальных отклонений не нашла, сделала дежурный укол и, посоветовав сходить на прием, отбыла. Мама чуть успокоилась, но руки у нее дрожали, и глаза краснющие. Наверное, плакала на кухне, чтобы я не видела. Стрессы и здоровому человеку не показаны, а мне — тем более. Она сколько раз уговаривала: тебе в школу нельзя, в архив или музей — другое дело, работа не пыльная, общение с образованными людьми, в самый раз для интеллигентной девушки. Тактично добавляя: и с таким-то здоровьем. Вакансий нет, но Надежда Матвеевна обещала помочь…
Я не уступила. Договорились: если что — уйду.
Эгоистка, конечно. В моем случае до «если что» лучше не доводить, опять своей болезнью повисну у нее камнем на шее. Но ведь, если все время оглядываться и не рисковать, ничего не попробуешь и ничего не добьешься.
А я хочу!
Вот мне вчера и навешали первые медальки.
Конфликт вызревал медленно и тяжело, как болезненный гнойный нарыв. Почти сразу стала замечать: в 9 «Д» постоянно чем-то недовольны. То на дом много задаю, то в дисциплинарке лишнее пишу, а контурные карты и рабочие тетради — зачем они вообще на истории нужны? Но чаще всего возмущались по поводу оценок, будто я их занижаю. Раньше в классе по истории стояли только четверки и пятерки, а теперь — сплошь тройки. Прежняя учительница им, видите ли, в начале урока давала время повторить, а заодно уточняла, первому ряду — первый пункт, второму —
второй… При такой системе какие двойки?! И какие контурные карты?Пробовала поговорить с их классной. Вот уж у кого правильная кличка! Вообще-то она Вера Борисовна, но за глаза ее все, даже учителя, зовут Воблой. Уважаемая с пивом рыбка на самом деле заурядная плотва, только подлиннее и покрупнее. Местная Вобла, наоборот, мельче других, зато гораздо толще. Значительная, если не основная часть ее жизненных сил уходит на старания поднять и утянуть замысловатыми поясами и корсетами огромный обвисший живот. Но эффект получается совсем не тот — кажется, что она на сносях, и в учительской не раз с удовольствием сплетничали: случайные визитеры, в основном родители, неоднократно вежливо интересовались: «Вы, наверное, скоро в декрет?» Воблу это приводило в бешенство, и пару недель она истово изводила себя жесточайшими бессолевыми диетами с микроскопическими порциями, истязала рыхлое, словно сшитое из старых выношенных подушек тело в тренажерном зале и бассейне. Но постепенно злобное урчание голодного желудка заметно остужало и гнев, и ревностный пыл. На смену приходили вполне приятные монодиеты, потом щедрая «кремлевка» с курочкой, рыбкой и даже шашлычком… Окончательно решимость похудеть исчезала на кстати подвернувшемся дне рождения, девичнике или корпоративном междусобойчике. Выпивает Вобла много, охотно, и с трудом сброшенные килограммы торопливо возвращались в ее бездонный бурдючный желудок.
Так и живет — вечно беременная, вечно недовольная и вечно в поиске чудо-диеты. Думает, она сделает ее стройной и счастливой.
Гадости пишу, конечно.
Да, я сегодня злая.
А нечего доводить. Другая бы еще похлеще Воблу пригладила.
Разговора у нас с ней не получилось. Встала насмерть: раньше успеваемость была высокая, всех все устраивало — зачем что-то менять, да еще в выпускном классе? Даже в демагогию ударилась: к детям следует прислушиваться, у них есть чему поучиться, они в образовательном процессе практически наши партнеры…
А условия диктуют как начальники.
В классе, естественно, ничего не изменилось, необъявленная война шла с переменным успехом. Большинство домашних заданий по-прежнему игнорировалось; иногда мне удавалось взять «языка», но в основном приходилось выкручиваться за счет тестов и работы с новым материалом. А что делать? — за низкую накопляемость оценок по головке тоже не погладят.
А вчера Вобла сама подплыла: ну, чем обрадуете? Как все по-старому? Может, тогда стоит с родителями поговорить? Они тоже обеспокоены, хотят с вами познакомиться. Кстати, вечером соберется родительский комитет, и, если вы заинтересованы…
Конечно, заинтересована! Я обрадовалась: уж родители-то понимают, что знания важнее всего! Да, первое время трудно, но результат того стоит. Они обязательно меня поддержат, и все встанет на свои места.
Дура. Весь день не покидало ощущение: что-то не так. И только вечером, уже после злосчастного собрания поняла, что именно: слишком Вобла была любезна, почти ласкова, если сей эпитет к ней вообще может быть применим.
Шок испытала, только открыв дверь: класс Воблы оказался практически полон. Я невольно отшатнулась и тут же поймала на себе ее торжествующий взгляд: ага, попалась, сейчас я тебе устрою!
— Проходите, проходите, Елена Константиновна, — запела она сладкоголосой сиреной. — Я не хотела проводить собрание, но, когда стало известно, что будете вы, родители сами решили прийти. Как видите, почти все. И у всех к вам вопросы. Кое-что мы уже обсудили, но, я думаю, вы лучше объясните.
Колыхнулась к столу и села.
«Обсудили»… Накрутила их по полной программе! Разговаривать с родителями гораздо сложнее, чем с детьми. И не потому, что они умнее или старше. Просто все родители считают себя педагогами. А почему нет? Дети есть, опыт — тем более, причем богатый и неповторимый, ребенок ведь не в колонии сидит, неплохо учится, а в третьем классе в конкурсе рисунков на противопожарную тему даже занял второе место… И вдруг перед такими вот асами нарисовывается «профессионал». Молодой, без опыта — грош ему цена, да и то только в День учителя!