Элькино золото

Элька. Ступай домой. У тебя там жена. Хорошая жена, всегда дома сидит.

Арон. У нее есть телевизор!

Элька (с внезапным раздражением). Любовь ваша, как же!.. Кто сказал, что ты должен ее любить? Она твоя жена. Руку свою ты любишь? Откуда ты выдумал эту свою любовь?

Арон. Почему вдруг – любовь? Кто тут говорит о любви или нелюбви? Устал я… (Ложится на старый бугристый диван и тут же вскакивает.) Опять пружина? Что за проклятье – где ни сядешь, обязательно какой-нибудь гвоздь ржавый или пружина вопьются тебе в зад!

Элька (поднимается, чтобы уйти). Пошли, хватит.

Арон (возвращается и ложится на тот же диван). Ничего, мне и тут достаточно удобно.

Картина вторая

Тот же магазин, утро следующего дня. Лили сидит перед телевизором, Арон и Песах пристроились возле старого пианино, Арон играет, Песах отбивает такт на крышке.

Арон (продолжая играть). То самое пианино, и по-прежнему расстроено!

Лили. Не может быть, то мы продали.

Арон. Да? А фальшивит точно так же. (Обрывает мелодию.)

Песах. Что, я не так?..

Арон. Нет, братишка, ты в полном порядке, просто надоело. Хватит.

Песах продолжает отбивать такт.

(Подходит к старому сейфу, затесавшемуся среди прочей рухляди.) С каких это пор у нас тут завелся сей гроб?

Лили. Давно уже, никто его не хочет – такой громадный.

Арон. Неплохое местечко для фамильного золота… (Песаху.) Ты когда-нибудь заглядывал внутрь?

Песах продолжает отбивать такт, даже громче.

Ты что, сердишься на меня? Перестань, мы с тобой еще поиграем, только не сейчас. В другой раз, ладно?

Элька заходит в магазин с улицы с двумя увесистыми базарными кошелками в руках, опускает их на пол, с трудом разгибается, не может отдышаться, хватается за какой-то комод. Песах и Арон оборачиваются к ней.

Элька (стараясь скрыть свою немочь и слабость, накидывается на Песаха). Играешь средь бела дня! Что я, не слышала? Верно, братец твой распрекрасный будет тут работать, стулья чинить! (Едва не падает.)

Арон (подхватывает ее). Что такое? Иди, сядь. (Подводит ее к стулу.)

Песах. Это у нее сахар…

Лили. Я сейчас! (Подбегает к холодильнику, вытаскивает оттуда пачку мороженого, накладывает в вафельный стаканчик.)

Арон. На рынок ходишь? Подешевле купить? У тебя нет денег? Не на что жить?

Лили протягивает Эльке мороженое, та хватается за него, будто это лечебный эликсир.

Нарочно, да? Сначала тащится на рынок, натощак, не евши, лишь бы хлопнуться в обморок. Потом лопает свое мороженое! Пачками.

Между тем в дверях магазина возникает Покупатель.

Лили (обращаясь к Эльке, тихо). Это тот! Который утром был. Хотел холодильник купить, а после передумал.

Элька (наслаждаясь мороженым, оборачивается к Покупателю). Вот как? Передумал? А теперь вернулся?

Покупатель. Нет, извините… Я ошибся. (Хочет уйти.)

Элька (поднимается со стула, решительно направляется к нему, не выпуская из рук мороженого). Еще бы! Беги, удирай, прячься!

Арон. Уймись, отдохни, приди хотя бы немного в себя.

Покупатель. Да, да, я уже ухожу! (Пытается улизнуть.)

Элька (кричит ему вслед, не забывая о мороженом). Да? Иди, иди! Думаешь, убежишь? Это тебе так кажется! От Эльки никто еще никуда не убежал. Спроси всю Яффу, все тебе скажут. Вздумал посмеяться над Элькой? Над Элькой никто еще никогда не посмел смеяться! Сперва согласился, сказал: по рукам, а после передумал? Что тебе не понравилось? Ржавчина? Я что, новый холодильник тебе продаю? Почему сразу не смотрел? Сказал «да», значит, да! Зачем заставил тащить его, чистить? Я тебе что, девчонка на побегушках?

Покупатель. Нет, я не… (Исчезает за дверью.)

Элька (не желает угомониться). Нет? Я тебе покажу: нет! Кто вздумает со мной умничать, тот кончит с чертями в преисподней! Погоди, будешь у меня искуплением всей общины Израиля! Будет тебе Судный день! (Воодушевляясь все больше, обращается к публике в зале.) Вы тоже хороши! Чего уставились? Холодильника не видели? Давайте, смотрите! Чтоб у вас у всех глазелки повылазили! (Поворачивается к Песаху, который топчется у нее за спиной в тщетной надежде утихомирить ее.) Да? А ты чего? Тоже захотел?

Песах. Что ты кричишь? Он давно ушел, нет его!

Элька. Да ну? Правда? Ушел? До чего умен, до чего смекалист! А то я сама не вижу, что он ушел!

Арон. Не обращай внимания. Это мой скандал, мне причитается. Она на меня орет. Но про мороженое, отметим в скобках, не забывает! Осторожно, оно у тебя уже течет!

Элька (облизывает стаканчик и собственные пальцы и тотчас продолжает, обращаясь к сыновьям). А, вы оба вместе! Скандалы мои вам не нравятся? Стыдитесь такой скандальной матери, да? Ничего, с моими скандалами вы у меня жирных курочек кушали, когда тут вся Яффа еще на яичном порошке перебивалась! С моим шматьем! Да, такая наша жизнь – алте захен! Вонь, грязь, ржавые холодильники, шкафы трухлявые, кровати тоже не лучше. Стулья о трех ногах! Сегодня покупаем, завтра продаем. Зато, если что остается, золотишко приобретаем! Никаких банков, никаких акций, никаких распрекрасных русских изобретателей в Америке! Только золото! Чистое золото.

Лили (тихонько, словно про себя). Но никто тут ничего не сказал против золота…

Арон. Это я вчера кое-что сказал. Мама сейчас расправляется не с нынешним днем – со вчерашним.

Элька (усаживается за стол). Золото – надежная вещь. Честная. Золото своей матери не стыдится. Золото над матерью не насмехается. Золото не бросает ни с того ни с сего жены и не мчится в Америку. (Снова поворачивается к выходу на улицу, словно уловив там какое-то движение.) Беги, удирай, драпай! Поумнее тебя я некоторых кушала на завтрак с кашей! От румын, от украинцев, от немца ушла, всех обвела! (Обращается к залу.) Вас тоже обведу, уж будьте спокойны! Будьте уверены… (Без малейшего перехода сует Арону в руки лист бумаги.) Тут есть одна дама, хочет продать – все! В дом престарелых уходит. Иди, ступай к ней, погляди, что к чему…