Эльмира Нетесова Мгновенья вечности

— Десятилетнего в камеру? Да кто позволит тебе? Его родители такой шухер поднимут, ничему не обрадуешься! Да и в поселке не поймут, скажут, что мозги у тебя заклинило, детей в обезьянник сажаешь! Нет, Яшка, не получается из тебя участковый. Не в ту степь заносит. С детьми нужно умело находить общий язык, а не распускать кулаки, пользуясь преимуществами.

— Ты просто не знаешь этого подонка!

— Направь его энергию в нужное русло. Сумей переубедить!

— Сколько ремней для того воспитания потребуется?

— Ты с его родителями говорил?

— Мозоли на языке набил. А толк какой? Его мать целыми днями на работе, отец тоже дома не сидит, учится в институте сестра. И только бабка дома. А что она может? Ну, покричит, поругается, только кто ее слушает?

— А ты с ним пытался говорить по душам?

— Если б у него была душа, сколько за нее тряс, все без проку. Кажется, долбанул бы черта башкой в угол один раз и все на том. Он еще всех нас достанет до печенок, когда вырастет. Готовый уголовник уже сейчас! И в кого такой получился! Ведь все в семье приличные люди! Этот какой-то выродок!

— Не заходись, Яшка! Сколько таких пацанов было и будет, не счесть. Поверь, далеко ни все становятся рецидивистами. Израстут, перебесятся, станут нормальными людьми. Время выждать стоит.

— Хорошо тебе говорить и успокаивать. А я ночами вздрагиваю, не спалил ли Женька тот сруб?

— В случае чего, его семья за это ответит.

— А у меня очередной прокол в работе и снова выговор, ну и прочие неприятности. Сазонов на каждой планерке станет по всем падежам склонять. Ему только дай повод, он свое не упустит,— вздохнул Яшка.

— А ты поговори с ним как с сыном, забудь, что чужой, внуши ему свое.

— Как с сыном? Да я давно б ему башку с резьбы скрутил бы, будь своим.

— Вот! Потому родного нет до сих пор. Не созрел для отца! Хотя не мешало бы вспомнить свое золотое детство, тоже подарком не был,— бурчал Илья Иванович.

— Ну, я костры в срубах не палил. И милиция тебя не стыдила.

— Зато в другом отличался. Или забыл, как вас бабы возле бани поколотили шайками за подсматриванье за ними? И ведь тоже кодлой и ни раз туда бегали. Друг дружке на плечи взбирались. И лупились в окна. Вам тогда тоже немного было, а уже в мужики лезли,— напомнил отец.

— Интересно стало, чем тетки от нас отличаются. Но, честно говоря, ни хрена мы тогда не увидели и не узнали. Темно было и много пара. Да и быстро нас увидели. Как заорали, как выскочили бабы! Все голые и злые. Все потому, что сопляки, а не мужики за ними подсматривали. Ну и надавали нам пиздюлей. Все шайки на нас погнули. А какой крик подняли на весь поселок, будто убили или ограбили их всех разом. За волосы и уши оттаскали так, что до конца жизни не забыть,— смеялся Яшка.

— Но кроме тебя никому не жаловались. Потому что вреда не причинили...

— Тебе о том не напоминали никогда? — хитро прищурился Илья Иванович, глянув на сына.

— Было такое. Даже бабка Спиридониха, она ближе всех к окну стояла, потому Глеб от испуга враз свалился с моих плеч. Ничего больше не увидел и не захотел смотреть. С него и этого хватило. Мы эту бабку потом десятой верстой обходили все годы. А она и теперь хвалится напропалую, что даже у пацанов вызывала интерес к своей персоне! — чертыхнулся Яшка.

— А помнишь, как вы отметили свой выпускной на сеновале?

— Зато всем классом!

— Ну да! Вас до вечера другого дня по домам растаскивали. Кого за ноги и руки уносили, других пинками гнали, кто-то ползком своим ходом добирался. Короче, ужрались круто. Друг друга не узнавали! Все в одну кучу свалились. Вперемешку, не понять кто где. Я тебя из таза с винегретом еле выкопал. Как туда попал, кто тебя урыть хотел вместе с аттестатом? Морда вся синяя от свеклы, в зубах огурец торчит, в руке бутылка водки, а в другой Маринка Силина. Та в холодец угодила ногами.

— Зато теперь она главный инженер стройуправления. Известный человек! В городе ее все знают и любят. Недавно виделись, к своим приезжала на выходной. Все такая же хохотушка, умница, но в личной жизни не повезло. Мужик гнилой попался, сущий кобель. Застала его с потаскухой и выкинула из дома. Дочку сама растит. О другом замужестве и слышать не хочет.

— А я думал, что у вас с нею любовь была?

— Не состоялось меж нами ничего. Хотя, нравилась мне эта девчонка. Но я в то время зеленым был, многого не понимал, потому упустил,— сознался Яшка честно и добавил, опустив голову:

— Все мы тогда были глупыми. И хотя говоришь, что в куче лежали, никакой грязи меж нами не было. Мы просто расслабились, нам всегда было хорошо всем вместе, особо без родителей и учителей. Мы тот день и теперь частенько вспоминаем, когда встречаемся. Ведь никому не помешали, не досадили, зато отдохнули классно,— вспомнил Яшка.

— А мы свой выпускной провели на берегу реки. Всю ночь костер жгли, пели, танцевали. Время было иное, о выпивке никто не думал. Веселились как умели. Всякие истории рассказывали. И тоже сами, без учителей. Зато до самого рассвета расходиться не хотелось.

— А ты вместе с Анискиным учился?

— С ним мы с самого беспортошного возраста дружим. С яслей. В детсаде у нас общая любовь была, одна на двоих. Из-за нее даже дрались.

— Небось, воспитательница? — ухмылялся Яков иронично.

— Э-э, нет! Мы в старух не влюблялись и не подсматривали за ними в бане. Ту девчонку звали

Катей! Она теперь управляющая банком, серьезный человек. А тогда, как кукла была. Уж очень красивая и добрая девчушка. Теперь у нее внучка, копия ее детства.

— Так она никому из вас не досталась. А почему? — полюбопытствовал Яков.

— Нашелся третий! Он не стал лишним. Катя и теперь с ним живет. Не так давно отметили серебряную свадьбу. Ей повезло. О своем выборе никогда не пожалела. А мы с Анискиным не жалуемся. Правда, жена его ворчливая. Но что делать? Баб не бывает без недостатков. Потому я не люблю к ним заходить, не могу слышать ее придирки к Толяну. Но он терпит. Наверное, привык к брюзге. Я бы не смог.

— Эй, Илюха! — послышалось со двора громкое. Терехины выглянули в окно.