Эльмира Нетесова Мгновенья вечности

— Это ты личность? Тогда скажи, на какие средства живешь? Где работаешь?

— Меня никуда не берут, потому что нет восемнадцати. Я всюду просилась.

— Я понимаю! И дело тут вовсе не в возрасте! А именно в том, как одета и как себя ведешь. Ну, в чем ходишь? Вся голая! На плечах кроме лифчика ничего нет. А уж о другом говорить стыдно. Юбка выше задницы, вместо нижнего белья одни тесемки. Когда нагибаешься, тампекс видно. Или сразу гланды. Какой дурак возьмет на работу эдакую пошлость? Да тебя ни в фирму, ни в какую организацию не возьмут. Ну, посмотри на себя в зеркало. Ноги тонкие, кривые, чего ты их заголила? Такие прятать нужно под брюками иль длинной юбкой, чтоб окружающих не пугать. У тебя ни грудь, ни зад не сформировались, сущая гладильная доска, а ты уже их открыла. Зачем? Кого напугать вздумала, своих дружбанов или нашего капитана? Ты на себя со стороны посмотри. Сущий уродец! До настоящей девушки тебе еще дозреть надо.

Анискин слушал Илью Ивановича, не понимая, к чему тот клонит.

— Говоришь, что не работаешь? А откуда у тебя серьги с бриллиантами? Или эта золотая цепь с кулоном? Где и кто купил тебе кольца и перстни, браслет? Все украшения весьма дорогие! — заметил Илья Иванович.

— Мать купила, когда работала.

— Это когда она сумела так одарить?

— Ни за один день. Годами копила. Тогда она заботилась обо мне.

— А теперь что изменилось?

— Она вышла замуж за отчима и меня забыла.

— Случается. Теперь она, наверное, только за собой следит и на тебя никакого внимания?

— Конечно! Нынче она живет только для себя. Меня совсем не видит. Я ей мешаю. И чем старше становлюсь, тем тяжелее в доме. Теперь уже невыносимо.

— Кто обижает? Мать? — сочувственно глянул на Верку криминалист.

— Оба! Мать почти сразу стала ревновать меня к отчиму. Устраивала разборки, гнала из дома. Я убегала от них, куда глаза глядят. Даже в подвале зимой ночевала, чтоб не слышать ее истерик. Ну, отчим вначале не понимал причину и вступался за меня из жалости. Тогда она поднимала бунт и стала грозить, что ночью уроет. Говорила, мол, я ей все печенки прогрызла.

— А кроме матери есть родня?

— Был отец. Теперь его нет.

— Куда же делся?

— Бомжует. Я даже не знаю, живой ли он? Давно его не видела. Он к нам домой не приходит и меня совсем забыл.

— Его прогнали или сам ушел?

— Не знаю. Я со школы вернулась, мать сказала, что отца больше не надо ждать. Он навсегда стал чужим и больше домой не придет.

— Они с матерью плохо жили?

— В последнее время часто брехались.

— Мать при нем спилась?

— Нет. Тогда она не бухала. С отчимом распустилась. Сначала по рюмке, потом фужерами, дальше стаканами, теперь уж из горла. И все мало. Спит с бутылкой под подушкой. Теперь совсем спилась. С нею даже не поговорить. Все время косая. Только и мечтает, как избавиться от меня...

— Почему?

— Ну что тут не понять, к отчиму ревнует.

— А он как к тебе относится?

— Пристает все время. Оно и понятно, надоела ему пьяная баба. Вот и лезет ко мне. Всю ощупал, облапал, исщипал. Сколько раз заваливал, но я не поддалась, хотя по морде много раз получала, а уж упреки и оскорбления всякий день слышу, за каждый кусок хлеба. Он чужой человек, но даже мать говорит в глаза, что мне пора самой зарабатывать и кормить себя как другие. Короче, оба меня в проститутки выпихивают, а я не хочу на панель. Своего Вовку жду. Он служит в армии, просил дождаться. Ему год до дембеля остался.

— Вера, мать знает, что отчим имеет виды на тебя? Ты сама ей жаловалась на него?

— Теперь бесполезно. Она ничего не хочет слушать. Выгоняет меня, я виновата, он ей дороже меня стал. Если когда-нибудь он одолеет, и тогда только я виноватой останусь. Мне хоть в петлю головой влезь. Никому не нужна.

— Ты в школе учишься?

— Нигде! О чем говорить, если жизни дома нет. Хотела в медучилище, да сорвалось,— вздохнула тяжело, и снова слезы покатились по лицу.

— Помочь девчонке надо. Ну, что это с нею творят дома? — встрял Анискин.

— А почему не поступила в училище? Или там конкурс большой? — спросил криминалист.

— Мне отказались помогать,— всхлипнула глухо.

— Странно. Ну-ка, Анатолий Петрович, у вас имеются координаты отчима Прониной и ее матери? Надо бы с ними побеседовать!

— Зачем? Я не хочу налаживать отношения. Вернется из армии Володька, и я уйду к нему. Никто кроме него мне не нужен. Зачем насильно навязываться родителям? Ну не нужна, устали они от меня, сама проживу, без них! Не вызывайте, я не хочу их видеть. Дома устаю от обоих.

Илья Иванович глянул на Анатолия Петровича, кивнул головой, повторив просьбу, Анискин понял, вышел, чтобы пригласить в милицию Веркиного отчима.

Терехин, продолжая беседу с Прониной, внимательно наблюдал за девчонкой:

— Кто теперь содержит тебя?

— Это вы про что? — не поняла Верка.

— Кто кормит, одевает, содержит?

— Пацаны подкармливают, помогают выжить! — улыбнулась слабо, глянув на вернувшегося Анискина, тот кивнул головой, давая знать, что просьбу выполнил.

— Говоришь, ребята помогают? А на маникюр тоже они дают? Этот маникюр стоит не дешево! А ну, каждую неделю по триста рублей выкинуть на ветер? Да на макияж, за искусственные ресницы, французские духи и губную помаду! Не слишком ли щедро для пацанов, какие на курево не всегда имеют, ведь никто из них не работает и не зарабатывает такие деньги, чтобы потакать твоим прихотям. Я уж не говорю о супермобильнике и сапогах, о твоей дубленке и сумке, купленной в бутике. Откуда это все?

— Мне подружки дали на время,— растерялась сбитая с толку Пронина.

— Маникюр тоже? — рассмеялся Илья Иванович и заметил:

— Женщины не дают друг другу даже на время ни сумки, ни телефоны. Ты заблудилась в своих фантазиях. И сама не помнишь, где соврала. Зачем измышления? Прикидываешься несчастной? Где-то проходил этот трюк, но здесь не твои друзья мальчишки, поверившие по неопытности, тут милиция! Перестань изворачиваться и кривляться,— глянул на Анискина, тот сидел, опустив голову.

В это время в кабинет вошел плотный, седоватый человек и спросил:

— Меня вызывали? — приметил Верку, удивился неподдельно:

— А ты что тут делаешь?

Верка хотела выскочить из кабинета, но ее придержал охранник, вернувший Пронину без вопросов.

— Присядьте оба,— предложил криминалист глухо и спросил:

— Вы, Михаил Григорьевич Абрамов, отчим Веры Прониной, так?

Вошедший согласно кивнул головой.

— Как долго вы живете в этой семье? — спросил Терехин.

— Уже три года.

— Как ладите с женой и падчерицей?

— Все нормально у нас. А что случилось?