Эльнара. Дочь лекаря
Шрифт:
Тем временем девочка незаметно подрастала, обещая в будущем стать самой красивой невестой, если не всего Хоршикского ханства, то уж города Архота – точно. И родственники все чаще говорили Пехлибею, что давно пора ему привести в свой дом хозяйку, а дочери подарить мать, которая научила бы ее правильно вести хозяйство, помогла подготовить приданое, приласкала и приголубила бы маленькую сорвиголову, что сестра Айзада, у которой своих пять сорванцов мал мала меньше, при всем желании не может уделить девочке необходимого внимания и заботы, что негоже, если его ненаглядную Эли родня будущего мужа будет воспринимать, как бедную сироту, не получившую женского воспитания и материнского пригляда.
Последний довод особенно сильно задел душу чувствительного лекаря и, скрепя сердце, он согласился на повторный брак. Поскольку ни одна женщина
Посовещавшись меж собой, посудив – порядив, родственники остановились на тридцатилетней вдове по имени Айша – биби, имевшей сына подростка. По их мнению, этот брак сулил одинокому замкнутому Пехлибею семейный покой и благополучие, так как несчастная женщина, муж которой скончался несколько лет тому назад из-за неумеренного потребления вина, а при жизни колотил ее по любому поводу, не давая бедняжке ни одного спокойного дня, вдоволь нахлебалась горя и, как никто другой, сумеет по достоинству оценить мир и согласие в доме. К тому же, она приходилась Пехлибею какой-то дальней родственницей, что еще более внушало доверие.
Лекарь равнодушно отнесся к предстоящему браку. Просто попросил сестру с дочкой подготовить женскую половину дома к приему новой хозяйки. Так у Эльнары появилась мачеха. Айша – биби, высокая, худая, ширококостная женщина с тонкими, вечно поджатыми губами и темным, неприветливым лицом, не понравилась девочке буквально с первого взгляда. Она никак не могла понять, зачем отцу вдруг понадобилось приводить в их светлый уютный дом, где им вдвоем жилось совсем даже неплохо, чужую малопривлекательную женщину? Пехлибей, вступив в повторный брак, еще более замкнулся в себе, а тетушка Айзада на все расспросы юной племянницы отвечала печальными вздохами, да неизменной формулой: «На все воля Аллаха».
Поначалу Айша – биби, по вине покойного мужа оказавшаяся без крова, из-за чего в последние годы они с сыном скитались по разным углам, перекочевывая от одних родственников к другим, где за жидкую похлебку и рваную циновку в сарае они всегда выполняли самую черную и тяжелую работу, обретя собственный очаг, никак не могла поверить в свое счастье.
Пехлибей жил пусть не богато, но и отнюдь не бедно. Он по-прежнему пользовался славой искусного врачевателя. К нему обращались за помощью и богатые, и бедные со всех концов густонаселённого Хоршикского ханства. Нередко наведывались и кочевники, приезжая сразу целыми семьями. Благодаря архотскому лекарю, местные караван-сараи никогда не пустовали, да и городская казна постоянно пополнялась. Бедных людей Пехлибей всегда лечил бесплатно. А с остальных брал деньги только после завершения лечения, убедившись, что его труд действительно пошел на пользу тому или иному человеку. Некоторые из больных в благодарность дарили ему разные подарки, украшения для его единственной дочери, приводили к нему во двор всякую живность. В общем, о хлебе насущном лекарю и его семье не было надобности сильно беспокоиться.
Потрясенная доселе невиданным благополучием, Айша – биби не знала, как угодить супругу, обычно пребывавшему в состоянии какой-то внутренней отрешенности. Он казался ей суровым и немного загадочным человеком. Его холодность ее отчасти пугала и, чтоб однажды не лишиться нечаянно обретенного рая, в первые полгода она изо всех сил старалась задобрить Эльнару, в которой отец души не чаял. Отвыкшая за годы своего печального замужества по-человечески улыбаться, мачеха порой пыталась изобразить на своем угрюмом лице какое-то подобие улыбки, отчего в действительности оно становилось похожим на страшную маску, из тех, что одевали актеры в тамошнем театре, играя роль дивов, или злых духов.
В ответ своенравная девочка, упорно не желавшая принимать мачеху, вызывавшую у нее стойкую неприязнь своими неуклюжими и лицемерными попытками добиться ее расположения, да еще непрестанно твердившую о том, что Эли обязана называть ее «мамой», строила всякие гримасы, которые человеку, искренне любившему бы ее, могли показаться забавными и даже очаровательными, но у Айша – биби вызывали жуткое раздражение. Ее чрезмерно густые и широкие для женщины брови сходились к переносице, а узкие, словно лезвие остро отточенного кинжала, глаза метали громы и молнии. С громким, нарочито – отчаянным криком: «Спасайтесь все! Див идет!», – девочка
убегала на улицу, где после подобных выходок ей приходилось бродить до самого вечера, ожидая возвращения отца, при котором мачеха, за глаза называемая Эли «кара хатун», или «черная баба», вела себя тише воды, ниже травы.Между Айша – биби и Эльнарой все сильнее разгорался костер негласной и непримиримой войны. В отместку за непослушание мачеха старалась загрузить юную падчерицу всевозможной работой, в то время как ее великовозрастный сынок по имени Заир, освобожденный от всех хозяйственных дел, только тем и занимался, что спал – ел, да играл с окрестными мальчишками в их детские игры, день ото дня набирая вес. Сама «кара хатун», дни напролет возлежавшая на пуховых перинах, также чудовищно располнела. Среди архотских женщин полнота издавна считалась основным признаком благополучия. А потому не шибко умная, обделенная красотой, женщина ужасно гордилась своей бесформенной фигурой, не подозревая, что негодница Эли, как она обычно звала падчерицу, поменяла ее и без того обидное прозвище «кара хатун» на другое, не менее неприятное: «кара самовар», или «черный самовар».
Каждую пятницу Айша – биби с неимоверной важностью и гордостью несла свои колыхающиеся телеса в мечеть, не понимая, почему соседские ребятишки, едва завидев ее, начинают кричать про какой-то черный самовар. «О чем это они говорят? Где это видано, чтоб самовар был черным?» – долго недоумевала недогадливая женщина, пока сынок не рассказал ей об очередной проделке Эльнары.
Разъяренная Айша – биби выселила неугомонную падчерицу в маленькую темную каморку, где зимой было холодно, а летом чересчур жарко и душно. Когда-то она служила кладовой для хранения продуктов, однако со временем количество съестных припасов настолько увеличилось, что они уже там не помещались, из-за чего приходилось распихивать по всем свободным углам мешки с мукой и различными крупами, бочонки с медом и маслом, корзины с халвой и другими сладостями, что было не удобно. Теперь же мстительная мачеха распорядилась выделить под хозяйственные нужды комнату Эли, а ее саму переселила в ужасную тесную каморку, заодно добавив ей домашней работы.
Каждое утро Эльнара вставала ни свет – ни заря, чтобы успеть к пробуждению «кара самовар» начисто вымести просторный двор, принести воды с дальнего колодца, испечь горячие лепешки и приготовить любимую рисовую кашу Айша – биби. Также она обязана была поить и кормить домашний скот, поголовье которого год от года все увеличивалось, радуя ненасытные глаза и стяжательскую душу алчной мачехи, убирать за скотиной, ухаживать за большим фруктовым садом, заниматься стиркой и уборкой, и ежедневно после вечернего чая до блеска начищать большой медный самовар.
– Хороший самовар должен сверкать ярче, чем луна на этом небосводе! – мстительно приговаривала Айша – биби, с дотошной въедливостью проверяя ее работу.
Эльнара практически перестала выходить на улицу, забыла о веселых играх и беззаботном смехе. Как пчелка она трудилась день – деньской, а вечером в изнеможении валилась на постель и мгновенно засыпала. Не желая расстраивать отца, крайне утомленного нескончаемым потоком больных, нуждавшихся не только в излечении недуга, но и в добром слове, в душевном внимании, упрямая девочка хранила все свои обиды и невзгоды при себе, однако при случае не упускала возможности понасмешничать над мачехой, благо, та сама нередко давала для этого поводы. Распускать руки, чтоб как следует наказать маленькую негодницу, Айша – биби все же побаивалась, только шипела, как змея в ответ на язвительные колкости и обидные насмешки неугомонной падчерицы, так и не пожелавшей называть ее словом «мама», как положено во всех приличных и уважаемых семьях.
Однажды Эли до смерти напугала мачеху, появившись как-то ночью перед ее распахнутым окном, закутанная с ног до головы в белую простыню. Айша – биби только успела прилечь в постель, повернувшись набок в предвкушении сладкого сна, как вдруг что-то заставило ее приоткрыть глаза. В следующее мгновение ее жирное тело затряслось от страха при виде непонятно откуда взявшейся безмолвной фигуры в белом. «Кто ты?» – пискнула толстуха, в ответ – тишина. Вообразив, что перед ней находится аруах – дух почивших предков, она бросилась на колени, противно заголосив неожиданно тонким, писклявым голоском, умоляя не забирать ее душу на небо. Понимая, что не на шутку перепуганная мачеха может сейчас разбудить весь дом, Эли поспешно пошла прочь.