Элрик из Мелнибонэ (сборник)

— Пожалуй. У меня на родине есть философы, которые заявляют, что наше волшебство в значительной мере представляет собой навязывание своей воли основам реальности. Если тебе угодно, это — способность воплощать сны в реальность. Некоторые утверждают, что весь наш мир был создан таким образом.

Оуне, казалось, была довольна услышанным.

— Хорошо. Я знала, что некоторые вещи мне не придется тебе объяснять.

— Но что я должен буду делать, госпожа?

— Я хочу, чтобы ты мне помог. Вместе мы сможем найти путь к тому, что наемники-колдуны называют Крепостью Жемчужины. И тогда кто-то один из нас или мы оба, возможно, сумеем похитить сон, в который погружена эта девочка, освободить ее, разбудить, вернуть ее народу, чтобы она стала их пророчицей и гордостью.

— Значит, они связаны? — Элрик начал подниматься на ноги, не обращая внимания на жажду, которая ни на минуту не отпускала его.— Девочка и Жемчужина?

— Мне так кажется.

— И в чем же связь между ними?

— В том, чтобы обнаружить то, что мы, несомненно, и обнаружим для ее освобождения.

— Прости меня, моя госпожа,— мягко сказал Элрик,— но в том, что говоришь ты, неведения не меньше, чем в моих словах.

— В известном смысле так оно и есть. Прежде чем я продолжу, ты должен поклясться, что будешь соблюдать кодекс похитителя снов.

— Клянусь,— сказал Элрик, подняв руку, на пальце которой сверкал Акториос, свидетельствующий о том, что Элрик клянется одной из самых священных вещей его народа.— Я клянусь этим кольцом Королей.

— Теперь я могу тебе поведать то, что мне известно, и то, что мне нужно от тебя,— сказала Оуне.

Она взяла его под руку и повела в рощицу из пальм и кипарисов. Ощутив через это прикосновение снедающую его страшную жажду, она прониклась к нему сочувствием.

— Похититель снов,— начала она,— делает именно то, что и следует из названия его профессии. Мы похищаем сны. Изначально мы были обычными ворами, но потом научились входить в сны других людей и похищать те из них, что были наиболее великолепны или экзотичны. Со временем к нам стали обращаться за помощью — просить нас похитить нежелательные сны или, скорее, те сны, что преследовали друзей и родственников, не давали им покоя. Так мы стали похищать и такие сны. Нередко эти сны вредят только их изначальному владельцу и совершенно безопасны для других...

Элрик прервал ее:

— Ты хочешь сказать, что сон имеет некую материальную составляющую? Что его можно украсть у владельца, как книгу стихов или кошелек с деньгами?

— В основном — да. Но если говорить точнее, то мы научились делать сон настолько вещественным, чтобы его можно было похитить подобным образом.— Она открыто рассмеялась, видя его недоумение, и ее деликатность на некоторое время исчезла.— В этом деле нужен известный талант и изрядное мастерство.

— Но что же вы делаете с этими похищенными снами?

— Два раза в год продаем их на рынке снов, что же еще, принц Элрик? Там идет торговля любыми разновидностями снов, включая самые необычные и кошмарные. Есть торговцы, которые их закупают, есть клиенты, готовые их покупать. Мы, конечно же, преобразуем их в такую форму, которую легко транспортировать, а потом — использовать. А поскольку мы начиняем сны материей, они представляют для нас опасность. Эта материя может нас уничтожить. Ты видел, что случилось с Алнаком. Чтобы защититься от мира Снов, нужно обладать определенной твердостью характера, определенным образом мыслей, определенным душевным настроем. Но поскольку мы кодифицировали эти царства, мы в известной мере можем манипулировать ими.

— Нет, ты должна объяснить мне подробнее, если хочешь, чтобы я что-нибудь понял, моя госпожа,— сказал Элрик.

— Хорошо,— Она остановилась на краю рощицы, где на земле была больше песка,— некое промежуточное пространство между оазисом и пустыней, которое было немного похоже и на то и на другое, но ничем из них не было. Она разглядывала потрескавшуюся землю, словно эти трещинки были частью какой-то сложной карты, геометрическими формами, понятными только ей.

— Мы составили правила,— сказала она. Голос ее звучал словно издалека, будто бы она говорила сама с собой,— Мы систематизировали все, что узнали за столетия. Но мы все еще подвержены самым невообразимым опасностям...

— Погоди, моя госпожа. Ты хочешь сказать, что Алнак Креб с помощью некоего волшебства, известного только вашему цеху, вошел в мир Снов Священной Девы, а там с ним произошли события, которые могут произойти со мной или с тобой в материальном мире?

— В самую точку.— Она повернулась со странной улыбкой на губах.— Да, и его субстанция отправилась в тот мир и была им поглощена. А субстанция снов девочки только укрепилась...

— Тех снов, что он надеялся похитить.

— Он надеялся похитить всего один. Тот сон, который заключил ее в постоянную дрему.

— А потом, как ты говоришь, он бы мог продать его на рынке снов?

— Возможно,— У нее явно не было желания обсуждать этот вопрос.

— А где находится этот рынок?

— Не в этом мире. Туда могут попасть только представители моей профессии или те, кто нас сопровождает.

— Ты возьмешь меня туда? — из любопытства спросил Элрик.

Во взгляде ее промелькнули любопытство и настороженность.

— Возможно. Но сначала мы должны добиться успеха. Чтобы продать сон, нужно его похитить. Пойми, Элрик, я исполнена желания сообщить тебе все, что ты хочешь знать, но объяснить некоторые вещи тому, кто не прошел нашу школу, очень трудно. Их можно только продемонстрировать или ощутить. Я, как и большинство похитителей снов, не принадлежу к твоему миру. Мы народ бродячий — ты бы назвал нас кочевниками,— мы бродим между разными временами и разными измерениями. Мы знаем: то, что является сном в одном мире, в другом может быть самой что ни на есть реальной реальностью, а какая-нибудь самая обыденная вещица в этом мире может оказаться самым жутким ночным кошмаром в другом.

— Неужели во вселенной нет ничего постоянного? — вздрогнув, спросил Элрик.

— То, что сотворяем мы, вечно, если только оно не погибает,— сказала она, и в голосе ее слышна была убежденность.

— Наверное, борьба между Законом и Хаосом отражает борьбу внутри нас, между нашими необузданными эмоциями и излишней осторожностью,— задумчиво сказал Элрик, чувствуя, что она не желает углубляться в эту тему.

Ступая по трещинкам в земле, Оуне сказала:

— Чтобы узнать больше, ты должен стать учеником похитителя снов...

— Охотно,— сказал Элрик,— Меня снедает любопытство, моя госпожа. Ты говорила о законах вашей профессии. Что это за законы?

— Некоторые из них представляют собой наставления, другие — описания. Прежде всего, я тебе скажу вот что. Мы определили, что каждый мир Снов должен иметь семь сторон, которым мы дали названия. Давая названия и описывая то, что не имеет формы и почти не поддается контролю, мы надеемся придать ему форму и научиться его контролировать. Благодаря таким наложениям мы научились выживать в мирах, где другие погибают за считаные минуты. Но и даже в процессе этих наложений, действуя в рамках того, что определено нашей волей, мы можем подвергнуться превращениям, которые не в силах контролировать. Если ты будешь меня сопровождать в этом предприятии и оказывать мне помощь, то ты должен знать: я определила, что мы пройдем через семь земель. Первую из этих земель мы называем Саданор, или земля Общих Снов. Вторая называется Марадор, или земля Старых Желаний. Третья — Паранор, земля Утраченной Веры. Четвертая земля известна похитителям снов как Селадор, что переводится как земля Забытой Любви. Пятая — Имадор, земля Новых Амбиций. А шестая — Фаладор, земля Безумия...

— Затейливые названия, моя госпожа. Мне кажется, что похитители снов склонны к поэзии. А седьмая? Как называется она?

Она помедлила, прежде чем ответить. Ее прекрасные глаза сверлили его лицо, словно пытаясь прожечь дыру в его черепе.

— У нее нет названия,— тихо сказала она,— кроме того имени, которое ей дают ее обитатели. Но только там — если она вообще существует — ты сможешь найти Крепость Жемчужины.

Элрик под этим мягким, но в то же время решительным взглядом чувствовал себя как в капкане.