Элрик: Лунные дороги
Шрифт:
Глава первая
Элрик поспешил из Танелорна в поисках Миренбурга, где должен был осуществиться следующий шаг его судьбы. Он знал, что проклятье десяти тысяч лет лежит на нем, что он принес себя в жертву, найдя Похитителя душ.
И теперь его истинный сон возобновился, и судьба его неслась к безжалостному разрешению.
Меня зовут Унна, я внучка графини Уны фон Бек. Это история об Элрике Белом Волке и Онрике, сыне Белого Волка; о говорящем звере из Нижнего мира; о Гильдии путешественников во времени; о Рыцарях Равновесия и тех, кто служит миру; о чудесах и ужасах, которые мне довелось пережить, когда Хаос и Закон пытались завладеть Черным мечом; об обнаруженном источнике Ада и Святом Граале. Это произошло несколько лет тому назад, я тогда была еще ребенком. И вот теперь я могу рассказать
Обычно я проводила летние каникулы в старом семейном доме в Инглетоне, в Западном Йоркшире. Там появился на свет мой отец. Через несколько лет его родители погибли в Африке, и он, будучи еще мальчиком, унаследовал этот дом. Пока ему не исполнился двадцать один год, наследством распоряжались мои дедушка с бабушкой.
Тауэр-хаус – старинная усадьба, ее основная часть была построена еще в семнадцатом веке. В конце викторианской эпохи у усадьбы появилась пристройка из местного гранита, ее сделали, когда здесь организовали пансион для девочек в 1890-х гг. К пятидесятым усадьбу разделили на несколько отдельных зданий и продали разным владельцам. Дедушка с бабушкой помогли моему отцу вернуть дому прежнюю славу. А это означало, что заезжим гостям отводилось целое крыло. Над старой конюшней, превращенной в гараж, располагалась квартирка, где жили мистер и миссис Хоторнтуэйт, наши бессменные домоправители.
Дедушка и бабушка, граф и графиня фон Бек, очень любили этот дом и жили в нем почти все время, лишь изредка выбираясь в Лондон, чтобы посмотреть спектакль, посетить врача или дантиста. Сердечная пара старичков. Деду было под девяносто, а бабушке, наверное, около семидесяти, хотя столько ей никто не давал. Все восхищались, какой молодой она кажется. Не я одна замечала, что под слоем косметики лицо ее выглядит намного свежее и мягче.
– Хорошая кожа – это у нас семейное, – как-то сказала моя мать. Она, похоже, и сама не замечала, как странно это звучит. Казалось, замедленные движения ба и ее явная забывчивость нарочиты и предназначены лишь для того, чтобы мы поверили, насколько она стара. Разумеется, она и должна быть старой, если учесть, что с дедушкой они поженились еще в 40-х, после Второй мировой! Но тогда я об этом почти не думала. Вероятно, она специально старилась, чтобы пощадить дедушкино самолюбие. Никто в семье не говорил об этом, а потому и я игнорировала.
Мы приезжали в Йоркшир на лето с тех самых пор, как я была совсем еще крохой. Мама и папа тоже всегда проводили там отпуск, задолго до моего рождения. Я знала каждый дюйм в Сторрс-коммон: ручей, старые пещеры округи, заброшенные шахты позади фермы Бизли по дороге к знаменитым водопадам. Они ревели в узком ущелье в гуще леса. Фермеры по другую сторону долины предлагали туристам полюбоваться прекрасным видом за деньги. Благодаря этому сюда добирались лишь самые отчаянные любители природы! В викторианские времена к водопадам Инглетона ходил специальный экскурсионный поезд, но теперь здесь не было ни станции, ни железной дороги.
От былой славы Инглетона остались лишь репродукции старых фотографий – на них дамы в турнюрах и огромных шляпах позируют на фоне главного водопада. Иногда сюда приводили на экскурсию школьников. Эти истосковавшиеся в неволе голодные крокодильчики с обедами в ранцах бегали по высокому берегу над рекой. Но обычно это была безлюдная глушь. На дубах и ореховых кустах я нередко встречала крупных рыжих белок, здесь же впервые увидела раков на выступающих из речушки камнях, которые мы называли «отмелью». Если набраться терпения, можно было поймать форель, но большинству рыбаков река тут казалась слишком быстрой. С середины лета и до осени гости к нам наведывались редко. Приезжим запретили парковать автомобили на общественных землях напротив нашего дома из-за эрозии почвы. Вместо этого им приходилось парковаться в поселке, но для многих асфальтированная дорога к нашему дому была слишком крутой.
Мы к ней давно привыкли. Всего-то полмили, чуть больше, если идти задами. И хотя поход в поселок отнимал где-то час, мы все равно ходили купить рыбы с жареной картошкой, сладостей и комиксов или же наведывались в сувенирную лавку. Если мы и задерживались дольше, то только поболтать со знакомыми. Мы ладили практически со всеми. Понадобилось несколько лет, чтобы маму с папой здесь приняли, особенно фермеры с близлежащих холмов, но теперь даже они почти всегда помнили, как меня зовут.
Ближайшие соседи жили в получасе ходьбы вверх по холму. До этого старого фермерского дома без водопровода добирались по колее, проложенной телегой, даже полноприводным джипам тут приходилось нелегко. Большого участка земли к дому не прилагалось, так что работники здесь менялись довольно регулярно. Мы редко видели постояльцев, они жили затворниками. Дом назывался Старр-боттом, и, когда мы были маленькими, мои старшие брат и сестра говорили, что там живут привидения. Заросшие шерстью овцы
паслись у неухоженных кирпичных стен дома.В нашем Тауэр-хаусе не было газа, зато имелись электричество, центральное отопление, камины и большая плита на угле (на кухне, выложенной гранитными плитами), потому что когда-то здесь располагалась школа. Дом построили на склоне Инглеборо, одной из знаменитых Трех Вершин, отсюда расстилался прекрасный вид на двадцать миль холмов и долин до самой Атлантики, до залива Моркам. В ясный день с центральной башни можно было увидеть чудесный дикий пейзаж с блестящими на солнце скалами из песчаника и с кустами боярышника – из-за сильных ветров и зимних снегопадов они искривлялись и жались к скалам. Наши края даже показывали по телевидению в старом сериале «О всех созданиях, больших и малых», а красоты здешней природы охраняются государством и местными фермерами, которые искренне любят свою землю.
Мы жили неподалеку от Лейк-Дистрикт и примерно в часе езды от Лидса, поэтому наш дом годился для чего угодно. Иногда мы ездили в Лидс – просто поразвлечься, сходить в гости к папиным друзьям и провести день в «Аркадах», прекрасном крытом рынке с позеленевшими от древности викторианскими чугунными решетками и блестящим стеклом. Я очень любила поездки в Лидс.
Лишь один случай портит мои детские воспоминания о Йоркшире. Однажды я проснулась, когда полная луна заглянула в окно моей спальни и осветила всю мою дневную жизнь – коробки с игрушками, стол для лепки, пластинки, книги, незаконченные проекты, – но все это отчего-то казалось таинственным и даже зловещим. Помню, уже засыпая, я громко и жутко закричала, и это разбудило всех в доме, кроме меня самой. Больше я не помню ничего. Но после этого всегда просыпалась в страхе.
Один особенно страшный сон запечатлелся в моей памяти (остальные обычно забывались).
Мне снилось, будто я гуляла на общественных землях и каким-то образом забрела в глубокую пещеру. Заблудилась, хотя знала, что дом где-то рядом. Нужно лишь найти его. Подо мной в полутьме находился город с бледными тонкими башнями, похожими на каменные шпили. Ко мне подошли странные существа в колпаках, высоких, точно капюшоны ку-клукс-клана, они вели себя вполне дружелюбно. Лиц их я не разобрала, но отчего-то решила, что они не совсем человеческие. Я услышала крик и обернулась. За мной шел мужчина. Он напугал меня гораздо больше, чем эти существа. Лицо его закрывала тень широкополой черной шляпы. На нем была черная куртка с широким белым воротником. Как у пуритан. Пытаясь убежать от него, я бросилась в сторону и внезапно оказалась в мирном зеленом лесу. На мгновение ощутила себя в полной безопасности. А затем увидела человека с белоснежной кожей и красными глазами, он стоял на огромной ветке, нависшей над тропинкой, по которой я шла. На нем был тюрбан, плащ яркой расцветки и развевающийся кушак, он бежал ко мне по ветвям, держа в руках огромный черный меч. «Как?..» – спросил он. Я видела, как он открывает рот, но голоса не услышала. Он мог помочь мне, только если я отвечу ему. Мужчина напоминал мне дедушку в молодости. Я понимала, что он хочет спасти меня, но что-то его останавливало.
«Как?.. Грюнвальд? Миддлмарш?» – это все слова, что я запомнила.
Затем я побежала прочь от него, туда, где ждали меня существа в колпаках, и наткнулась на другое, странное, высокое, оно смотрело на меня добрыми карими глазами. Я решила, что это друг моего деда. Огромный лис в роскошном костюме по моде конца восемнадцатого века улыбался, обнажив острые белые зубы, словно радовался встрече.
«Должно быть, я в хороших руках», – сказала я, ощущая признательность за то, что он отнесся ко мне весьма по-дружески.
«В лапах, если на то пошло, – произнес он, следуя буквальной логике сна. – Нам нужно поторопиться, моя дорогая мадемуазель…»
А затем позади него появился тот самый пуританин, на худом, похожем на череп лице заиграла ухмылка, когда он поднял огромный пистолет и выстрелил лису в спину. С выражением удивления и печали на морде лис упал. Я снова бросилась бежать… И закричала.
Родители позвали местного врача, но он не особенно помог. Он выписывал мне одно средство за другим, но со временем признал, что понятия не имеет, в чем тут дело. Затем я несколько раз побывала у психиатра, и мне стало лучше – кошмары и страхи больше не возвращались. Я все еще помнила тот свой сон, но больше всего мне помог мистер Хендфорт, местный викарий и друг семьи. Он отнесся ко мне со всей серьезностью и сказал, что у меня, должно быть, много «ангелов-хранителей», которые за мной приглядывают. Глубоко образованный человек, он говорил о моем беспокойном духе: он думал, что душа моя подверглась нападению. Помню, мой отец тогда спросил, должны ли они волноваться, раз я считаю, что подверглась атаке.