Элрик: Лунные дороги
Шрифт:
Но как же мои друзья? Удалось ли им сбежать из тонущего города?
Часть вторая
Противоречивые истории
Интерлюдия
Юна
Прошло несколько лет с тех пор, как ко мне в гости приезжала старая подруга миссис Перссон. Я уже примирился с мыслью, что, возможно, больше никогда с ней не увижусь. В прошлом она говорила по большей части о Бастейбле, Корнелиусе и обитателях Конца времен. Лишь раз или два она рассказывала об Элрике из Мелнибонэ, о чьих приключениях я узнавал в основном из других источников, особенно от мистера Джона Д.
– того современного воплощения Вечного Воителя, которое знал лучше всего. Мистер Д., как я уже, вероятно, где-то упоминал, женился на моей дальней родственнице и со временем обосновался на севере. Намного позже, когда мы с женой провели год или два в районе Английских озер, мне выпало удовольствие вновь пообщаться с ним.
Примерно в то же время я опять повидался с миссис Перссон. Нам с Линдой уже нравилась размеренная жизнь в техасской глубинке, и мы всегда радовались нежданным гостям, чего обычно не случается в городе.
Однажды поздним октябрьским вечером мы сидели в креслах-качалках на веранде, отгороженной москитной сеткой, наслаждались теплом и любовались закатом над пологими холмами и широкими ручьями нашего ранчо, и в это время по грунтовке подъехал автомобиль. Машина подняла клубы пыли, они вырастали навстречу темнеющему небу, словно бледный сказочный великан. Пыль улеглась, как только авто проехало под высокими балками ворот, над которыми гордо значилось: «Квадратура круга».
Мой двоюродный дед дал название этому ранчо, когда поселился в Лост-Пайнс и сколотил первое состояние на древесине, второе – на разведении скота, третье – на речной торговле, четвертое – на нефти, а пятое – на недвижимости. Из-за бестолковых бухгалтеров мы практически ничего не заработали. Теперь большая часть нашей земли принадлежала национальному парку Лост-Пайнс, благодаря низким налогам мы содержали небольшое стадо лонгхорнов, для нас они были почти что членами семьи, как и прочие домашние животные. Мы давали им клички, и они, как и все истинные техасцы, сами оплачивали свое содержание. На части земли, незанятой пастбищами или лесом, мы выращивали овощи и фрукты, применяя лишь органические удобрения.
Именно из-за этого мы привыкли, что соседи приходят к нам купить пучок моркови или пару фунтов томатов, и даже не удивились, пока из автомобиля, подъехавшего к ступенькам веранды, не вышла стройная темноволосая женщина. Несколько похожая на мальчика, но необычайно красивая. Длинный плащ, который мы в Техасе зовем «пыльником», короткая стрижка «паж». Из-под челки смотрели улыбчивые ярко-серые глаза. Я сразу же
узнал ее. Миссис Перссон поднялась по ступенькам на веранду, я открыл дверь. Жена радостно воскликнула:– Моя дорогая Юна! Что привело тебя в этот медвежий угол?
Линда вынесла на веранду еще одно кресло-качалку для миссис Перссон. Я тем временем налил ей выпить. Она с благодарностью приняла стакан, не успев даже присесть. Я предложил кресло, но она ответила, что провела за рулем несколько часов и теперь хочет постоять немного. Юна сообщила, что была в Остине, чтобы встретиться с коллегами из Техасского университета; она не знала нашего телефона, но нашла адрес и решила съездить и посмотреть, не дома ли мы.
Я сказал, что мы совсем обленились, так как я вышел на заслуженный отдых и делать мне почти нечего. Начал расспрашивать о старых друзьях, а также о тех, кого считал своими друзьями по ее рассказам.
Она ответила, что почти никого не видела, кроме своего кузена, чьи приключения меня очень интересовали.
– Элрика из Мелнибонэ?
Выговаривала она слова очень вкусно, будто смакуя экзотические блюда. А также в ней чувствовалась ирония, которую приобретает женщина, когда слишком долго живет в Париже.
– В самом деле? Ты пережила новые приключения в пространстве и времени?
– Вовсе нет. Он лишь совсем недавно вернулся в свою эпоху. Это, какое физическое воплощение ни возьми, между одним измерением мультивселенной и другим. Насколько понимаю, его народ называет это «путешествиями во снах».
– Ты же теперь не в подобном путешествии? – мягко спросила моя жена.
Юна Перссон слегка наклонила голову и подмигнула.
– Все мы путешествуем во снах, – ответила она. – Все, кто не умер окончательно. Окончательно.
– Но когда ты играла на сцене и все прочее, это же не было путешествием во сне, – заметила Линда. – Это был сон, воплотившийся в жизнь.
Я засмеялся.
– Меня не учили отличать одно от другого. – Юна наконец уселась в кресло-качалку рядом с Линдой. – Сны и личности, как и мультивселенная, существуют, и их можно переуступить, можно испытать, примерить на себя, а иногда даже присвоить.
– Не думаю, что мне хотелось бы иметь такой выбор, – сказал я.
– А я точно знаю, что предпочла бы его не иметь, – согласилась Юна.
– Так тебе не понравилось играть на сцене? – Линда была неумолима. Она очень любила музыкальную комедию, а Юна какое-то время весьма успешно выступала в театрах Вест-Энда и Бродвея.
– Это мне нравилось больше всего, – ответила Юна. – Долгая карьера, учитывая мои весьма необычные обстоятельства. Я вошла в моду во времена больших залов и дворцов эстрады вроде «Эмпайр» и «Лестер-Сквер». А вышла из нее вместе с ревю и сложными и злободневными песнями шестидесятых. Рок-н-ролл и сатира погубили меня, моя милая, – засмеялась она.
Она любила играть, пока это приносило радость, а когда все закончилось, не стала возражать и ушла со сцены. С середины шестидесятых она сделала гораздо больше с точки зрения политики. Разумеется, в то время Юна в основном вращалась в кругу Джерри Корнелиуса и его странного набора бродячих актеров, типичных для ситуационистского театра, который появился на континенте, но так особо и не прижился в Соединенных Штатах и Великобритании. Говорили, будто их театр служил прикрытием для более серьезных дел, но меня никогда не интересовали рассказы о так называемых «секретных службах».