Элрик — Похититель Душ (сборник)

— Я вижу, другая твоя любовница по-прежнему разделяет с тобой ложе, — сказала она. — И теперь у тебя даже нет потребности освободиться от нее, поскольку этот черный властелин Нихрейна дал тебе оправдание, чтобы ты мог никогда не расставаться с ним. Судьба — так ты это называешь? Судьба! Чего только не совершали мужчины во имя судьбы! А что такое судьба, Элрик, ты можешь ответить?

Он покачал головой.

— Поскольку ты задала этот вопрос в гневе, я не буду на него отвечать.

Внезапно она воскликнула:

— Ах, Элрик, я проделала такой длинный путь, чтобы увидеть тебя. Я думала, ты обрадуешься. А мы говорим с ненавистью.

— Страх! — взволнованно сказал он. — Это страх, а не ненависть. Я боюсь за тебя и боюсь за будущее мира. Проводи меня завтра утром на корабль и как можно скорее возвращайся в Карлаак. Умоляю тебя.

— Как скажешь.

Она вернулась в маленькую комнату по соседству.

Глава третья

— Мы говорим только о поражении! — прорычал Карган из Пурпурных городов, ударив кулаком по столу. Казалось, даже борода у него дымится от гнева.

К рассвету в зале совещаний остались всего несколько офицеров, сумевших побороть усталость. Карган, Мунглам, кузен Элрика Дивим Слорм и лунолицый Дралаб из Таркеша продолжали разговор о тактике грядущего сражения.

Элрик спокойно ответил ему:

— Мы говорим о поражении, Карган, потому что мы должны быть реалистами. Разве нет? Если поражение неизбежно, то мы должны спастись, сохранить наши силы для нового сражения с Джагрином Лерном. У нас не будет сил для еще одного генерального сражения, поэтому мы должны воспользоваться нашим знанием течений, ветров и территории, чтобы нападать на него из засад на земле или на море. Таким образом нам, может быть, удастся деморализовать его воинов и убить гораздо больше врагов, чем враги убьют нас.

— Хорошо, я принимаю твою логику, — неохотно пробормотал Карган, которого этот разговор явно приводил в беспокойство, потому что если генеральное сражение будет проиграно, это будет означать потерю острова Пурпурных городов, а за ним и материковых королевств — Вилмира и Илмиоры.

Мунглам, изменив свою позицию, проворчал:

— А если придется отступать, значит, будем отступать — лучше гнуться, чем ломаться, но потом возвращаться с других направлений, атаковать, сеять замешательство в рядах врага. Я так думаю, что нам придется двигаться быстрее, чем мы можем, поскольку мы будем измотаны, а при недостатке продовольствия… — Он слабо улыбнулся. — Простите мне мой пессимизм. Боюсь, что он совсем не к месту.

— Нет, — сказал Элрик. — Мы должны смотреть правде в лицо, если не хотим, чтобы нас застали врасплох. Ты прав. А чтобы обеспечить нам пути отступления, я уже послал отряды во Вздыхающую пустыню и Плачущую пустошь — они оборудуют там склады провизии и оружия. Если нам придется отступить до пустынь, то мы окажемся в более благоприятном положении, чем Джагрин Лерн. При этом мы исходим из предположения, что для распространения власти Хаоса им потребуется какое-то время, а его союзники из Высших Миров не обладают абсолютной мощью.

— Ты рассуждаешь здраво… — сказал Дивим Слорм, криво улыбаясь и поднимая скошенные брови.

— Да, но есть вещи, которые невозможно предусмотреть, потому что если мы в конечном счете будем полностью поглощены Хаосом, то никакой нужды в дальнейших планах нет. Так что мы рассчитываем на иные реалии.

Карган тяжело вздохнул и поднялся со стола.

— Больше обсуждать нечего, — сказал он. — Я иду спать. С завтрашним приливом мы должны выйти в море.

Все согласно вздохнули, встали, отодвинув стулья, и вышли из зала. В комнате, оставленной людьми, воцарилась тишина, нарушаемая лишь шипением ламп да шуршанием карт и бумаг на сквозняке.

Когда поздно утром Элрик поднялся, Зариния уже встала и была одета в платье из ткани с золотой нитью, поверх которого был наброшен длинный серебристый плащ с черной оторочкой, ниспадающий с плеч до самого пола.

Он умылся и позавтракал приготовленными ею плодами с пряностями.

— Зачем ты так нарядилась? — спросил он.

— Чтобы проститься с тобой в гавани, — ответила она.

— Если ты говорила вчера то, что думаешь, то тогда тебе стоило бы надеть траурное красное платье, — сказал он, а потом, смягчившись, прижал ее к себе. Он обнял ее со всей силой отчаяния, потом отстранился, взял ее пальцами за подбородок, приподнял лицо и заглянул в глаза. — В наши трагические времена, — сказал он, — почти не остается времени для любви и добрых слов. Любовь должна быть глубокой и сильной, она должна проявляться в наших действиях. Не жди от меня ласковых слов, Зариния, просто вспомни наши прошлые ночи, когда наша безмятежность нарушалась лишь стуком сердец.

Сам он облачился в мелнибонийское военное убранство — нагрудный доспех из сверкающего черного металла, куртку черного бархата с высоким воротником, черные кожаные штаны, ниже колен заправленные в высокие сапоги тоже черной кожи. На плечи он набросил темно-красный плащ. На одном из его тонких длинных пальцев сверкало Кольцо Королей — редкий камень Акториос в серебре. Его длинные белые волосы свободно ниспадали на плечи, а спереди — чтобы не падали на лицо — были закреплены бронзовым венцом, украшенным драгоценными камнями — периксом, мио и золотым отредосом. На левом боку в ножнах у Элрика висел Буревестник, а кинжал с рукоятью из черного дерева — на правом. На столе среди раскрытых книг лежал испещренный древними рунами черный конусный шлем, навершие которого переходило в заостренный зубец, возвышающийся над основанием почти на два фута. На основании же, над вырезами для глаз, находилось крохотное изображение дракона с открытой пастью, напоминавшее о том, что предки Элрика были не только императорами Сияющей империи, но и Владыками драконов, повелевавшими остатками драконьей стаи. Главным Владыкой был сам Элрик, хотя теперь только его кузен, Дивим Слорм, знал драконий язык и заклинания — все остальное так или иначе было утрачено после разграбления Имррира много лет назад, когда ставший предателем Элрик возглавил набег на Грезящий город.

Он взял шлем и надел его на голову — шлем полностью закрыл верхнюю часть его лица, и теперь из-под него были видны только сверкающие красные глаза Элрика. Он не стал выдвигать боковины, и пока они остались убранными в заднюю частыплема.

Зариния все это время не проронила ни звука, и Элрик, у которого камень лежал на душе, сказал:

— Идем, любимая, в гавань. Удивим-ка наших полудиких союзников пышностью наших одеяний. За меня можешь не опасаться: я не погибну в грядущей битве, потому что я еще нужен судьбе, и она защищает меня, как мать защищает сына, чтобы я оставался свидетелем всех обрушившихся на мир несчастий, пока не настанет день, когда все это кончится навсегда.

Они вместе покинули Крепость Заката на волшебных нихрейнских жеребцах и направились к гавани, где под ярким солнцем уже собрались морские владыки и офицеры.

Все были в самых пышных своих военных облачениях, хотя никто из них и не мог сравниться с Элриком. Когда они увидели его, во многих шевельнулись старые, впитавшиеся в кровь воспоминания. Они почувствовали беспокойство, сами не понимая почему, но у их предков были все основания страшиться императоров Сияющей империи в те дни, когда Мелнибонэ управляло миром и некто в таком же облачении, в каком теперь был Элрик, командовал миллионами таинственных воинов. А теперь лишь горстка имррирцев приветствовала его, когда он появился на берегу. Элрик проскакал вдоль причалов, оглядывая стоящие на якоре корабли под гордо развевающимися на ветру разноцветными знаменами с разными гербами.

На Дивиме Слорме был шлем в форме головы дракона, отливающий красным, зеленым и серебром. Доспехи его были выкрашены в желтый цвет, а все остальное облачение было черным, как и у Элрика. На боку у него висел Утешитель — близнец Буревестника.

Элрик подъехал к офицерам, и Дивим Слорм повернул голову в тяжелом шлеме в направлении моря. Ни на спокойной глади воды, ни на чистом небе не было никаких признаков надвигающегося Хаоса.

— По крайней мере, нам на нашем пути будет сопутствовать хорошая погода, — сказал Дивим Слорм.