Эльзас и Страсбург
Шрифт:
Под этим дубом старый барон Дантес проводил долгие часы
В подвале Бученека висит картина эльзасской художницы русского происхождения. На ней изображены Пушкин и Наталия на балу, отвернувшиеся друг от друга, недовольные, усталые, одинокие среди чужих, недобро настроенных людей. Поэт ощущал интригу, постоянно раздражался и, как говорили, сам искал случая сорвать на ком-нибудь свое возмущение, чтобы прекратить разговоры, судя по всему, бывшие не просто сплетней. На картине видно, что конфликт между супругами вышел за рамки семейных отношений. Подобно всякому гению, Пушкин интересовался только собой и своим искусством, не признавая в жене самодостаточной личности. Невозможно усомниться в его любви к Натали, такой красивой, печальной, послушной, стыдливой, истинно русской женщине, пусть даже принадлежавшей
Глубокой осенью 1836 года Пушкин получил анонимное письмо, где в оскорбительной форме описывалась связь его супруги с кавалергардским поручиком бароном Дантесом. К тому времени он уже успел познакомиться с красивым иностранцем, зачисленным в полк благодаря хлопотам отчима, голландского дипломата Луи Геккерена. То, что тот выделял из блестящего придворного круга Наталию Пушкину, тоже не являлось секретом, но обычное для великосветского общества ухаживание в данном случае переросло в нечто большее. Пылкую страсть француза видели все, многие устно или письменно высказывали свои догадки поэту, который в определенный момент воспользовался пасквилем и вступил в трагический для себя конфликт.
Кавалергардский поручик Дантес в молодости разбил немало сердец
Дантесу, как и барону Геккерену, было отказано в посещении дома Пушкиных. Наталия Николаевна перестала выезжать в свет и не принимала писем, но разговоры не прекращались. После получения очередного послания поэт вызвал Дантеса на дуэль, тот принял вызов, хотя и с отсрочкой на две недели, как стало известно позже, для того чтобы отметить помолвку с Екатериной Гончаровой. По истечении срока он, принеся извинения, отказался от поединка. Уже в январе отшумела свадьба и все успокоились, посчитав ситуацию разрешенной. Однако неожиданное родство потребовало встреч, и таковые, к радости злопыхателей, состоялись. Накалу страстей невольно способствовал Луи Геккерен, имевший желание всего лишь сблизить новоиспеченных родственников. Пушкин слишком резко выражал неприязнь к Дантесу, который продолжал прилюдно восхищаться Натали, предоставляя все новые и новые поводы для сплетен. Окончательно выведенный из терпения, поэт написал посланнику крайне обидное письмо и в ответ получил вызов.
Противники сошлись вечером 27 января. Дуэль проходила по правилам: секунданты подготовили оружие, отмерили шаги, предложили перемирие и, услышав отказ, объявили, что первый выстрел достался Дантесу. Барон не промахнулся; он ранил Пушкина в живот, но тот, упав, сумел приподняться, прицелился, выстрелил и закричал от радости, увидев падающего француза.
Чувствуя приближение смерти, Пушкин просил врачей не пугать жену и велел секунданту написать царю, попросив извинения и обещание взять семью на попечение, что впоследствии и было исполнено. После двух неполных дней физических мук Пушкин умер, исповедавшись и причастившись, благословив близких и детей, попросив не мстить, простившись с друзьями и книгами. Его отпевали в придворной Конюшенной церкви, после чего Александр Тургенев отвез тело для погребения в Святогорский монастырь неподалеку от дорогого покойному села Михайловское.
Красотой Наталии Николаевны Пушкиной восхищались все, но лишь восторги Дантеса давали повод для сплетен
Интеллигенция России была потрясена неожиданной смертью поэта. Известие о дуэли и кончине Пушкина вызвало в Санкт-Петербурге сильное волнение. Даже зарубежная пресса пестрила подробностями (порой весьма фантастичными) печального события, уделяя особое внимание жизни и смерти русского гения. Именно с этого времени в Германии и Франции появился интерес к изучению его творчества и русской литературы вообще.
Наталия Николаевна пережила мужа почти на 30 лет. Она вышла замуж, став почтенной генеральшей Ланской, подарила второму супругу детей и умерла от воспаления легких, окруженная многочисленным семейством. Ни с Дантесом, ни со своей сестрой вдова Пушкина не встречалась никогда.
После дуэли Жорж-Шарль уехал домой и, несмотря на благополучную жизнь, никогда не был счастлив. Чтобы не тревожить память, имя покойного поэта в этой семье никогда не произносилось вслух. Между тем третья, младшая дочь Дантеса,
Леони, благоговела перед Пушкиным. Юная баронесса знала наизусть многие его стихи, немного сочиняла сама и вместо Бога обращалась к его портрету, вывешенному там, где русские традиционно ставили иконы. Леони умерла в клинике для душевнобольных: психическая болезнь стала развиваться у девочки после смерти матери. Несмотря на все попытки врачей, вылечить ее не удалось, но современники утверждали, что отец приложил к тому немало стараний.Дуэль на Черной речке оборвала жизнь великого поэта и обрекла на проклятье достойное семейство Дантесов-Геккеренов
Похоронив дочь, барон часто и подолгу сидел под дубом во дворе своего замка, записывая в дневник отрывистые строки: «За что меня покарала судьба, отчего единственная любимая мной женщина осталась недосягаемой, дай Бог, чтобы новый супруг любил ее так же как я…». Его похоронили на фамильном кладбище позади дома, где уже покоились его дочь, супруга Екатерина и обретенный отец Луи Геккерен.
Нынешние Геккерены-Дантесы почти свыклись с проклятьем рода. Они спокойно и даже с юмором относятся к тому, что в компаниях, где имеется хотя бы один русский, их представляют «убийцами Пушкина», словно забыв о дуэльных традициях и о том, кто именно стрелял в великого поэта. Некоторые из них, как в свое время Жорж-Шарль, страдают от одиночества и депрессии, заливая тоску вином или погружаясь в литературу, причем писать стихи здесь принято гусиным пером.
В старом Бученеке, перепланированном в комфортабельный отель, снаружи ничто не напоминает о прежних владельцах, зато память о Пушкине жива. Хозяин отказывается брать с русских плату за ночлег, шеф-повар привычно выписывает на тарелке красным перцем характерный арабский профиль, одно из мясных блюд подают в «чернильнице» из хлеба, с таким же «гусиным» пером. Кроме того, в меню значится шоколадный десерт «Царевна Лебедь», а со стойки бара гостям печально улыбается 2-метровое безе в виде золотой рыбки. По выходным в баре работает, ловко взбивая алкогольные коктейли, барон Лотер де Геккерен-Дантес, праправнук Жоржа-Шарля, поведавший о фамильных секретах в своей книге. Кроме писательства и барменства, он занимается мусорно-канализационным бизнесом, поддерживая тем давнюю традицию и добрую репутацию семьи, не гнушающейся трудом несмотря на богатство и высокое положение в обществе.
Венеция по-кольмарски
Путешествуя по дорогам Эльзаса, отыскать среди них прямые пути почти невозможно. Кажется, что здесь дорожным строительством занимался добрый волшебник, который устроил так, чтобы за каждым поворотом взору неожиданно открывалось что-то новое: готический собор, ренессансная ратуша, средневековая крепость или мрачная «башня ведьм», усадьбы виноделов со ступенчатыми виноградниками и причудливой формы колодцами. За одним из дорожных изгибов скрывается Кольмар – сказочно красивый город, не из пустой похвалы именуемый маленькой Венецией. Прогулка по нему занимает не более 2 часов даже с учетом тесноты старинных улиц и того, что при осмотре приходится частенько переходить с шага на езду, и не в автомобиле, а на лодке, по водной магистрали, роль которой играет городской канал.
Кольмар, кажется, возвел добрый волшебник
Столица департамента Верхний Рейн невелика, но изумительно красива: островерхие черепичные крыши, легкие мостики над каналами, фахверковые здания, сияющая чистотой брусчатка мостовых, уютные дворики, каналы со свисающими над водой плакучими ивами, ухоженные фасады домов, столики на верандах и цветы повсюду, где только найдется клочок земли. Можно лишь удивляться обилию изысканных растений, которые в здешних краях высаживают для того, чтобы снизить уровень шума на дорогах и заставить водителей хоть немного снизить скорость.
По этому городу лучше путешествовать по воде
История Кольмара – прелестного французского города с германским прошлым – во многом повторяет историю Эльзаса. Он фигурировал в хрониках начиная с IX века, когда был простой деревней с латинским называнием Коломбариум (от лат. Colombarium – «Голубятня»). Перед Тридцатилетней войной поселение превратилось в процветающий город, а после нее, уже под своим современным именем, впервые стало французским. Сами горожане тогда не причисляли себя ни к одной из известных наций и упорно именовались кольмарцами.