Эм + Эш. Книга 1

Кстати, пацаны ведь спрашивали, было ли что у нас в ту субботу. Пришлось их разочаровать.

И вообще я подумал, что плохо обращался с Иркой. Обозвал при людях, а она вон сама пришла мириться. Короче, решил я относиться к ней лучше, серьёзнее, что ли. Тут и обещание её, конечно, тоже сыграло роль. Только почему-то, когда встретил Майер, внутри что-то дрогнуло. Наверное, обрадовался, что она поправилась. И ведь сам себе сказал — ну вот, зря накручивал, с ней всё в порядке, теперь можно успокоиться и жить дальше, встречаться с Иркой и так далее, но позже увидел Майер в столовке и не удержался, захотел вдруг лично убедиться, что с ней всё хорошо. Только спросить ничего не успел — появилась Ирка. Пришлось по-быстрому ретироваться. Потом, решил, поговорим.

— Нифига себе, Майер наштукатурилась сегодня! — хохотнула Ирка.

Может, сказать ей всё-таки, чтоб смеялась реже? Или по-другому? Или она опять обидится?

— Да у неё синяки не сошли, — предположил я, — вот и замазала.

— Всё равно прикольное зрелище.

Про смех потом ей всё-таки скажу. После пятницы.

Глава 13. ЭМ

Во вторник я пошла в школу в обычной чёрной юбке и серой кофте, и, уж конечно, не накрашенная. Ради кого мне выряжаться? Боря перестал меня волновать, а про Шаламова я даже думать не хочу. Пусть катится!

И, кстати, своим установкам я осталась верна. Ну, почти. Утром невольно взглянула в окно, и как раз он шёл к школе. Но я сразу отвернулась! И расписание их не смотрела. И все перемены просидела в классе, хоть Светка и зазывала меня прогуляться. Даже в столовую не ходила во избежание. Черникова в конце последнего урока даже пробурчала, что я вчерашняя нравилась ей больше. Зато Алька Зимина снова стала со мной общаться, не так, как прежде, конечно, но во всяком случае поздоровалась и спросила, как самочувствие.

Порепетировать в актовом зале во вторник нам не удалось. 11 «А» занял его раньше нас, а ждать, пока они там хором напоются, мне не хотелось. Так что добрались до школьного рояля мы только в среду вечером — пришлось пожертвовать тренировкой. Впрочем, я не особо туда и рвалась. Светка нервничала:

— Послезавтра уже выступать, а мы толком не подготовились.

Но зря она нервничала — практически с первого раза получилось очень даже неплохо. В актовый зал набились девчонки, да и пацаны, что учатся со второй смены. Стояли и слушали, а когда мы закончили — даже поаплодировали. Светка просияла и, встав со стула, в шутку поклонилась. А когда мы шли по коридору, кто-то из девчонок тихо сказал: «Нифига она поёт! У меня аж мурашки по телу…». Приятно, что уж скрывать. Я покосилась на Светку, но она не услышала, а может, сделала вид.

В четверг после уроков Мочалова снова собрала нас у себя, чтоб отчитались. А заодно и провести жеребьёвку — кому каким по счёту выступать. Она странная, эта Мочалова. Раньше вела физику. Правда, не знаю, какой из неё учитель — это было ещё до нас. Потом пошла по профсоюзной линии, прямо как Шура из «Служебного романа». Такая же деятельная и приставучая. Только наша с характером. Что не по ней — вопль поднимает. Не страшно, но противно.

Не хотелось ведь мне идти на эту сходку, но Светка уболтала. У Мочаловой кабинетик как спичечный коробок, крохотный, тесный, а народу набилось, что не охнуть не вздохнуть. Это из нашего класса мы со Светкой вдвоём такие инициативные. А все другие решили выступать хором по полкласса. Мы заявились с небольшим опозданием, так что пришлось топтаться у дверей. Правда, потом Светка протиснулась к столу Мочаловой — тянуть жребий, а я осталась у порога. Из 11 «В», кстати, никто не пришёл. Только я подумала, что уже три дня не видела Шаламова, как дверь за спиной приотворилась и возник он собственной персоной. Я без задней мысли оглянулась и напоролась на его взгляд. И тотчас у меня перехватило дыхание, а внутри всё задрожало. Я сразу отвернулась и замерла в диком напряжении. А он втиснулся, встав прямо у меня за спиной, и прикрыл за собой дверь.

— Значит, 9 «Б» выступают первыми, 11 «Б» — вторыми, — подводила итоги жеребьёвки Мочалова, но я едва её понимала. Все рецепторы, казалось, притупились, кроме тактильных, а эти уж обострились просто феноменально. Я туго соображала, слышала других как сквозь толщу воды, перед глазами тоже всё плыло. Но зато чувствовала, прямо физически чувствовала спиной, кожей, затылком, всеми нервными окончаниями его близкое присутствие.

Вот мы нечаянно соприкоснулись, и меня словно током прошило. Как ещё на ногах устояла! А он как назло придвинулся ближе, вплотную, практически прижался. Мамочки! Зачем он так делает? У меня внутри всё аж свело, и ноги тотчас ослабели. Лицо, шею, уши и так буквально затопило жаром, а он ещё и выдохнул мне в затылок, а потом и вовсе наклонился и прошептал в самое ухо, опалив его как огнём: «Тоже будешь выступать?». Натянутая струна во мне завибрировала с утроенной силой. Разумеется, я ничего ему не ответила. Да как бы я ответила, если на ногах-то еле держалась, если вдохнуть толком не могла — горло перехватило.

Чёрт, чёрт, как успокоиться? Как унять эту дурацкую дрожь? Ведь сейчас Мочалова закончит, и все увидят, какая я… О, мне показалось или он в самом деле понюхал мои волосы? Я точно сейчас или в обморок грохнусь, или задохнусь.

«Так, надо брать себя в руки», — сказала я себе и попыталась вдохнуть полной грудью. «Закрой глаза и подумай о папе». И вдруг я совершенно явственно ощутила, как Шаламов провёл пальцем по моей ладони, затем ещё раз. Совсем легонько, едва касаясь, но именно провёл. И это не было случайно. Тут я оцепенела по-настоящему.

— Шаламов, ты пришёл? — донёсся до меня как сквозь туман голос Мочаловой. — Будете выступать последними.

А затем он ушёл. Просто развернулся и хлопнул дверью. Я потихоньку стала приходить в себя, но спине как будто стало холодно и неуютно.

Пока шли домой, Светка неутомимо щебетала про грядущий осенний бал. Я слушала её вполуха, не в силах сосредоточиться ни на чём. Тот коротенький эпизод в кабинете Мочаловой (хотя не думаю, что эпизод — подходящее слово, чтобы описать то, что творилось со мной, но другое на ум пока не приходит) занимал все мои мысли. Сердце до сих пор замирало, стоило вспомнить… Что за человек, этот Шаламов? Почему он так странно себя со мной ведёт? Что значили эти его поглаживания? Моя воля — я бы нафантазировала, конечно, ого-го сколько всего, но учитывая то, как зло он подколол меня в понедельник, как высмеял меня, мечтать и обманываться больше не тянуло. Да и какие мечты, если у него отношения с Шестаковой? О ней мне вообще думать было неприятно. Понимаю теперь Светкину антипатию. Но всё же, почему, зачем он трогал меня?

Первые два урока в пятницу прошли как обычно. Историчка читала вслух очередной параграф из учебника, прерываясь только на замечания классу. Справедливости ради отмечу, что читает она с выражением, прямо как чтец на радио. Затем Клара Фёдоровна — математичка — разбирала с нами теоремы о параллельных плоскостях.

Клара Фёдоровна дружит с моей мамой, не тесно, но достаточно, чтобы я относилась к ней лояльно и не обращала внимания, на то, что как учитель она далека от совершенства. Чудовищно косноязыкая, Клара Фёдоровна не разъясняет тему, а запутывает. Поэтому я весь материал усваиваю исключительно из учебника самостоятельно. И всё же её косноязычие мне больше по душе, чем Тамара Николаевна с её выразительным чтением вслух. Остальные тоже относятся к Кларе Фёдоровне нейтрально. Без особого уважения, но и не издеваются. И дисциплина в классе на алгебре и геометрии — так себе, расхлябанная, но не вопиющая. У той же исторички во время урока по классу запросто ходят и громко переговариваются. Ну не я, конечно, — на мне ярмо отличницы и директорской дочки, приходится соответствовать. Ну и потом историчка такая ябеда — чуть что побежит папе жаловаться.

После второго урока, на первой большой перемене Светка позвала спуститься в рекреацию — там всегда проходят увеселительные мероприятия. Куклина и Капитонова увязались за нами. Алька с Викой Вилковой тоже пошли посмотреть, но держались от нас в стороне. Последние дни они часто ходят парой. Не скажу, что мне это приятно, но разве я имею право на какие-то претензии, когда сама всё время со Светкой?

У второй смены бал отгремел ещё вчера. Оформление немного потрепали, но не критично. Стены, как водится, были украшены воздушными шариками и множеством красных, жёлтых, оранжевых листьев, вырезанных из бумаги. Эти же листочки, нанизанные на нитки свисали с занавесок. На подоконниках расставили пластмассовые ведёрки с охапками листьев, но уже настоящих. У дальней стены справа стояло пианино, а слева были сдвинуты в ряд три парты, на них громоздилась аппаратура. Возле столов, по бокам, высились колонки габаритами с небольшой такой шкаф.

Музыкой заведовал у нас Стас Бурлаков из 11 «Б». Сам тоже как небольшой шкаф, невысокий, но крепкий. Его старший брат открыл свой киоск, где торговал кассетами. Поэтому Стаса часто просили записать какую-нибудь песню или просто дать послушать. Но тот просто так не соглашался — только за плату, ну или за что-нибудь взамен. Но даже и так кочевряжился — нравилось ему, чтобы его хорошенько поуговаривали. И желающие находились, потому что брал он всё равно меньше, чем стоили кассеты. Иногда, впрочем, делал исключения. Светке Черниковой, например, досталась кассета с Ветлицкой совершенно бесплатно. Правда, перед тем она целую неделю строила ему глазки, призывно улыбалась и отвешивала комплименты. А получив свою Ветлицкую, тотчас потеряла к Стасу интерес. Тот обиделся, между прочим, и стал, по-моему, ещё несноснее и прижимистей. Ну а перед каждым школьным балом возле него обязательно крутились меломаны-просители. Заказывали, чтобы включил ту или иную песню. Он, по своему обыкновению, воротил нос, а надувал щеки и в лучшем случае цедил что-то вроде: «Не знаю, посмотрим». Так что перед дискотеками он чувствовал себя королём. Но не сегодня…