Эм + Эш. Книга 1
Шрифт:
В общем, живём мы с новеньким через стенку. Благодаря этому маленькому обстоятельству дружба со мной для некоторых стала очень ценной, и мои одноклассницы буквально одолевают меня визитами. То гулять зовут, то в школу за мной заходят (причём даже те, кому не по пути), то из школы провожают. И среди дня по сто раз забегают. Поводы самые разные — то книжку просят почитать, то водички попить, а то принесут из дома печенье или кусок пирога — бабушка, мол, отправила угощенье.
Светка Черникова и вовсе у меня обосновалась. Даже уроки делать приходит ко мне. Это смешно — уж передо мной-то могла бы и не пускаться на всякие уловки, как будто непонятно, что ей дела нет до уроков. Мне, в общем-то, Светка не особо мешает. Засядет
Обе старательно делают вид, что друг друга не замечают, но сидят при этом, поджав губы, и тягостно молчат. Я тоже молчу. Правда иногда, если уж их молчание совсем невмоготу, играю на фортепиано, а то и пою потихоньку. Это немного разряжает обстановку.
Обычно Светка мне подпевала, иной раз мы даже играли в четыре руки, но теперь, когда нас кое-кто за стеной может услышать, она стесняется петь! Светка и стесняется! Это что-то новенькое. Правда, если бы там жил Боря, я бы тоже, наверное, стеснялась. Хотя пою неплохо, голос у меня сильный, правда, немного низковатый и с лёгкой хрипотцой. Но мой учитель по вокалу уверял, что это наоборот хорошо, что есть в этом особая притягательность и что некоторые специально осваивают технику драйва, а я сама по себе так могу.
Петь мне нравится, только папа это дело не одобряет. «Распыляешься», — говорит и недовольно хмурится. Зато и Алька, и Светка чуть ли не аплодирует со слезами на глазах и просят ещё что-нибудь сыграть, но это когда мы с каждой из них наедине. Если же втроём — в лучшем случае натянуто улыбаются. Идиотизм!
Только раз их визиты не совпали по времени. Как-то Алька примчалась почти сразу после уроков, но у неё был важный повод — сегодня она, как дежурная, убиралась в кабинете химии и в парте нашла забытую кем-то тетрадь. И тетрадь оказалась не чья-нибудь, а Петрова! Она так разволновалась, что после школы побежала ко мне показывать находку. Мы просмотрели всю тетрадь, а она даже её понюхала. Но вообще, кроме того, какой у него почерк (кстати, мелкий и корявый) ничего нового о нём не узнали.
— Я её себе на память оставлю! — с придыханием сказала Алька.
— Как Желтков перчатку, — провела я ассоциацию. Алька действительно к Петрову относится со священным благоговением.
Мы ещё минут двадцать обсуждали это происшествие, и потом она ушла взволнованная. А ещё через полчаса ко мне заявилась Светка. Как всегда — «делать уроки».
— Что, Зимина ещё не приходила? — спросила она.
— Только что ушла.
Я оставила Светку в своей комнате, сама пошла готовить чай. А когда вернулась позвать её на кухню, увидела, что Светка с недоумением листает тетрадь. Тетрадь Петрова! Я подскочила, вырвала её из Светкиных рук. Наверное, слишком поспешно, потому что она сразу захихикала:
— О! Так вот, значит, кто покорил наше неприступную Эмилию? Неужто Петров? Петров?! Что ты в нём нашла?
— Да ничего я в нём не находила.
— И зачем тогда тебе его тетрадь?
— Да ни за чем. Я просто нашла её сегодня в парте.
— И почему не оставила там же? Или не отдала училке? Зачем домой тащить? — Светка иронично выгнула бровь. — На память?
— Ты бредишь. Нашла и взяла, что такого? Отдам завтра лично, вот и всё.
— Ну ты так её вырвала у меня, чуть не с руками…
— Не говори глупостей.
Светка посмотрела на меня как-то странно, с прищуром.
— А может, это Зимина оставила? Она же только что к тебе заходила. И это она сегодня дежурила в кабинете химии…
— Да прекрати уже сочинять! — Меня и вправду стала раздражать её навязчивость. Что она нос суёт куда не надо? И Алька тоже молодец, разбрасывается тут своими сокровищами. Но тут за стенкой загремела какая-то иностранщина,
рок или металл, я в этом не смыслю. Светка сразу же и думать забыла про тетрадку и Петрова, подобралась вся и обернулась в слух. И слава богу. Первый раз я мысленно благодарила соседа за то, что врубил свою жуткую музыку. Потому что от Светкиных расспросов мне стало не по себе. С ходу достоверно врать я никогда не умела и попросту испугалась, что сейчас невольно выдам Алькину тайну. Светка, к счастью, к этому вопросу больше не возвращалась. Она с блаженным лицом слушала невнятный грохот за стенкой и даже не заметила, по-моему, что я ушла в другую комнату. Там тоже грохотало, хоть и меньше, так что я включила телевизор. Потом музыка (если эти звуки можно так назвать) смолкла, и Светка вскоре ушла домой, хихикнув напоследок:— Фигню какую-то слушает.
На другой день я отдала Альке тетрадь Петрова, но о том, что её увидела Светка, говорить не стала. Вернее, собиралась, но не смогла. Алька, взяв свою реликвию, так страшно вытаращила глаза и прошептала:
— Её ведь твои не обнаружили? Я вся вчера изнервничалась!
И у меня просто язык не повернулся признаться, что обнаружили, только не мои, а Черникова. Альке и так моя дружба со Светкой как кость в горле. Каждый день нудит и высказывается в духе: «Повадилась коза в огород ходить». От меня Алька ждала, наверное, хотя бы поддакивания, мол, и впрямь надоела, но я молчала. А порой даже вступалась за Черникову.
В конце концов, Алька, наверное, окончательно обиделась на меня, потому что прекратила забегать в гости. В школу тоже больше за мной не заходила. Всё равно кто-нибудь — та же Черникова, Куклина или Капитонова — всегда её опережали. И на переменах поболтать не удавалось, поскольку Светка и другие всё время крутились рядом. Плохо лишь то, что я не сразу это заметила — не подходит, думаю, и ладно, мало ли. А когда заметила, Алька уже с головой погрузилась в свою обиду. Я о чём-нибудь спрошу, а она молчит. «Что молчишь?». «Так с тобой Черникова разговаривает» и всё в таком духе.
Неудобно перед ней, но и Светку прогнать я не могу, да и остальных отвадить не так-то просто. Не скажешь же: «Отвяжитесь», когда человек тебе, по сути, ничего плохого не сделал. Вот и обросла компанией новоиспечённых подружек, хотя все их дружеские порывы шиты белыми нитками. Да, собственно, они не очень-то и таятся. Усядутся у моего подъезда на лавочке, а сами дверь третьего подъезда гипнотизируют или на окна новенького косятся. А то меня расспрашивают о нём, как будто я хоть что-то знаю.
— А папа твой ничего про него не говорил?
— А кто его родители?
— А какую музыку слушает?
Новенький, к счастью, не так уж часто развлекает меня своей музыкой, но если включает, то всякий рок или зарубежку. Иногда слышу Цоя — от него сейчас все фанатеют. А я так не люблю слушать чужую громкую музыку, что сажусь и играю на фортепиано. В отместку. Надо отдать ему должное — намёки он понимает и сразу сбавляет басы. Жаль, не все такие понятливые, и до некоторых никак не дойдёт, что людям порой и в одиночестве побыть дома хочется, что у людей могут быть свои дела. Пользуются эти некоторые тем, что ты вежлив, наглеют и ходят к тебе, как к себе домой.
Светка, вообще, неплохо устроилась. Делать уроки со мной — двойная выгода. Всё, что можно списать — списывает вчистую, бездумно. Сегодня только ей не повезло — нам задали сочинение по пьесе Горького «На дне», задали неделю назад, завтра сдавать, а она даже не читала. А с нашей русичкой, Людмилой Николаевной, шутки плохи. Двойки она не ставит, но так прокатит перед всем классом, что рад не будешь. Даже наш остряк, Миша Шулейко, в сравнении с ней имеет бледный вид. Ну а Светке уже доводилось попадать Людмиле Николаевне на язык, так что она повздыхала-повздыхала и поплелась к себе домой, когда я наотрез отказалась помогать ей с сочинением.