Эмансипированные женщины
Шрифт:
Пани Ляттер вспомнила недавний разговор, сильный голос, игру лица Арнольда, неожиданные вспышки гнева и пришла к заключению, что этот человек не позволит унизить себя.
«Во всяком случае, — говорила она себе, — в этом месяце у меня есть верных восемьсот рублей, стало быть, сегодня я могу взять рублей шестьсот взаймы… Ах, нищий! Дает мне семь тысяч отступного, а сам ломаного гроша не стоит! Этих денег я, разумеется, ни за что не возьму!»
Она велела позвать панну Марту, и когда та вошла, спросила у нее:
— Так Шлямштейн отказывает?
— Да что такой… простите, пани, знает?
Пани Ляттер задумалась.
— Фишман? Вы уже второй раз мне о нем говорите. Я не знаю никакого Фишмана. Уже не тот ли это, что масло нам привозит?
— Нет, пани. Масло привозит Берек, а Фишман — это капиталист. Я даже знаю, где он живет…
— Надо завтра привести его сюда, — сказала пани Ляттер, глядя в окно. — В конце четверти всегда недобор. Но через месяц деньги будут.
Она кивнула головой, давая понять хозяйке, что та может уйти, и снова лихорадочно заходила по кабинету. Она сама себе улыбалась, чувствуя, что недавняя вспышка вызвала в ее душе новый прилив энергии.
— Не сдамся! Не сдамся! — повторяла она, сжимая кулаки.
Она не думала о том, надолго ли хватит этого нового прилива энергии и — не последний ли это порыв?
Когда панна Марта вышла из кабинета, в конце коридора ее догнал Станислав. Войдя к ней в комнату, он таинственно запер за собой дверь, затем вынул кошелек и достал из него золотую монету в десять марок.
— Видали? — сказал он. — Нет, вы только отгадайте, от кого я получил этот дукат. Вот это пан так пан! Случались у нас такие, что рублевку давали, но такого еще не бывало!
— И в самом деле! — воскликнула хозяйка, у которой при виде золота сверкнули глаза. — Важная штука! Боже мой, нынче таких и не увидишь, а помню, еще при покойнице матушке…
— Подумаешь, штука! Нет, вы скажите, что это за пан дал мне ее? Да если бы я вам сказал, вы бы, клянусь богом, умерли!
— Ишь какой, изо всего секрет делает! У меня небось все выведает, что на сердце лежит, а от самого словечка не добьешься. Ну, кто бы еще мог дать дукат, если не пан Сольский! Наверно, приехал делать панночке предложение… Слава богу! — сказала она, подняв руки и устремив глаза к небу.
Но, увидев невозмутимую физиономию лакея, смешалась.
— Ну, Станислав, говорите сейчас же или убирайтесь вон!
— Не всякий решился бы такое рассказать, — ответил он. — Смотрите же, вам одной я открою все, упаси бог, если…
— Да вы что, с ума сошли! Ну, так кто же это был?
— Покойник пан…
— Во имя отца и сына! Какой покойник?
— Покойник Ляттер.
— Клянусь богом, он совсем ума решился! — прошептала хозяйка, впившись глазами в лицо Станислава. — Да разве вы его знали?
— Не знал, но кое-что слышал, о чем он с пани толковал. Понять-то я немного понял, они больше по-французски…
— Неужто вы что-нибудь понимаете?
— Да, ведь столько лет в пансионе… Не все я слышал, не много понял, но доподлинно знаю, что это был муж, пан Ляттер. Давно доходили до меня толки, что он еще бродит где-то по свету, но не думал я, что у него карман набит… Бросить золотой, это не всякий может…
— Благодарение создателю! — вздохнула панна Марта. —
Всегда я молилась за нашу пани и знала, что она не пропадет…— Гм! Гм! — пробормотал Станислав. — А я ничего хорошего в этом не вижу. Сперва они ссорились, пани даже сказала что-то насчет преступления, потом, когда он ушел, страх как плакала, да и… Нет, не к добру это, когда приходит человек, которого все считали покойником. Быть беде.
От крайнего оптимизма панна Марта очень легко переходила к крайнему пессимизму. И сейчас она скрестила руки на груди и воскликнула:
— А-а-а! Так я и знала! Какой это муж, если его не было, не было, а потом он взял да и вынырнул как из-под земли? Уж если они разошлись и пани пришлось открыть пансион, стало быть, не было у них согласия, и если он вернулся сейчас, да еще богатый…
— А какой красавец! Хо-хо! С виду куда моложе нашей!
— Ах, так вот оно в чем заковыка! — прервала его панна Марта. — Молодой, красивый муж, а жена старше его… Да, это худо! Бедная жена надорвалась в работе, а он красавец и богач! Прохвосты эти мужчины!
— Только, панна Марта, никому ни слова, а то как бы и мне не было худо! — пригрозил ей пальцем Станислав.
Он с торжествующим видом собрался уходить, но тут панна Марта, которую рассердило это предостережение, схватила его за плечи и вытолкала вон.
Через четверть часа панна Марта, как кошка, прокралась наверх. Она искала Мадзю, но вместо Мадзи наткнулась на панну Говард; схватив учительницу за руку, она затащила ее в пустой класс и зашептала:
— Знаете, что случилось? Только поклянитесь, что никому не скажете! — прибавила она, поднимая вверх палец. — Ляттер вернулся!
— Какой Ляттер?
— Ляттер, муж начальницы.
— Да ведь он давно умер.
— Давно, давно, он в тюрьме сидел.
— Что? Что?
— Он в тюрьме был, — прошептала панна Марта. — А какой красавец! Ах, панна Клара, как бог, как Наполион!
— Какой Наполеон?
— Ну, тот, который бог красоты… А какой богач! Станиславу дал два… да нет, что я говорю, — три, а может, и больше золотых по десять марок. Миллионер!
— Откуда он взял их? — пожимая плечами, спросила панна Говард.
— Да за них, верно, и в тюрьме сидел.
— Он здесь?
— Пошел в полицию, но он вернется.
— И будет ночевать здесь? — понизив голос, допытывалась панна Говард.
— Да, уж если у него здесь жена, так в гостинице ночевать не будет.
Панна Говард схватилась за голову.
— Я сейчас же уйду отсюда! Красавец мужчина, сидел в тюрьме и хочет здесь ночевать! Нет, ни за что на свете…
— Помилуйте, панна Клара! — умоляла перепуганная хозяйка. — Что вы делаете? Я же сказала вам под большим секретом, это же такая тайна, страшно подумать!
— А мне до этого какое дело? — рассвирепела панна Говард. — Красавец и… сидел в тюрьме. Хороша была бы я завтра! Ведь такой человек способен на все.
— Погодите, панна Клара, погодите! — шептала хозяйка. — Так и быть, я вам все открою. Он не будет здесь ночевать, он ненавидит пани Ляттер. Не успел прийти, как они тут же поссорились, и пани начальница плакала навзрыд. Ничего у них не выйдет, она его на порог не пустит. Они, может, никогда уж и не увидятся…