Эмигрантка в стране магазинов
Шрифт:
По общепринятым меркам, фраза ироничного оттенка и содержания тогда хороша и уместна, когда относится к конкретному жизненному факту, имеющему место быть на момент ее употребления или о котором упоминается в данной ситуации. Что же касалось господина Рено, то, по-видимому, он не считал это таким уж необходимым, а потому, припомнив какое-нибудь ироничное выражение по любой тематике, тут же, недолго думая, его озвучивал. К слову, однажды мне самой пришлось обратиться к нему с вопросом. В тот день, придя в наш магазин, господин Рено встал навытяжку около моей кассы и застыл в таком положении на целых два часа. «А может, он стоя заснул? – тревожно пронеслось у меня в голове. – Еще, не приведи бог, потеряет контроль и грохнется пластом прямо передо мной на пол…» Решив это выяснить, я вышла из кассы, подошла к шефу и, набравшись смелости, у него спросила: «Господин Рено, как вы себя чувствуете?» В следующую же минуту от него последовал ответ: «Я себя чувствую, но плохо». Вот и думайте, рассердила я его своим вопросом, обрадовала или он просто-напросто принял мою речь за жужжание пролетавшей мимо мухи. Помню, тогда мне так и захотелось ему сказать: «А что же вы на стульчик-то не присядете, ё-мое? Плохо ему… Вы бы еще все сутки здесь навытяжку простояли…», – однако я вовремя сдержалась и промолчала. К слову сказать, господин Рено был так сосредоточен на своей иронической продуктивности, что иногда упускал из вида самый необходимый в магазинном бизнесе компонент, а именно разнообразие ассортимента. Несмотря на довольно преклонный возраст, он лично осуществлял сезонные закупки мужской одежды на нескольких европейских текстильных фабриках, руководствуясь при этом не понятной никому из нас стратегией. Как результат, продавцы и заведующие секций неоднократно жаловались на то, что ежегодно привозимые им модели внешне ничем не отличались ни от прошлогодних, ни от позапрошлогодних, ни от моделей пятилетней давности. «Неужели на этой фабрике не выпускают ничего
Говорят, что ироничный настрой свойственен глубоко несчастным людям, не способным чему-либо радоваться от всей души. Скорее всего, это утверждение справедливо, поскольку господин Рено очень редко улыбался, а улыбка, безусловно, является индикатором позитивного настроения. Впрочем, на это у него были веские причины. Все его пятеро детей, будущие директора корпорации, на тот момент выполнявшие функцию заместителей своего отца, были либо совсем не пригодны к ведению бизнеса, либо принимали настолько непродуманные коммерческие решения, что казалось, будто сама матушка-природа решила посмеяться над ироничным господином Рено, так и не сумевшим стать достойным наставником для своих же собственных отпрысков.
Начну с того, что его старший сын – Гектор, лысоватый, высоченного роста блондин, воспринимал окружающую действительность по-особому: возвышенно-романтически. Сосредоточившись на поэтическом содержании жизненных реалий, он пребывал в постоянном поиске достойных форм самовыражения, и на практике это воплощалось в замысловатые и, я бы даже сказала, весьма неуклюжие формы. Кстати, в историю Страны Магазинов его имя было вписано крупными буквами именно благодаря одному из таких оригинальных нововведений. Произошло это в восьмидесятые годы двадцатого века, когда на экраны кинотеатров вышел первый фильм Стивена Спилберга про затерянные миры, под названием «Парк юрского периода». Ходившие там динозавры казались настолько реальными, что европейская индустрия тут же наладила выпуск их прототипов в виде игрушек разных цветов и размеров. Посмотрев этот фильм в кинотеатре раз пять, двадцативосьмилетний Гектор накупил самых больших и громко вопящих игрушечных динозавров и выставил их на всех кассах магазинов спортивного снаряжения. «Интересно, а какое отношение имели динозавры юрского периода к спортивным костюмам, лыжам и футбольным мячам?» – спросите вы. Понятия не имею. Но мало того, что они вручались в качестве премии каждому покупателю, потратившему в магазине немалую сумму денег, так еще и кассирам всех магазинов вменялось в обязанность каждый час активизировать нажатием кнопки вопящий по-динозаврьему механизм. Скоро это нововведение привело к тому, что во всех магазинах вышеозначенной семейной корпорации не осталось ни одного продавца, работающего без затычек в ушах, а число покупателей снизилось до рекордного минимума. К слову сказать, реакция посетителей была вполне логична и обоснована. Заслышав разрывающий барабанные перепонки зычный крик динозавра, скорее всего означающий готовность к совокуплению (а иначе зачем так громко орать? Кстати, животные никогда просто так не вопят, а только по какой-нибудь веской причине), редкий посетитель в этот момент не срывался со своего места, как чемпион по забегу на спринтерские дистанции, заткнув уши пальцами, чтобы хоть как-то защититься от воздействия звуковой волны. Дело дошло до того, что однажды пожилую женщину, оглушенную воплями динозавра, увезли из магазина с сердечным приступом на скорой помощи. Тогда господин Рено постановил очистить спортивные магазины от вопящих игрушек и рассовать их в качестве подарков по друзьям и знакомым. Однако романтически настроенный Гектор не только не понял родительского намека на бессмысленность своей динозаврьей затеи, но и в дальнейшем сумел воплотить в жизнь еще несколько подобных нововведений, при виде которых продавцы магазинов покатывались со смеху, в то время как его отцу, братьям и сестрам было совсем не до смеха. День за днем они ломали себе голову над тем, каким образом положить конец вмешательству Гектора в ведение семейного бизнеса. И, к счастью, однажды выход был найден. Их ближайшие родственники каким-то образом сумели пристроить Гектора в Торговую Палату Страны Магазинов, в которой, кстати говоря, он очень быстро и прочно обосновался, посвящая все свободное от работы в отцовской корпорации время придумыванию новых законов бизнес-законодательства, в которых пытался реализовать свои очередные безумные романтические фантазии. Только тогда остальные члены его семьи облегченно вздохнули: «Баба с возу, кобыле легче».
Следующего по старшинству сына господина Рено звали Альбертом, и его главной отличительной чертой являлась чрезмерная зацикленность на собственной сексапильности. По Стране Магазинов ходили слухи, что он к тому же был отъявленным ловеласом, с огромным количеством зачатых тут и там отпрысков. Официально Альберт был женат два раза и имел от каждого брака по ребенку, всех же остальных женщин, утверждавших, что забеременели именно от него, гнал от себя поганой метлой, категорически отрицая свое отцовство. При общении с подчиненными Альберт старался произвести неизгладимое впечатление сошедшего со страниц голливудских журналов красавца, безумно себя любящего, ценящего и уважающего. Хотя по правде сказать, внешность у него была более чем заурядной. И если старший сын, Гектор, прославившийся на всю Страну Магазинов в качестве предводителя динозавров, в молодости получил какое-то высшее образование, то Альберт, по существу, представлял собой полуграмотного, туповатого мужика с деревенскими замашками. В бизнесе он кое-что соображал только на уровне базовых операций, а потому большую часть офисной работы перекладывал на плечи своих родственников и подчиненных. При всем при этом своему внешнему виду Альберт уделял особое внимание, покупая одежду в самых дорогих бутиках и посещая по нескольку раз в неделю массажные салоны. Вдобавок ко всему прочему, он пользовался очень дорогими духами, запах которых распространялся на километр. Именно поэтому, не успевал Альберт перешагнуть через порог нашего магазина, как мы все уже знали, кого к нам принесла нелегкая. Будучи начальником и чувствуя себя хозяином положения, Альберт с неслыханным удовольствием давал служащим ценные указания. Не забывая ни на минуту о своем имидже эдакого сексапильного красавчика, зачастую он наклонялся к самому уху продавца или кассира и полушепотом, с орально-либидной интонацией, бархатным тембром произносил что-нибудь незамысловатое, к примеру: «Вон там, на полке, лежит пыль, видишь? Сотри ее».
Третьего сына господина Рено звали Жоржем. Был он человеком невысокого роста, с очень странно сконструированной матушкой-природой попой. Вследствие этого штаны любого покроя и длины неизменно образовывали на его заднем месте громадный купол, колокол, или, выражаясь по-спортивному, полураскрытый парашют. Кстати говоря, если бы ему когда-нибудь довелось чебурахнуться со второго или третьего этажа, то, уверена, что за счет указанной телесной особенности он ни за что не разбился бы! Когда Жорж приходил в наш небольшой магазинчик, то сначала, сцепив руки на «парашютной» попе и двигаясь целенаправленно, но вместе с тем неторопливо, он, как большая акула, молча совершал несколько кругов по торговым залам и складскому помещению, а после детального ознакомления со всем, что ему принадлежало, начинал обход персонала. Такой же медленной поступью Жорж приближался к продавцам и кассирам и, чуть наклонив голову, искоса заглядывал каждому в лицо, а затем с налета громким голосом спрашивал: «Что?!» Казалось бы, на десятый раз уже можно было к этому привыкнуть, но мы все равно пугались, потому что не знали, как ответить на этот абсурдный и ни к чему конкретно не относящийся вопрос, а потому на всякий случай выдавали такой же абсурдный ответ: «Хорошо!» Что это на самом деле означало, никто из нас не знал, но само по себе это слово было жизнеутверждающим и вселяющим надежду на то, что в ближайшее время не уволят.
Помимо перечисленных выше сыновей, у господина Рено имелись две дочери: Гортензия и Леонор. Старшая из них, Гортензия, получила высшее экономическое образование в США и ужасно этим гордилась. Скажу вам по секрету, что во многих европейских странах дипломы американских университетов расценивались как нечто настолько уникальное, такого уровня и такого класса, в общем, все равно что полет на Луну. Ведь далеко не каждый может туда слетать! Кстати, за время проживания в Штатах Гортензия поправилась килограмм на двадцать за счет регулярного употребления «здоровой» американской пищи в «Макдональдсе» и ему подобных. Однако, вернувшись в Страну Магазинов и примкнув к семейному бизнесу, невероятным усилием воли она сумела сесть на диету и приблизительно за год вернулась к нормальным, среднестатистическим размерам одежды. Разговаривала Гортензия с подчиненными свысока, с позиций не только слетавшей на Луну, но и там, по-видимому, навсегда оставшейся героини века. Полагаю, самой себе она представлялась совершенно особой, качественно отличающейся ото всех остальных личностью, одаренной той самой сверхценной для любого маркетингового работника характеристикой – что бы ни произошло, нести себя по жизни гордо, и если придется упасть в грязь, то перед этим успеть позаботиться о том, чтобы костюмчик замечательно сидел. И чтобы вы, уважаемые читатели, поняли, какой тип человека я имею в виду, представьте себе на минутку типичного офисного работника, которого заставили выпрыгнуть с парашютом из вертолета в какой-нибудь отдаленной сибирской местности, а затем приказали пешком добираться до ближайшего населенного пункта. И вот, ползет такой
гражданин где-нибудь «буераком, реком, раком», а в этот момент к нему подходит репортер с видеокамерой и просит прокомментировать свое занятие. Тогда офисный работник гордо выпрямляет спину, одним щелчком стряхивает с рукава модного костюмчика прилипшую коровью лепешку и с выражением нескрываемого превосходства на лице прямо в камеру заявляет: «А мне, между прочим, всегда очень нравилось принимать грязевые ванны, потому что они чрезвычайно богаты минералами! К тому же сейчас очень модно ползать по грязи. А разве вы об этом никогда не слышали? Так вот, к вашему сведению, скоро ползанье на длинные и короткие дистанции в густой глине, вперемешку с экскрементами домашних животных, станет не только популярным времяпрепровождением, но и олимпийским видом спорта!» В отличие от своей старшей сестры, высокомерной Гортензии, младшая дочь господина Рено – Леонор была комплекцией потолще, зато характером значительно попроще. Хотя в ее представлении точно так же окружающие разделялись на людей, принадлежавших к ее социальному классу, и всех остальных, что практически выражалось в совершенно наплевательском отношении к работавшим на нее и на ее семью служащим магазинов. Именно Леонор на всех офисных собраниях настойчиво выступала за продление рабочего дня, за невыплату дополнительно отработанных часов, за увольнение сразу же после испытательного срока и т. д. и т. п. Но как это часто происходит, каким бы подлецом ни был предельно вежливый и улыбчивый человек, как правило, реакция на его подлость со стороны общественности никогда не бывает суровой. Сами того не желая, все мы, продавцы и кассиры в душе надеялись: «А может, она не думала, что так получится. А может, просто хотела как лучше, да не вышло, ну что же, с кем не бывает…» Одним словом, большинство служащих считали Леонор хорошей начальницей и чистосердечно радовались каждому ее появлению в магазине.Кстати сказать, возможно по такому же принципу европейское население поделило наших российских президентов на хороших и плохих (имеется в виду, не для нас, а для них, европейцев). К примеру, Б. Н. Ельцин, не раз появлявшийся в состоянии сильного подпития на разных официальных мероприятиях и к тому же, согласно мнению многих экономистов, ровным счетом ничего не сделавший для улучшения материального положения россиян, но при этом радостно всем улыбавшийся и обнимавшийся на официальных приемах того времени, воспринимался европейцами на редкость положительно, вроде такого, знаете ли, душевного рубахи-парня. Так же, кстати, как и М. С. Горбачев, которого в Европе, без всякого преувеличения, считают настоящим героем. Однако серьезные российские президенты В. В. Путин и Д. А. Медведев пришлись европейским обывателям не по душе. И сколько бы я ни пыталась донести до сознания своих знакомых, что война в Чечне началась не в годы правления В. В. Путина, который, кстати, ее-то как раз и прекратил, а в годы президентства к тому времени уже не просыхавшего от запоев Б. Н. Ельцина, никто из них в это так и не поверил. «Почему?» – спросите вы. Наверное, потому, что ругать всегда тянет умного, воспитанного и серьезного человека, а погладить по головке, обнять и к сердцу прижать – какого-нибудь улыбчивого раздолбая без царя в голове. Возможно, это такая генетическая общечеловеческая предрасположенность, когда вопреки всякой логике нам кажется невыразимо близким и родным ленивый и туповатый Емеля на печке. А в отличие от него, Кощей Бессмертный, великий алхимик, в древности – инженер, умнейший человек, сумевший изобрести способ хранения жизни в утином яйце, к тому же основательно подорвавший себе на этих научных изысках здоровье, так вот, этот бедолага-анорексик не вызывает ни у кого даже капли сострадания.
Как известно, самым ярким и неотразимым обаянием обладают подлецы и дети. И, возвращаясь к теме улыбчивых предателей и инквизиторов, поведаю вам вот о чем. Как-то раз при открытии нового магазина корпорации, меня поставили работать на одну из центральных касс зала, располагавшуюся прямо под усилителями музыки. Перед началом рабочего дня младшая дочь господина Рено – Леонор – с милой улыбочкой на губах сообщила директору нашего магазина свое решение: включить музыку на полную мощь с тем, чтобы ее звуками завлекать с улицы праздно шатающийся народ. Уверена, что в металлургическом цеху бывает меньше шума, нежели тот, что ежедневно, на протяжении нескольких месяцев раздавался прямо у меня над головой. Возможно, как и ее единокровный брат Гектор, в свое время экспериментировавший с игрушечными динозаврами, Леонор была предрасположена к звукам повышенной громкости. Правда, с одним только «но»: врубив на полную мощность тяжеловатый рок, сама она отправилась на работу в офисное помещение с царящими там тишиной и покоем, в то время как продавцы и кассиры были вынуждены тихо сходить с ума от одних и тех же записей, прокручиваемых по сто раз в день на громкости, сопоставимой с рок-концертом, исполненным вживую.
Сказать по чести, на свою мизерную зарплату в магазине спортивного снаряжения мне с трудом удавалось сводить концы с концами, а потому по прошествии нескольких месяцев я решила подыскать себе дополнительный заработок. В итоге многомесячный поиск подработки увенчался успехом, и мне удалось устроиться на должность горничной в местный дом престарелых. Разумеется, вместе с этим возникла необходимость поставить крест на своем свободном времени, однако выбор в пользу еще одной заработной платы был уже сделан, и я приступила к выполнению своих новых обязанностей. Когда в восемь часов вечера наш магазин закрывался, то я оттуда прямиком отправлялась на следующую работу в вечерне-ночную смену, которая заканчивалась в час ночи. И так пять дней в неделю.
Наверное, многие из вас, уважаемые читатели, уже в курсе, что в Европе пожилых людей принято сдавать в дома престарелых. Исходя из своего опыта замечу, что хотя кто-то из них действительно в этом нуждался, однако же большинство оказавшихся в подобного рода заведениях стариков и старушек сплавлялись туда собственными детишками по двум причинам: либо взрослым отпрыскам надоедало за ними ухаживать, либо таким образом они намеревались присвоить себе родительское жилье или бизнес. Кстати сказать, думаю, именно поэтому некоторые европейцы предпочитают не обзаводиться потомством, чтобы в будущем, с легкой руки своих детишек, не оказаться в какой-нибудь богадельне. В общем, эти пожилые люди с грустными глазами предстали передо мной в доме престарелых Страны Магазинов, в котором я трудилась в ночную смену несколько месяцев подряд, совмещая это с работой кассира в магазине спорттоваров.
Справедливости ради надо сказать, что все они до того, как очутиться в доме престарелых, были состоятельнейшими людьми, но не от «состояться как личность», а от «состояться как владелец недвижимости, крупного бизнеса и множества номерных счетов в банках». Не возьмусь утверждать, что большинство из них по своим человеческим качествам относились к категории хороших людей, но все-таки они были людьми, а к людям надо относиться по-человечески. Впрочем, эта моя позиция практически сразу была отвергнута, растоптана и аннулирована обслуживающим персоналом дома престарелых. Вместе с тем практически все работавшие там женщины местной национальности, как это ни странно звучит, наизусть выучивали биографии своих клиентов (количество их браков, детей, внуков, приблизительный объем собственности) и относились к такого рода информации как к непременной составляющей своих должностных обязанностей. Множество раз мне приходилось стать свидетельницей того, как, меняя беспомощному пожилому человеку постельное белье, какая-нибудь служащая с силой била его в бок или по ребрам, по-змеиному шипя: «Да когда же ты, в конце-то концов, сдохнешь, сволочь старая, замучил уже…» Старички все это ежедневно выслушивали, некоторые беспомощно улыбаясь, другие старались не проронить ни слова, стиснув зубы и глядя перед собой в пол обесцветившимися от времени и слез глазами. Они понимали, что пожаловаться на обслуживающий персонал было некому. Улыбчивые и пахнущие «Диором» родственники, как правило, навещали их всего два раза в год, на Пасху и в Рождество, видно, чтобы перед Богом не было стыдно… То есть в Бога-то они верили! Одного взгляда было достаточно, чтобы оценить глубину страдания брошенных своими близкими пожилых людей. После многолетнего пребывания в этой, судя по расценкам, весьма респектабельной богадельне, они чувствовали себя никому не нужными неодушевленными предметами. Старички и старушки никогда ничего у обслуживающего персонала не просили. Ведь единственное, в чем они по-настоящему нуждались, это в обычной человеческой любви, ласке и сочувствии, но такая просьба была явно не по адресу. Служащие дома престарелых срывали на них зло точно так же, как срывало его на нас, эмигрантах, местное население Страны Магазинов. Как же я их понимала, беспомощных и глубоко несчастных людей, на всю оставшуюся жизнь запертых в четырех стенах и лишенных человеческих прав… Вечер. Все наши подопечные вышли из своих комнатушек и чинно расселись в зале перед телевизором. Многие из них уже плохо видели, а другие почти ничего не слышали, но все-таки его присутствие создавало ощущение семьи, виртуального, заботливого и не предавшего их родственника. Телевизор был для пожилых людей тем единственным другом, общение с которым вносило хоть какое-то разнообразие в их тоскливую стариковскую жизнь. Чья-то речь за кадром и мелькающие изображения на экране наполняли их угасавшее сознание воспоминаниями о той жизни, которая когда-то у них была. В этот раз известный собачий психолог рассказывал на телеэкране о необходимости ежедневного двухчасового выгуливания собак. «Даже самый большой сад не может заменить прогулки по улице или парку, – утверждал он, – потому что собакам необходимо ощущение бесконечности окружающего их пространства». В голове у меня пронеслось сначала ироничное: «Так мы, россияне, давно уже об этом догадались, поэтому запустили в космос Белку со Стрелкой», – и до боли пронзительное: «А запертым в четырех стенах пожилым и беспомощным людям ощущение пространства совсем даже ни к чему, правда?! Правда, директор дома престарелых?! Правда, потерявшие последнюю совесть горничные?! Правда, бездушные родственники?! Права собак и права людей. В чью сторону перевес? Эх, вы, европейцы…»