Эмиссар чёрной Армады
Шрифт:
– Меньше, - возразил Герт.
– Все зависит от траектории. Большой шанс, что он выйдет из темного сектора в прозрачный. Если хотя бы приблизительно знать траекторию.
– У него достаточно мощные двигатели. Ему не нужно слишком заботиться об экономии энергии А как в атмосфере? Мы не сможем его засечь?
– Если он появиться над Федерацией - засечем. Но системами воздушного оповещения прикрыто лишь десять процентов поверхности Земли. Если он рухнет в Черных Штатах, в Африке или в океан - ищи ветра в поле.
– Мы должны его встретить, Герт, -
– Мне нужен груз этого космолета.
– Попробуем. Как повезет.
– Я должен встретить Индейца честь по чести С украденной им “голубикой”.
***
Лаборатория занимала треть купола в центре Асгарда Сводчатый зал метров сто в диаметре был заполнен аппаратурой весьма странного вида и не менее странного назначения. “Головастики” с Большой Земли сломали бы голову, пытаясь разобрать, что тут к чему, но им, не приобщенным к научным достижениям Галактики, это было бы непросто.
В пятиметровом цилиндре переливалась какая-то искрящаяся переливающаяся субстанция. Здоровенная конструкция, в переплетениях которой терялся глаз, время от времени озарялась медленно, с, казалось, разумной осторожностью проползающими по серебристому металлу от основания до верхушки молниями. В центре располагался прикрытый силовым полем и наполненный бездонной, космической чернотой бассейн. Что там хранилось - одному Богу да еще Стивену Диксону, хозяину этих палат, известно. Потолок и стены отливали мерцающим малиновым светом - это означало, что лаборатория заключена в непроницаемый шар силового поля, способного погасить небольшой ядерный взрыв - предосторожность нелишняя, учитывая, каких демонов порой вызывает здесь наш главный “алхимик”.
Лика провела нас к противоперегрузочному креслу (зачем оно здесь?!), в котором, вытянув тощие ноги, развалился Диксон. На его голове красовался контактный комп-шлем, обеспечивающий прямую связь с лабораторным компом, а также с главным компом Асгарда.
– Так, так, родимый, - ворковал Диксон.
– Дожмем здесь чуток, введем переменную, растянем цепочку на двенадцать процентов… Ох, как ладненько. Ох, как хорошо… Тьфу, черт побери!
Он стянул шлем и покачал головой:
– Сорвалась рыбка.
– Привет, Стив, - я протянул руку, и ученый крепко пожал ее.
– Привет, костолом.
– Успехи?
– Успехи? Куда же без них, родненьких? А, Лика?
– он потянулся к Лике и ущипнул ее за мягкое место, за что получил по руке и гнусно захихикал. Невозможный тип. Худой и черный, как кочерга, шумливый негр без малейшего намека на комплексы и на желание следовать установленным правилам поведения. Большинство великих ученых с вывихом - Вот руку и сердце Лике предлагаю. Не хочет
– Ах ты болтун!
– возмутилась Лика.
– Ну и болтун. Зато умный.
Тут он прав. Умный. Даже чересчур. Ума у него даже больше, чем нахальства. Главный эксперт нашего научно-исследовательского центра, он без труда ориентировался в самых дремучих дебрях нескольких наук, эдакий Ломоносов широкого профиля. Он обладал потрясающей логикой,
стройностью мыслей и способностью выдвигать самые невероятные теории. В сочетании с интуитивными способностями Лики они образовывали дуэт, которому под силу если не все, то очень многое.– Выкладывай, что надумал по нашему заказу, - велел я.
– Надумал, что эксперты МОБСа и Европола ни на что не годные халтурщики.
Диксон взял со столика стрелку и, прицелившись, кинул ее прямо в центр мишени, прилепленной в нескольких метрах к кожуху квантового джеструктора, напоминающего поставленную на горлышко двухметровую бутыль.
– И это все?
– спросил я, когда пауза затянулась непозволительно долго.
Диксон со свистом кинул еще одну стрелку - на этот раз в девятку, и досадливо прищелкнул языком.
– Сам-то читал их заключения?
– спросил он насмешливо.
– Говорят, новое поколение сверхсложных соединений, типа полученных в конце прошлого века в лаборатории академика Ткачева. Оказывают сильное наркотическое, галлюцигенное воздействие на психику. Ей-Богу, студенты второго курса сделали бы заключение не хуже.
– Они не правы?
– Правы, - вставила слово Лика.
– Правы, - кивнул Диксон.
– Как студенты второго курса. Нам лень было провести немного больше времени в лаборатории. Иначе они бы поняли главное состав вещества неустойчив.
– Неустойчивые молекулярные связи?
– спросил я.
– Связи как раз очень устойчивые. Соотношение элементов меняется. Представь себе шахматную доску. Фигуры расставлены в определенной позиции. Они и остаются на своих местах, только пешка вдруг превращается в коня, ферзь в ладью. Там меняются атомы. Одни элементы заменяются на другие.
– Такое возможно?
– Невозможно, Необъяснимо ни с точки зрения стандартных и нестандартных мутаций, ни с точки зрения ряда базовых законов. Но так оно и есть.
– Что это все значит?
– Это значит… - он взял стрелку и послал ее в центр мишени.
– Это значит, что в этом твоем зелье присутствует какая-то иная физика.
– Что за чушь? Как может быть иная физика?
– В этих наркотиках есть нечто, что вывалилось к нам из каких-то иных реальностей. Неужели непонятно? Вспомни Страну Заколдованных Дорог, в которой ты побывал.
– Помню.
– В нашу материю, - он кинул еще одну стрелку, она ударилась в уже торчащую в мишени и упала на пол, - вонзаются стрелы иного мира. Но хуже другое, - он замолчал.
– Продолжай.
– Хуже, что они вонзаются в сознание людей. Человек, употребляя зелье, подвергается не только воздействию наркотических веществ, но и иной физической реальности.
– И что происходит с психикой?
– Можно только гадать. Вопрос трудный. Молено сказать, философский, - он опять потянулся к Лике, чтобы ущипнуть ее, на этот раз получил по руке сильнее.
– Мы, суперы, имеющие доступ к вселенскому информационному полю, можем ответить на вопрос, откуда берутся в наших головах мысли?