Эмиссар чёрной Армады

– Простите, произошло некоторое недоразумение, - прервал я ее.
– Мы не имеем отношения к Красноярскому проекту.

– Так вы не Денисов и Парамонов из архитектурного союза?

– Не думаю, - сказал я.

– Ох, извините, - она рассмеялась.
– Бывает. Так чем обязана?

– Мы из архивного отдела Космофлота, - я представил себя и Шестернева.

На лице Инги Николаевны ничего не отразилось. Она умела владеть собой. Лишь пальцы сжали крепче ложку, которой она накладывала варенье.

– Какое отношение я имею к Космофлоту?

– Время от времени руководство загорается желанием написать наиболее полную историю организации. Тогда и вспоминают о нас, - улыбнулся я как можно беззаботнее.

– И мы латаем прорехи и замалевываем пробелы в истории Космофлота.

– Вы насчет Тима?

– Да. Неудобно беспокоить вас, но мы были бы благодарны…

– Чего уж… Сколько лет прошло.

– Сорок.

– Да, сорок, - вздохнула Инга Николаевна.
– А вы думаете, боль ушла? Она лишь притупилась. Как вчера все было.

Она положила ложку на розетку.

– Сорок лет, - повторила она.
– Сорок лет одиночества.

– Выживете одна?
– по интересовали Шестернев.

– Навещают. Валерия - жена Тима. Лариса - внучка. Но редко. Над Ларисой всегда стояла тень отца. Атмосферные исследования Юпитера. Она же с детства раскрыв рот слушала историю, как Тим спас разведбот на Нептуне.

– Полет “Васкоде Гамы”, - кивнул я.

– Да. С Тимом тогда обошлись несправедливо. Академик Гамов навещал меня и говорил, что они обязаны жизнью Тиму. Он совершил невозможное.

– Тимур был пилотом с большой буквы, - сказал Шестернев.

– Да, - вздохнула Инга Николаевна - И человеком тоже. С большой буквы.

Она добавила в компот варенья и заболтала ложкой в стакане. Я смотрел на нее. И не мог избавиться от ощущения, что ее что-то давит. Притом не только воспоминания прошлых лет и скорбь о погибшем сыне. Я прикрыл глаза, пытаясь войти в резонанс с ней, прощупать ее состояние. И ощутил ее дикое напряжение. Недоумение. Страх. Причина? Попытаемся узнать.

– Да, Тимур Гиатулин - большая потеря не только для вас, но и для всего Космофлота, - произнес я.
– Но, конечно, с чувствами матери не сравниться ничто.

Она понуро кивнула.

– Представляю, как бы вам хотелось свидеться с ним вновь.

Ее плечи будто окаменели.

– Услышать его голос, - продолжил я. Она перестала болтать ложкой в стакане.

– Обнять.

– Почему… Почему вы говорите такое?

– А что я говорю?
– приподнял я бровь.
– Инга Николаевна, вас что-то тревожит. Она молчала.

– Вы чем-то очень сильно обеспокоены. И я могу попытаться угадать, чем…

Ее руки начали трястить, и она начала теребить рукав платья.

– За последнее время в вашей жизни было немало странного.

Нервы у нее не выдержали.

– Нет!
– крикнула она.

– Вы считаете, что это нечто принадлежит только вам, - произнес я.
– И свой страх, свои надежды, свое возможное разочарование и отчаянье вы не хотите отдавать никому.

– О чем вы?
– обреченно прошептала она.

– Вы прекрасно знаете. И знаем мы, - тут я позволил себя соврать, ибо путь от предположения до знания достаточно велик.

– Расскажите. Это очень важно.

– Кто вы такие? Вы не из архива.

– Мы ваши друзья. Мы те, кто призваны защищать. И те, кто верит в чудеса. Расскажите о Тиме, - попросил я.

– Сорок лет прошло.

– Нет. Нас интересует то, что было недавно.

Он вытерла ладонью щеку, смахнув ненароком стакан с компотом. Струйки жидкости потекли со стола, капая на платье, впитываясь в землю, но Инга Николаевна не обращала на это внимания.

– Он… Он жив?
– полушепотом произнесла она.

– Возможно, - кивнул я.
– Точнее, жив, но сильно изменился. Вы можете его даже не узнать.

– Узнала я его! Узнала!

– Он был здесь?

– Не был. Ночной звонок по СТ-фону. Три дня назад. Какой-то силуэт темный и неясный. Какие-то ничего не значащие слова.

– Какие?
– спросил Шестернев.

– Что-то вроде “я вспоминаю”… Меня будто ударило молнией. Хотя я не могла различить лица говорившего - оно было в каком-то тумане, не могла различить оттенки голоса, но я поняла - это Тим. Я думала, что сошла с ума. Что мне привиделось. Или что я просто растолковала ошибочный звонок как подсказку болезненного сознания.

Она поморщилась и глубоко вздохнула.

– Боюсь ночных звонков. Тогда тоже позвонили ночью. И сообщили, что связь с “Селигером” потеряна. Потом мне сказали, что, видимо, причиной явилось столкновение с метеоритом и неполадки в противометеоритной защите корабля. Так?

– Не совсем.

– Это был Тим… Но не мой Тим. Какой-то чужой. Не от мира сего.

– Больше он не пытался выйти на связь с вами?

– Нет. Сорок лет. И теперь надежда. Скажите, я увижу его еще?

– Не знаю, - я напрягся.

– Пусть. Лишь бы знать, что он жив.

– Жив, - хрипло произнес я. Еще как жив!

Я почувствовал, как по спине и шее ползет змейка и волосы становятся дыбом…

***

Он стоял в нескольких метрах за моей спиной. Он стоял, застыв холодной льдиной, и вместе с ним застыло все вокруг. Даже легкий ветерок стих. Замолчали птицы. Нас накрыло глухое, ватное безмолвие.

Я смог обернуться. Виски давило. Тим стоял сосредоточением злой энергии. Лица его я не мог уловить, как и в прошлый раз, но знал точно - он. Весь мир вокруг нас наливался голубым светом.

Инга Гиатулина приподнялась. Полетел на землю кувшин с натуральным компотом, но не разбился. Лицо хозяйки стало быстро бледнеть, и я испугался как бы у нее не разорвалось сердце.

– Тимур, - едва слышно прошептала она. Но в повисшей тишине ее слова звучали четко и ясно, они, будто подпитываемые разлившейся в окружающей среде энергией, наливались силой и приобретали самостоятельную жизнь.
– Сынок.

Она пошатнулась, ухватившись за спинку садовой скамейки. Она безошибочно узнала в этом монстре своего сына, которого похоронила в душе сорок лет тому назад.