Эмиссар Тени

Странно, я понимал, что в моей руке присутствует сила, и отчасти она похожа на ту, что бушует в зомбачке, однако никаких желаний в ней не присутствовало. Мору было все равно, для каких целей его используют конкретно сейчас. Он просто существовал, и его это устраивало. Никаких намерений, желаний и ненависти не было. Мор желал быть, без причины и последствий. Просто быть, и меня он признавал, как источник своего существования, поэтому готов был направиться в заданном мною направлении.

Настроение расположенной рядом силы изменилось. Теперь мне не требовалось сосредотачиваться и пытаться что-то почувствовать. Я просто кожей ощущал, как Алая лихорадка, бушевавшая в девушке, заинтересовалась появлением поблизости своего собрата. Она чувствовала его присутствие, его силу и желала создать с ним убийственную смесь, стать сильнее, опаснее, сокрушить всех, в ком теплится хоть толика жизни. Мору было все равно. Он был безразличен и готов к своему возможному перерождению. Похоже, уговаривать никого и ничего не придется. Я получу новый талант, просто использовав свой навык и оставив развитие ситуации на самотек. Ох, не хочется мне иметь дело с этой Алой лихорадкой, но, если она поможет мне стать сильнее...

Неспешно, как в замедленной съемке, я начал направлять свой навык в тело зомбачки, но тут произошло неожиданное. Почувствовав что-то, девочка всхлипнула и глубоко вздохнула. Это было как-то странно и несколько выбивалось из общей картины происходящего. И тут до меня дошло. Передо мной не зомбачка, которая по своей природе является контейнером для переноски болезни, а очень больная девочка. Самая обычная, еще живая, но находящаяся на самой грани между жизнью и смертью. Усилить свои навыки, воспользовавшись помощью ребенка - это одно, а вот причинить ему реальный вред, увеличив силу бушующей в его организме заразы - это совсем другое.

– Она не зомби, а человек!

– И что с того? Я никогда иного и не утверждал. Ты у нас не расист, случайно?

– Она не конденсирует болезнь, а умирает. Вы хотите, чтобы я ее убил?

– Это часть её контракта. Если тебя терзают муки совести, то напомню: мы имеем дело с Алой лихорадкой. Жить ей осталось не больше получаса. Это одно из самых свирепых и опасных заболеваний на просторах земель Хога. Излечение невозможно, я пытался добиться отсрочки в ходе своих опытов, но ещё никто не смог сдвинуть приговор хотя бы на несколько минут. Ее участь предрешена. Без моей помощи ее смерть оказалась бы болезненной, а так она просто уснула и больше не проснется, упокоившись конечной смертью. Всё что мы могли для нее сделать - уже сделано. Единственное, на что способна она сама - перед смертью усилить твои навыки и позволить мне запечатлеть возможные реакции болезни и ее организма.

Он логично разлаживал по полочкам свои мысли. Очень весомо и убедительно, но чувство неправильности меня не покидало. Победить болезнь нельзя, отсрочить приговор тоже, но я не желал становиться частью всего этого. Мало того, сама мысль о том, что мой чистый, безболезненный и уже такой привычный Мор сольется с этой дрянью, коробила меня до глубины души. Что я мог сделать? Новичок, едва преодолевший планку в тридцатый лвл и существующий в этом мире неделю. Я впервые пожалел о смене класса персонажа. Будь у меня жреческие навыки, можно было бы хотя бы попытаться её исцелить. Неважно, что это никому не удавалось, можно бороться, пытаться увеличить регенерацию девочки, сделать хоть что-нибудь. Но я способен только убивать.

Каждый находил в игре что-то своё. Меня в первую очередь всегда интересовали сражения. Я любил побеждать, но не вырезать слабых, а именно побеждать. Соперник должен быть сильным, хитрым, умелым или хотя бы превосходить числом и масштабом, как цунами превосходит любого из смертных, иначе смысла в действиях, свершениях и достижениях не будет и грамма, а вместе с ним и удовлетворения от проделанной работы и принятых решений. Здесь же предстоит победить маленькую девочку. И ради чего? Ради эфемерного могущества в будущем? В этой комнате есть только один достойный соперник - Алая лихорадка, могущественная и непобедимая ни для кого. Ал-Заалтон почему-то заявил, что я могу договориться с ней на правах сильного, но договориться с этим невозможно. Да и откуда возьмутся права сильного перед этой всесокрушающей жаждой уничтожения? А что будет после ее объединения с Мором? Я стану сильнее, а она будет служить мне? Нельзя подчинить то, чья воля и стремления многократно превосходят твои. Между заведомо неравными не может быть полноценного союза, а сейчас я осознавал это неравенство и свою беспомощность просто физически.

Ал-Заалтон говорил, что мне по силам взаимодействовать с этим противником, что ж посмотрим. Я постарался влить все свои силы в Мор и направил его с двумя простыми приказами. Уничтожь врага, не трогай девочку. Идея абсолютно абсурдная, заразить дитя еще больше, в попытке стравить между собой две болезни, но других мыслей на этот счет не было, а смотреть на то, как эта зараза уничтожает ребенка, я больше не мог. Результат был несколько неожиданным. Кристаллы, коими была усыпана вся пентаграмма, затряслись и треснули, свечи вспыхнули и погасли, а Алая лихорадка, как живое существо, бросила свои щупальца в мою сторону. Волна чужой ярости захлестнула меня с головой. Я не видел ее глазами, но ощущал эти движения разъярённой сущности. Гнев, ярость, ненависть моего врага наполнили сознание, а потом пришла боль. Кости превратились в камень, по венам растеклась пламенеющая суть саламандры, плоть превращалась в разлагающиеся куски мяса, пузырилась и слезала с костей. Что произошло? И где эти треклятые блокираторы боли? Выносить это было невозможно, и сознание постепенно начало угасать.

Последним, что видели мои глаза, было тело маленькой девочки, содрогающееся в судорогах и конвульсиях. Что я наделал, возомнил из себя непонятно кого и лишил малышку даже предсмертного сна, облегчающего боль и страдания. Последнее, что восприняло мое сознание, была тьма и пустота, пожирающая все на своем пути. Ненасытная, бездонная пустота, которая поглощала ярость, жизнь и даже саму смерть. По-моему, она зародилась где-то вдалеке и, вбирая в себя саму суть этого мира, заменяла собой всё, что раздражало мой уставший мозг, доставляя неудобства и боль. А потом не было ничего. Ни мыслей, ни боли, ни даже радости и облегчения. Кажется, я уснул, хотя, возможно, что и умер. Кто знает разницу между этими понятиями? Те, кто говорит, что знают - живы, а те, кто до конца прошел этой тропою - уже ничего не говорят. Именно эти мысли посетили меня через какое-то время. За ними пришло понимание, что время существует, хоть измерить его мне и не под силу. А кому под силу? Таймеру? Врет эта злодейская машинка. Сколько раз пролетали отмеченные им минуты и часы, словно мимолетные мгновения? Сколько раз секунды тянулись, словно болотная трясина, вбирающая в себя вашу жизнь? Время - понятие относительное, как практически все в нашем мире.

Философия, мысли о глобальном и вечном - это хорошо. Как говорил кто-то из древних: "Я мыслю, значит, живу", а это радует. Что вообще за хрень происходит?!

– Эгегей! Есть тут кто?
– попытался крикнуть я, однако обнаружил, что способен выдать лишь какие-то харкающие звуки. Зрение постепенно прояснялось, но разобрать где нахожусь, я пока не мог. Руки, ноги и голова неподвижны, напрячь можно, а вот пошевелить уже никак. Я связан, или может с моим настоящим телом в игровом коконе приключилась беда. В таком случае должен быть целый ворох системный сообщений и уведомлений. Любое малейшее отклонение в показателях здоровья игрока фиксируется системой, тревожные оповещения просто не дадут о себе забыть и отключить их нельзя даже случайно. Тут же за неделю второй раз вырубает и тишина. Как будто, всё так и должно быть.

Тем временем зрение постепенно возвращалось. Сначала проявились смазанные контуры, но достаточно скоро уже можно было различить окружающие объекты. Рядом оказались две известные мне личности, Ал-Заалтон и Миранда, причем оба были изрядно уставшие. Вот только они стояли, а я довольствовался лежачим положением на уровне их пояса.

– Кажется, очнулся. Заставил же ты нас попотеть. Мало того, что умудрился сдохнуть, находясь под моим присмотром, так еще и столь скверным образом. Если об этом прознают в научном сообществе, не удивляйся, будучи воскрешенным в теле зомбированного животного. Например, собачки, или кошечки, а еще лучше слизня. Точно, зомбированный слизняк Хруст - звучит гордо, и это я не шучу. На вот глотни, непутевый.

По моим потрескавшимся губам разлилось какое-то варево. До этого момента я даже не представлял, насколько меня мучила жажда. Зелье имело горьковатый привкус, но оторваться было невозможно, поэтому я пил и пил, иногда немного захлебывался, прокашливался и снова пил. Наконец лич отодвинулся, а мое всё ещё пересохшие горло смогло выдать какие-то хриплые звуки.

– Я связан?

– Не связан, а надежно закреплен на моем лучшем хирургическом столе, в одной из лабораторий.

– Надолго?

– Ответ на этот вопрос зависит от множества обстоятельств. Пока сказать точно - проблематично, но думаю, что в самом ближайшем времени ситуация прояснится, и мы сможем поговорить на эту тему более обстоятельно, - расплывчато ответил лич.
– Да, ладно, не делай такие глаза. Шучу я, специфическое чувство юмора. Надо же как-то развлекаться титулованным ученым, даже личам. Сейчас мы ослабим фиксирующие скобы, только попрошу без резких движений. Твое тело еще недостаточно восстановилось.

Всё это Ал-Заалтон сказал после затянувшейся театральной паузы. Знал бы он, сколько различных мыслей пронеслось в моей голове за это время. Ну, ничего, на память я никогда не жаловался, за мной должок в хорошую шутку. Тоже мне, юморист нашелся. Между тем крепежи ослабли, конечности освободились, а хирургический стол трансформировался в подобие кресла.