Энциклопедия русских суеверий
Шрифт:
По поверьям ряда районов России, кикимора, как и домовой, боялась медведя и убегала от него: «В одной избе ходила кикимора по полу целые ночи и сильно стучала ногами. Но и того ей мало; стала греметь посудой, звонить чашками, бить горшки и плошки. Избу из-за этого бросили, и стояло то жилье впусте, пока не пришли сергачи с плясуном-медведем. Они поселились в этой пустой избе, и кикимора, сдуру, не зная, с кем связываться, набросилась на медведя. Медведь помял ее так, что она заревела и покинула избу. Тогда перебрались в нее и хозяева, потому там совсем перестало „манить“ (пугать). Через месяц подошла к дому какая-то женщина и спрашивает у ребят:
— Ушла ли от вас кошка?
— Кошка жива да котят принесла, — отвечали ребята.
Кикимора повернулась и пошла обратно и сказала на ходу: „Теперь совсем
В поверьях XIX в. и особенно XX в. образ кикиморы часто обезличен: кикиморами могут именоваться самые разнообразные опасные, неприятные и нелюдимые существа.
КИЦКА ЖОНКА — водяной дух в обличье женщины с рыбьим хвостом.
«В стародавни времена это она тут поселивши была, проклятуща. Река Кица-то, она глыбока, тиха, леса округ ее стоят дремучи, — нечисти в этих местах жить и приятно. Вот поселилась на реки Кицка жонка. Живет, водяную траву жует, рыбой семгой командувает. С виду-то она ровно девка али жонка, а хвост у ей бытто рыбий» (Мурм.).
В рассказе жительницы села Кузомень Терского берега Белого моря Кицка жонка описывается в общем сходно с водянихами, русалками: она обитательница и «хозяйка» впадающей в р. Варзугу р. Кицы. Кицка жонка «командувает рыбой» (деталь, не свойственная повествованиям о русалках). От русалок из севернорусских и великорусских поверий Кицку жонку отличает рыбий хвост, характеризующий фараонок (см. ФАРАОН). Очень редок (если не единичен) для рассказов о русалках и мотив требования человеческих жертв в обмен на рыбу, прослеживающийся иногда в повествованиях о водяном (записанная здесь же быличка о русалках, мстящих нечаянно плюнувшему «на их свадебный стол» рыбаку и пр., позволяет предположить, что в этом районе бытовал (или бытует) некий «цикл» повествований о русалках).
«Поселились на Кицкой тони два брата Заборщиковы. Не богаты были братовья, за тоню-то, быват, из последнего заплатили. <…> Тольки все у них неудача. Кольки разов сети выволакивали — все в их рыба уснувши и бытто несвежа. Вот как то вечером выволокли они харвы. И почудилось им, что под харвам рыба как-то большуща полыхнулась. Рыба-то рыбой, а голова с волосам, ровно у девки, и руки голы. Ах ты подла! Это ты, быват, со зла нам всю рыбу портишь? Потужили братовья, стали раздумывать, что нонь делать. <…> И порешили братовья как ни есть, а жонку Кицку переупрямить и хорошего лова добиться. Вот о полночь приходят братья на берег, молят, вызывают. „Кажись нам, нечиста сила“. А она уж тут как тут, волоса распустила, хвостом хлобыщется, глазищи свои бесстыжие так и пялит. „Чаго, — грит, — вам от меня нать?“ А Заборщиковы ей и говорят: „Так, мол, и так, твои все это штуки, рыба у нас все сонна ловится, скажи толком, сделай милость, чего ты от нас хочешь?“ А жонка Кицка и говорит: „Это я с печали да с горя“. — „Како, мол, у тя, нечистой силы, горе?“ — „А то горе, — жонка отвечат, — что давно я человечьего мяса не пробовала. Дайте вы мне, — говорит, — свежей человечинки, так я вас таким уловом порадую — озолотитесь обои с одного вылова“. Сказала, хвостом вернула и была такова. А рыбаки ровно ошалевши домой пошли».
Вскоре после этого на Кицком берегу начинают пропадать люди: «То парня не доищутся маленького, то девки, то старухи. Люди все дивятся, плачут, а потом как-то странно слух пошел, что людей этих жонка Кицка к себе требовала, а то улова всей деревне не будет. В нечисту-то силу у нас вековечно верили. А вот тольки, как именно эти люди исчезали — никто не видал. И стали про пропавших говорить шепотом — „утонул“. И ниче боле. Боялись об этом громко говорить, как бы нечиста сила не наказала. А только купцы на тыих тонях богатели. Туды к Заборщиковым Обросимовы переехали, за има — Рагозины. Все тыим делом семужьим кормились и богатели. Много десятков годов шло».
«Дело раскрывается» лишь после того, как чудом выживает брошенный на Кицкой тоне в воду мальчик. Его подбирают и выхаживают монахи с тони Соловецкого монастыря. «Он ни имя свое, ни деревню никак спомнить не мог. Так безвестным у монахов и жил. А пришел в возраст — обет дал за свое чудесно спасенье в монастырь постригчись. И так его монахи к своей жизни склонили, что он ни об чем другом и не помышлял. A
вот как нечаянно со старцем отправился (собирать на чудотворную икону, и том числе в своей бывшей деревне. — М. В.) да мать увидел — враз прочунел, все спомнил, все рассказал, как дело было.Хотели было начальству жаловаться — да купцы, видно, всем становым и урядникам уши позолотили. Не слышут ничо, да и баста. Хотели всем миром с убивцами своей рукой разделаться — монахи отговорили: „Господь, — говорят, — свою милость к младенцу показал, благоговейте перед чудом, а убийц ихняя совесть сама накажет. А вы не троньте: блаженни, мол, милостивии“. Так народ их и не тронул. Тольки с тыих пор люди на Кицком пропадать перестали. А Заборщиковы богатой вклад в Соловецкой тыим годом отправили» <Колпакова, 1935>.
КЛАД, КЛАДОВОЙ, КЛАДОВОЙ БЕС, КЛАДЕНЕЦ, КЛАДОВИК — «живой» клад; дух, охраняющий клады.
«…несколько человек вырыли клад: один из них с радостью воскликнул: „Ну, теперь, ребята, будет на кабак и на табак!“ Клад сейчас же провалился» (Волог.); «Где лад, там и клад» (Курск.); «Любителям искать кладов советуют достигнуть концов радуги, где повешено по котелку с древними золотыми монетами» (Новг.).
Согласно поверьям русских крестьян, кладами, подземными сокровищами могут владеть различные существа (подземные или лесные «хозяева», первопредки-первонасельники, легендарные разбойники-колдуны и злодеи-грешники): Хозяйка горы, белая змея, Полоз, Горный батюшка, Кудеяр, а также чудь белоглазая, паны, Степан Разин, Марина Мнишек и пр.
Хозяевами и распорядителями кладов (особенно зарытых знающимися с нечистой силой колдунами или старыми скрягами) нередко рисуются в поверьях XIX–XX вв. нечистые духи, черти, бесы. В Воронежской губернии рассказывали, что раскаявшийся разбойник «несметные сокровища свои сложил в барку и опустил на дно реки. Над лодкой насыпал меловой курган. Имуществом этим завладела нечистая сила. Перед пасхальной утреней можно видеть, как освещенный изнутри курган разверзается и черти стараются увлечь в его середину разными приманками кого-нибудь из православных».
«Истоки поверий о кладах коренятся в древних народных верованиях, и представлениях о богатствах, скрытых в недрах земли, которые в свое время откроются; о духах, „хозяевах“ их, хранителях сокровищ; позже эти древние „хозяева“ подземных недр стали осмысляться как нечистая сила, приставленная к кладам Дьяволом… <…> Происхождение кладов могло не объясняться, клады как бы исконно хранились в земле (древняя основа выступает в таких рассказах наиболее отчетливо). Иному… удавалось что-то взять из них, но, как правило, клады „не давались“, они откроются, когда наступит назначенный срок». В такой форме «выражалась мечта о времени, когда у всех всего будет вдоволь и бедняки разбогатеют — кладов так много, что хватит на всех. К этому могли примешиваться и религиозные, эсхатологические мотивы — клады объявятся перед концом света: „Свет этот в известное только Богу время кончится, сгорит, клады тогда из земли все выйдут наверх, некому будет их брать — не рады будут деньгам“. Кроме того, „вместилищем кладов часто считали остатки старых городищ, курганы, могилы, происхождение которых объясняли исторически“ (появление кладов связывается со временем войн, вражеских нападений — с татарским нашествием, Смутным временем и т. п.)» <Соколова, 1970>.
Охранять (и указывать) клады могут наделенные особыми свойствами пресмыкающиеся, животные (змея медяница, ящерицы, голубая змейка, земляная кошка, черный кот (кошки), прикованный цепями медведь, филин), ср.: «…на искателей набрасывался „кот-котобрыс“, черный кот с горящими глазами, самый страшный защитник кладов; вокруг дуба, у которого копали, стали ходить черные кошки» (Сарат.), и т. п.
По поверьям горнодобытчиков Урала, подземные сокровища сторожит рогатая лошадь с чугунными копытами. На Вологодчине считали, что клады могут стеречь красная или белая корова, рыжая собака, духи Лаюн и Щекотун, облик которых не вполне ясен <Черепанова, 1983>.