Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Если же обратиться к документальному источнику «космических негодяев», то напрашивается цитата из письма Высоцкого Кохановскому (1965): «Сука я! Гадюка! Падлюка я!»'⁹⁵. А в конце июня 1980 года он скажет своему соседу по лестничной площадке Теодору Гладкову: «Я такая гадина, такой подлец… У Марины во Франции умерла старшая сестра Таня — от рака. Я дал слово, что приеду на похороны. А не могу — видишь, в каком я состоянии…»''⁶. Этот же мотив находим в стихах: «Я — мерзавец, я — хам, / Стыд меня загрызет» («Снова печь барахлит…», 1977).

***

Своеобразно богоборческий мотив реализован в «Тюменской нефти»: «Нет бога нефти здесь — перекочую я: / Раз бога нет, то нет и короля» (АР-2-76), «Бог подал знак: бурите здесь» (АР-2-78), «Так я узнал — / Бог нефти есть! / И он сказал: / Да! Будет нефть!»'' (АР-2-78), «Нефть из фонтана рассыпалась искрами — / [Я нефтяного бога увида<л>] При свете их я бога увидал. / По пояс голый он с двумя канистрами / Холодный душ из нефти принимал» (АР-2-80). Во всех приведенных цитатах утверждается тождество: сам человек — и есть бог (творец). Поэтому в наброске 1965 года автор недоумевает: «Сегодня не боги горшки обжигают, / Сегодня солдаты чудо творят''⁸. / Зачем же опять богов прославляют, / Зачем же сегодня им гимны звенят?».

Данный набросок находится на одном листе с песней «Мой друг уехал в Магадан», в которой поэт говорит: «А мне удел от бога дан» (АР-5-32). Более того, есть информация о том, что он был написан в апреле 1965 года и представляет собой «отклик на очередную годовщину В.И. Ленина»'''. Таким образом, уже в этом наброске власть (Ленин) сравнивается с богами (как и позднее — например, в песне «Переворот в мозгах из края в край…», написанной к столетию со дня рождения вождя).

А в начале наброска говорится о том, что гимны нужно посвящать не богам, а людям, которые сами — как боги [1206] ^[1207] (примечательно, что в беловом автографе «Марша шахтеров» первоначально стояло название «Гимн шахтерам», но автор его зачеркнул

1206

Поэтому они могут влиять даже на вращение Земли: «Мы вращаем Землю» (1972) = «То раскручи-чиваем влево мы Садовое кольцо, / То Бульварное раскручиваем вправо» («Песня таксиста», 1972) (тут же вспоминается поэма Маяковского «Владимир Ильич Ленин», 1924: «Нынче нами шар земной заверчен»; а у Высоцкого: «Шар земной я вращаю локтями»); «Мы толкаем Землю» /3; 440/ = «Мы асфальт толкаем скатом, скат — он круглое словцо» (АР-2-143); и приближать весну и восход: «Весенние армии жаждут успеха <.. > И воины в легких небесных доспехах / Врубаются в белые рати зимы» («Проделав брешь в затишье…», 1972) = «Мне хочется верить, что грубая наша работа / Вам дарит возможность беспошлинно видеть восход!» («Черные бушлаты», 1972).

1207

Явная отсылка к Маяковскому: «Жестоким солдатским богом божились роты» («Революция. Поэ-тохроника», 17.04.1917).

— АР-10-97), и в их число, разумеется, входит лирический герой Высоцкого: «Уже если мы кому сыграем туш — то, / Конечно, акробату. / Кто он? Канатоходец, — потому что / Ходил он по канату» («Натянутый канат», 1972; черновик /3; 426/), «Играйте туш\ / Быть может, он — / Умерший муж / Несчастных жен, / Больных детей / Больной отец, / Благих вестей / Шальной гонец. <.. > Вот это да! Вот это да! / Прошу любить — играйте марш'. / Мак-Кинли — маг, суперзвезда, / Мессия наш, мессия наш!» («Песня Билла Сигера», 1973). Эта же мысль проводится в стихотворении «Парад-алле! Не видно кресел, мест» (1969): «Ну всё, пора кончать парад-алле / Коверных! Дайте туш

— даешь артистов!» (артистов — то есть, в первую очередь, самого Высоцкого), и в черновиках песни «Не заманишь меня на эстрадный концерт…» (1970), где лирический герой выступает в образе футбольного болельщика, умершего на стадионе: «.Лучше гимны болельщику пойте» /3; 299/. То же самое относится и к прозаическому герою — в концовке повести «Дельфины и психи» (1968): «А кругом музыка, салют из 56 залпов, по количеству моих лет» /6; 47/.

Отчасти поэтому Высоцкому так нравился посвященный ему «Реквием оптимистический» Андрея Вознесенского, который заканчивался следующей строфой: «Гремите, оркестры'. / Козыри — крести. / Высоцкий воскресе. / Воистину воскресе!». Вариация поминального гимна встречается также в «Песне Сенежина» (1968): «Вот некролог, словно отговорка, / Объяснил смертельный мой исход <.. > Будет так — суда и караваны / Проревут про траурную весть, / И запьют от горя капитаны, / И суровей станет Север весь»; а позднее она возникнет в черновиках «Коней привередливых» и «Райских яблок»: «Колокольчик под дугою весь затрясся от рыданий'.» /3; 380/, «Рыдайте шибче али мало клюнули? / Молчать негоже, брата хороня! / Пусть надорвется колокол, звеня!» /5; 508/.

И если в вышеприведенном наброске 1965 года автор задавался вопросом: «Сегодня не боги горшки обжигают, / Сегодня солдаты чудо творят. / Зачем же опять богов прославляют, / Зачем же сегодня им гимны звенят?» /1; 561/, - то в черновиках «Тюменской нефти» он сам заявит о своей готовности спеть гимны нефтяникам за то, что они открыли нефтяное месторождение: «Когда <б> я был служитель культа божьего, / То я б тогда обедню отслужил» (АР-2-81).

Впервые же данный мотив появился в «Штрафных батальонах» (1963): «Молись богам войны — артиллеристам. <…> Ну, бог войны, давай без передышки» (АР-16-168). Далее он встретится в черновиках стихотворения «Чем и как, с каких позиций…» (1966): «Дай вам бог, поверишь в бога, / Если это бог войны» (АР-2-130), «На войне поверишь в бога, / Если это бог войны. <.. > Дома тоже ведь божились: / Бог им в помощь, черт — слуга»^ (АР-2-132); в черновиках «Белого безмолвия» (1972), где герои выступят в образе полярников: «Север — бог наш, но падать не хочется ниц» (АР-11-19); в «Песне Вани у Марии» (1974): «Мы ходили под богом, под богом вой-

ны: I Артиллерия нас накрывала» (АР-10-120); и в «Пожарах» (1977): «И всадник — бог, и конь — пегас, I Пожар замолк, померк, погас, I А скачка разгоралась» [1208] . Поэтому герои прямо сравнивают себя с богами: «И спускаемся мы с покоренных вершин — I Что же делать, и боги спускались на Землю», «Приведем мы вас в божеский вид, I Переманим в шоферскую веру» [1209] («Мы без этих машин — словно птицы без крыл»; АР-11-68), «В Новом свете туземцев мы чем поразим? I Белизной и божественным ликом» («Гимн морю и горам»; АР-10-157), «Мы, как боги, по лунному свету скользим, I Отдыхаем на солнечных бликах» [1210] (там же; первая редакция I5; 446/). Обратим внимание, что уже в самом названии «Гимна морю и горам» присутствует скрытая полемика с религиозными постулатами, поскольку гимны здесь возносятся не богам, а морю и горам. Богами же называют себя сами герои (о том, что Высоцкий считал себя богом и мессией, мы говорили при разборе «Песни про Джеймса Бонда»).

1208

д0орр! 2202.С. 225.

1209

Интересно, что в раннем стихотворении «Люди мельчают, и дни уменьшаются…» (1959) поэт говорил: «Нам изменяют, и мы не стараемся / Верность блюсти и по-божески жить» I1; 313I, — в чем прослеживаются истоки критического отношения Высоцкого к религии. При этом в строках «Приведем мы вас в божеский вид. I Переманим в шоферскую веру» можно усмотреть формальное противоречие с предыдущей цитатой, однако «божеский вид» означает здесь всего лишь «нормальный, человеческий вид». А шоферская вера заставляет вспомнить «Тюменскую нефть», где речь идет фактически о нефтяной вере: «Так я узнал — I Бог нефти есть!». В обоих случаях поэт говорит о вере человека (в первую очередь, самого себя) в свои неограниченные возможности, что делает его богом.

1210

Похожая образность присутствует в «Случаях» (1973) и в «Балладе о двух погибших лебедях» (1975): «Стремимся мы подняться ввысь, / Ведь думы наши поднялись, I И там парят они, легки, I Свободны, вечны, высоки. <.. > Приятно сбросить гору с плеч I И всё на божий суд извлечь» = «Вспари и два крыла раскинь I В густую трепетную синь, I Скользи по божьим склонам I В такую высь, куда и впредь I Возможно будет долететь I Лишь ангелам и стонам» («парят» = «вспари»; «высоки» = «ввысь»; «божий» = «божьим»),

В похожем значении слово гимн употребляется в повести «Дельфины и психи» (1968), где дельфины олицетворяют собой инакомыслящих (аналог лирического мы): «Дельфины-лоцманы пели песню “Вихри враждебные” и в такт ныряли на глубину, потом выныривали, подобно мячам, если их утопить и неожиданно отпустить, и затягивали что-то новое — видимо, уже сочиненное ими, какой-то дельфиний гам, нет — гимн разлился вокруг: “Наши первые слова: I ‘Люди, люди, что вы?’ I Но они не вняли нам. I Будьте же готовы!”» (АР-14-46), — а также в «Гимне шахтеров» (1970). Да и «Марш космических негодяев» Высоцкий иногда объявлял как «Гимн космических негодяев», причем исполнял его, хотя и редко, но практически до конца жизни [1211] .

1211

Последняя фонограмма: Троицк, Дом ученых, 12.04.1980.

Добавим, что гимн — это, по сути, та же молитва, о которой поэт говорил применительно к «Мистерии хиппи» (1973), которая насквозь пронизана антигосударственным и антирелигиозным пафосом («Долой — ваши песни, ваши повести! I Долой — ваш алтарь и аналой! I Долой — угрызенья вашей совести! I Все ваши сказки богомерзкие — долой!»): «Была такая молитва хиппи, как заклинание, как такой, ну, что ли, уважительный привет красивым молитвам, которые раньше существовали. И потому, что все эти спиричуэле, они же… это же молитвы» [1212] .

1212

Москва, географический факультет МГУ, 24.11.1978.

А раз люди у Высоцкого люди ведут себя, как боги, то это же относится и к дельфинам:

— О господи, — он ткнул себя в подбородок хуком слева и закурил сигару.

— Господь не нуждается в том, чтобы его поминали здесь. Ему достаточно наших вздохов и обид. К тому же он сейчас спит. Вот его трезубец.

Здесь дельфин довольно бесцеремонно вытащил изо рта сраженного профессора сигару и закурил, пуская громадные кольца изо рта (АР-14-32).

Речь идет, понятно, о Нептуне — боге моря у древних римлян, изображавшемся с трезубцем в руке. Примечательно, что за год до «Дельфинов и психов» поэт сам сравнивал себя с Нептуном: «Если я богат, как царь морской, / Крикни только мне: “Лови блесну!” — / Мир подводный и надводный свой, / Не задумываясь, выплесну». И неслучайно в стихотворении «Упрямо я стремлюсь ко дну..»(1977) лирический герой обратится именно к этому «морскому царю»: «Нептун, ныряльщик с бородой, / Ответь и облегчи мне душу: / Зачем простились мы с водой, / Предпочитая влаге — сушу?» [1213] . В другом морском произведении («Мы говорим не “штормы”, а “шторма”…», 1976) герои скажут: «На чаше звездных — подлинных — Весов / Седой Нептун судьбу решает нашу». И этим же временем датируется обращение еще к одному «экзотическому» богу: «Рожден в рубашке — бог тебе поможет, — / Хоть наш, хоть удэгейский старый Сангия-мама! <.. > Бросаюсь головою в синий омут, / Бери меня к себе — не мешкай, Сангия-мама! <.. > И может быть, и в озеро те ракушки заветные / Забросил я для верности — не Сангия-мама» («Реальней сновидения и бреда…», 1977; АР-8-142, 144). А тот факт, что в действительности Сангия-мама — не бог, а богиня — покровительница охоты древних удэгейцев, — не играет никакой роли, поскольку Высоцкий включает этого персонажа в свою систему художественных образов и соответственно его переосмысливает.

1213

Проотоипом Нептунас бброддйявиися рральныйчеловек, с коотррш Высоцкии и Владдпознако-мились на мексиканском оятоове Косумель, расположеыыом в Карибском море: «…бородатый, с посеребренной шевелюрой, окружающей его лицо, выдающее лзпатякоа происхождение, — Нептунио, это имя ему подходит, так как он царствует на морских глубинах» (Белорусские стоаыпцы-129. Марина Влади. Владимир, или Прерванный полет (безретуши) / Перевод Н.К. Кулаковой. Мпыяк, 2013. С. 62).

Кстати говоря, «старый Сангия-мама» — это тот же «усталый старый бог» из «Баллады о манекенах», хотя в первом случае речь идет о боге удыгейцев, а во втором — о библейском Боге (в черновиках баллады есть вариант: «Когда усталый саваоф…»; АР-6-154; такая же характеристика встретится в рукописи стихотворении «Вооружен и очень опасен», где речь идет о Христе: «Он так устал от добрых дел…»; АР-6-181). Объясняется это тем, что для Высоцкого они не представляют большого различия: «Рожден в рубашке — бог тебе поможет, — / Хоть наш, хоть удыгейский старый Сангия-мама». Поэтому он обращается с одинаковой просьбой и к тому, и к другому: «Мы бога попросим: “Впишите нас с другом / В какой-нибудь ангельский полк!”» (АР-4-156) = «Бросаюсь головою в синий омут, / Бери меня к себе — не мешкай, Сангия-мама!» (АР-8-144).