Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Хотя герой «покончил с тросом», противники все еще пытаются (уже откровенно преступно) его остановить: «Но из кустов стреляют по колесам». Однако и это не помогает: герой уверен в своих силах и знает, что его врагам не удастся с ним расправиться: «Наматываю мили на кардан / И пулю в скат влепить себе не дам. / Но тормоза отказывают — кода! — / Я горизонт промахиваю с хода».

Герой не может остановиться, «пролетая» мимо своей цели, и, таким образом, формально пари проиграно, но он выполнил просьбу своих друзей: «Узнай, а есть предел там, на краю Земли, / И можно ли раздвинуть горизонты?».

А теперь сопоставим «Горизонт» с «Райскими яблоками» (1977).

Лирический герой готов сделать для друзей невозможное — раздвинуть горизонты и достать райские яблоки, при этом он «рвет»: «Я голой грудью рву натянутый канат» (АР-3-112) = «Да не взыщет Христос — рву плоды ледяные с дерев» (АР-3-158).

Однако на его пути возникает власть, которая стремится его уничтожить: «Но из кустов стреляют по колесам» = «Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб»; «Но то и дело — тень перед мотором» = «Пролетели две тени в зеленом».

Между тем герой намерен сопротивляться своим врагам: «Я пулю в скат влепить себе на дам» (АР-3-110), «Ни обогнать, ни сбить себя не дам» (АР-3-112) = «Я не дам себя жечь или мучить» (АР-3-157), — хотя они очень коварны и пытаются скрыть все следы: «Чтоб не было следов — повсюду подмели...» (АР-3-118) = «Концы хоронят — ишь чего удумали!» (АР-3-164).

Одинаково описывается и критическая ситуация, в которой оказывался герой: «И плавится асфальт, протекторы кипят» = «В онемевших руках свечи плавились, как в канделябрах»; «Я прибавляю газ до исступленья» (АР-3-112) = «А тем временем я снова поднял лошадок в галоп» (СЗТ-2-372).

В итоге лирический герой преодолевает сопротивление своих врагов: «Я голой грудью рву натянутый канат» = «Я набрал, я натряс этих самых бессемейных яблок».

Впрочем, имеются и два отличия: 1) формальная противоположность призывов героя: «Ругайте же меня, позорьте и трезвоньте!» — «Не браните меня, что натряс я ледышек с дерев» (АР-3-160); 2) разная концовка: в «Горизонте» герой остается жив, но не достигает своей цели («промахивает горизонт»), а в «Райских яблоках» он, наоборот, ее достигает (набрав яблок), но при этом его убивают: «Я пулю в лоб влепить себе не дам» [802] —> «И за это меня застрелили без промаха в лоб» (СЗТ-2-372).

802

Москвв. треет «Сттльконстрркция», 16.00.1997.

Предшественницей же «Горизонта» является «Охота на волков» (1968), где лирический герой также в одиночку противостоит врагам: «Бьюсь из сил, изо всех сухожилий» (АР-2-127) = «Я прибавляю газ до исступленья» (АР-3-112); «Оградив нам свободу флажками…» = «Дорогу преградит натянутый канат» (АР-3-114); «Из-за елей хлопочут двухстволки» = «Но из кустов стреляют по колесам»; «Ни один не преступит границу» (АР-17-152) — «Давлю на газ, иду на преступленье / В местах, где ограничено движенье» (АР-3-114); «Ограничив свободу флажками, / Бьют уверенно, наверняка. <…> И я прыгаю через запрет» (АР-17-152) = «Я прибавляю газ до исступленья / В местах, где ограничено движенье» (АР-3-112); «Тот, которому я предназначен, / Улыбнулся и поднял ружье» = «Я знаю, где мой бег с ухмылкой пресекут»; «Но остались ни с чем егеря!» = «Вы только проигравших урезоньте, / Когда я появлюсь на горизонте!»; «Рвусь из сил <…> За флажки…» = «Я голой грудью рву натянутый канат»; «Жажда жизни сильней!» = «Я жив! Снимите черные повязки!».

В «Горизонте» герой тратит все силы для достижения цели: «Я прибавляю газ до исступленья / В местах, где ограничено движенье. <…> Я снова трачу всё на приближенье!» (АР-3-112), — как и в целом ряде других произведений: «Ты прости, но когда я барьер перейду, / Может, до исступленья тебя доведу, — / Нам работать с тобой в аварийном режиме» /5; 347/, «В исступленьи, в бешенстве, в азарте» /2; 534/, «Я буду безжалостно тратить свой уголь, / Пока мой оазис еще не зачах» /2; 523/, «И, врубив седьмую скорость, / Светло-серый лимузин / Позабыл нажать на тормоз» /2; 153/, «Я на десять тыщ рванул, как на пятьсот, — / и спекся» /1; 187/, «Рвусь из сил и из всех сухожилий» /2; 129/, «Запреты и скорости все перекрыв, / Я выхожу из пике» /2; 87/.

Образ автомобильной езды по прямому шоссе («…и только по шоссе — бесповоротно») будет развит в антифашистском стихотворении «Ожидание длилось, а проводы были недолги…» (1973): «Залоснилось шоссе и штыком заострилось в дали», «Здесь, на трассе прямой…».

В обоих случаях героя напутствуют в дорогу его друзья: «Меня просили: “Миг не проворонь ты!”» = «Пожелали друзья: “В добрый путь! Чтобы всё без помех!”». Однако во время пути он подвергается обстрелу: «Но из кустов стреляют по колесам!» = «Я ответить не смог — по обшивке царапнули пули». И на его дороге возникают неприятели, в обоих случаях названные безымянными местоимениями: «Но то и дело тень перед мотором — / То черный кот, то кто-то в чем-то черном» = «Вышли чьи-то фигуры назад на шоссе из обочин, / Как лет тридцать спустя на машину мою поглазеть». В последней цитаты налицо сравнение советской власти с фашистской.

Герой же преодолевает препятствия на своем пути и уничтожает вражеские атрибуты: «Я голой грудью рву натянутый канат» = «И лохмотия свастик болтались на этом штыке». Однако, несмотря на все усилия, он остается на том же месте, где начал свой путь: «Мой финиш — горизонт — по-прежнему далек» = «Я за сутки пути не продвинулся ни на микрон».

Впервые же образ автомобильной езды встретился в черновом варианте первой строки стихотворения «Машины идут, вот еще пронеслась…» (1966): «Машина, как зверь, по шоссе пронеслась…» /1; 530/. Сравним также со стихотворением «Мы без этих машин — словно птицы без крыл…» (1973): «Мы не шагаем по росе / Все наши оси, тонны все / В дугу сгибают мокрое шоссе».

А образ дороги впервые появился в песне «Дорога, дорога — счета нет столбам…» (1961): «Шагаю, шагаю — кто мне запретит!». Однако в тех произведениях, где упоминается автомобиль, дорога неизменно превращается в шоссе.

Что же касается мотива смены образа жизни («шага» — на автомобильный «бег»), то он нашел развитие в только что рассмотренном «Горизонте» и в «Песне автомобилиста», которая будет рассмотрена чуть позже, а пока вернемся еще раз к «Песне автозавистника» (1971).

Мы уже затрагивали ее в главе «Высоцкий и Ленин» применительно к маске пролетария. Здесь же пойдет разговор о маске автомобилиста, которая в начале 1970х годов встречалась наиболее часто: в 1971 году появляется «Горизонт», в 1972-м — «Дорожная история» и «Чужая колея», а также стихотворения «Рты подъездов, уши арок и глаза оконных рам…» и «Километры»: «Мы удобные попутчики, таксисты-шофера», «По воде, на колесах, в седле, меж горбов и в вагоне». И еще через год — стихотворение «Мы без этих машин — словно птицы без крыл». Да и в целом, по воспоминаниям Василия Аксенова: «В кожаной курточке до пояса и кепке набок (его любимая одежда) он походил на тертый калач, на столичного таксиста, да в общем-то и вся его жизнь порой смахивала на какой-то таксистский городской миф» [803] .

803

Акксенв В. Певецметропооли// Новоеруссккеслово. Нью-Йорк. 1988. 24июля. С. 5. Цит. по: КМр Высоцкого. Вып. IV. М.: ГКЦМ В.С. Высоцкого, 2000. С. 127.

Интересная перекличка наблюдается между «Песней автозавистника» и написанным через год стихотворением «Не гуди без меры, без причины…»: «Всё: еду, еду регистрировать в ГАИ» = «Побежать и запатентовать бы, / Но бежать нельзя: лежать до свадьбы / У Склифосовского».

В первом случае лирический герой говорит про автомобиль, а во втором — про мотоцикл и мотороллер («Ну а на моем на мотоцикле…», «Крошка-мотороллер так прекрасен!»). Причем «Склифосовский» во втором стихотворении представляет собой автобиографическую деталь, поскольку в июле 1969-го Высоцкий пережил клиническую смерть и его едва удалось спасти, поместив в Институт Склифосовского.

Обращает на себя внимание идентичность ситуации в «Не гуди без меры, без причины…» и «Балладе о гипсе» (также — 1972): в обоих случаях герой оказывается в больнице с тяжелыми травмами, полученными в результате столкновения с МАЗом и «Пылесосом» [804] ^{[805] [806] [807] [808]} (в первом случае) и «самосвалом в тридцать тысяч кило» (во втором): «Но бежать нельзя — лежать до свадьбы / У Склифосовского» = «Вот лежу я на спине, / загипсованный, / Каждый член у мене — / расфасованный» (к 1972 году Высоцкий дважды разбивал свои автомобили588). Правда, в стихотворении он ехал на мотоцикле, а в песне представал в образе обычного пешехода, но по сути ситуация здесь одна и та же. Кроме того, столкновение с самосвалом уже имело место в песне «У тебя глаза, как нож» (1961): «Налетел на самосвал — к Склифосовскому попал», — и встретится в одном из поздних стихотворений, обращенном к Марине Влади: «Бил самосвал машину нашу в лоб» («Я верю в нашу общую звезду…», 1979).

804

То есть подметально-уборочной машиной, которую называют «дорожный пылесос».

805

Об одном таком случае он рассказал в 1974 году: «Вы попали в автокатастрофу?» — «Да, был в катастрофе. Перевернулся на кузов, голову разбил, в шоковом состоянии прибежал в приемный покой. Шуму было!» («Я приду по Ваши души»: [Интервью с В. Высоцким, взятое у него 15 лет назад / Взял Н. Тиунов] // Комсомолец Татарин. Казань. 1989. 22 янв. Цит. по: Вагант-Москва. 1999. № 7–9. С. 88).

806

Вариант, исполненный на концерте в Бруклинском колледже (Нью-Йорк, 17.01.1979). А вторая строка из приведенной цитаты в целом ряде исполнений имела вид: «Он мне теперь — заклятый враг!».

807

Кроме того, и здесь, и в «Марафоне» герой одинаково говорит о своих лишениях: «Недосыпал, недоедал, пил только чай» = «Мне есть нельзя, мне пить нельзя, / Мне спать нельзя ни крошки» (как и позднее в «Аэрофлоте»: «Ни поесть, ни распить, ни курнуть») («недосыпал» = «спать нельзя»; «недоедал» = «мне есть нельзя» = «ни поесть»; «пил только чай» = «мне пить нельзя» = «ни распить»).

808

Кстати, и в этой песне, и в «Марафоне» лирический герой, видя, что противник близок к победе, выражает свои эмоции при помощи нецензурной лексики: «И позабыв теоретическую часть, / И скромно про себя ругаясь матом, / Вдруг увидал я, к их воротам мчась, / Специалиста с фотоаппаратом» (начальный вариант 1967 года /2; 433/) = «А теперь — достань его, — / Осталось материться]». Так что неслучайно в «Письме с Канатчиковой дачи» (1977) поэт выведет себя в образе «бывшего алкоголика, матершинника и крамольника».