Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

***

Теперь вернемся к «Смотринам» и сопоставим их с «Песней завистника» (1965), где герой также завидует богатому соседу и противопоставляет ему свое неблагополучие: «Мой сосед объездил весь Союз. <.. > У него на окнах — плюш и шелк, / Баба его шастает в халате» = «Там у соседа — пир горой / И гость солидный, налитой /Ну, а хозяйка — хвост трубой — / Идет к подвалам. / В замок врезаются ключи, / И вынимаются харчи, / И с тягой ладится в печи, / И с поддувалом»; «А у нас на водку не хватает» = «А я сидел с засаленною трешкой, / Чтоб завтра гнать похмелие мое».

Герой завидует изобилию своих соседей: «Ох, какие крупные деньжищи!» = «Ох, у соседа быстро пьют!». Но если в «Песне завистника» он негодует: «Ему, значит, — рупъ, а мне — пятак?!», то в «Смотринах» уже с грустью констатирует: «Смотрины, стало быть, у них. / На сто рублей гостей одних, / И даже тощенький жених / Поет и скачет» (интересно также сравнить «Песню завистника» с «Песней о хоккеистах»: «Ох, какие крупные деньжищи\ <….> Я б в Москве с киркой уран нашел / При такой повышенной зарплате» = «Профессионалам — зарплата навалом. <…> Им платят деньжищи — огромные тыщи»).

В первом случае герой упоминает пятак, а во втором он сидит «с засаленною трешкой». И ему досадно от такой несправедливости: «Но мне очень больно и обидно» = «А я стонал в углу болотной выпью».

При этом в обеих песнях упоминается сын богатого соседа: «А вчера на кухне ихний сын / Головой упал у нашей двери» = «Все сразу повскакали с мест, / Но младший сын с поправкой влез: / ‘“Кто не работает — не ест’!
– / Ты спутал, батя”» (АР-366). И герой хочет испортить жизнь своим соседям: «Ничего, я им создам уют — / Живо он квартиру обменяет» = «А что не петь, когда уют и не накладно? <…> И посредине этого разгула / Я пошептал на ухо жениху, / И жениха как будто ветром сдуло,

– / Невеста вся рыдает наверху».

Как видим, оба персонажа одинаково говорят о своих бедах и о своем отношении к богатым соседям, но при этом герой «Песни завистника» на внешнем уровне подвергается сатире, а герой «Смотрин» изначально предстает в трагическом свете. Таким образом, в первом случае сатирическая окраска имеет своей целью скрыть личностный подтекст произведения.

Можно еще добавить, что реплика завистника: «А вчера на кухне ихний сын / Головой упал у нашей двери», — предвосхищает «Балладу о детстве» (1975), где тоже будет фигурировать богатый сосед, хотя и женского пола: «Спекулянтка была номер перший — / Ни соседей, ни бога не труся, / Жизнь закончила миллионершей — / Пере-светова тетя Маруся. / У Маруси за стенкой говели, / И она там втихую пила. / А упала она возле двери — / Некрасиво так, зло умерла». И далее говорится об одном из авторских двойников — метростроевце, — увидавшем роскошь, в которой жила «богатенькая тетенька Маруся Пересветова»: «Но было все обыденно: / Заглянет кто — расстроится. / Особенно обидело / Богатство метростроевца» (вспомним реплику завистника о богатстве соседа: «Но мне очень больно и обидно»). А поскольку Маруся Пересветова «втихую пила», можно предположить, что о ней же (и ее муже) говорилось в следующих строках: «Там за стеной, за стеночкою, / За перегородочкой / Соседушка с соседочкою / Баловались водочкой» (а герой «Песни завистника» как раз сетовал: «У них денег — куры не клюют, / А у нас на водку не хватает»). Метростроевец же, столкнувшись с роскошью только что умершей соседки, так разозлился, что «дом разбил, / А нам сказал: / “У вас носы не вытерты, / А я за что, мол, воевал?!” / И разные эпитеты» /5; 352/, - повторив действия лирического героя в «Путешествии в прошлое», где он также оказался в богатой квартире: «Выбил окна и дверь, / И балкон уронил». Причем в одном из вариантов исполнения «Баллады о детстве» также упоминалась дверь: «Он дверь сломал…» [771] ^[772] ; а на темной фонограмме исполнения «Песни автозавистника» встретилась строка: «Дверь отломать — купил отбойный молоток»555. Во всех этих случаях реализован один и тот же мотив.

771

Москва, Театр им. Евг. Вахтангова, 12.11.1979.

772

Москва (?), темное публичное выступление с условными названиями «Отломать купил…», «Жигули», октябрь 1974.

Кроме того, герой, сломавший дом в «Балладе о детстве», назван метростроевцем, то есть, по сути, шахтером. И этот образ иногда применяют к себе лирический герой или лирическое мы Высоцкого (вспомним, например, «Гими шахтеров» и стихотворение «Осторожно! Гризли!»: «Мне б по моим мечтам — в каменоломню: / Так много сил, что всё перетаскаю!»).

В «Песне завистника» герой завидует роскоши своего соседа: «У него на окнах

— плюш и шелк». Сравним это с черновиком «Песни попугая»: «Царь русский пришел в соболях и бобрах, / Сказал вместо “здравствуйте”: “Попка — дурак!”» (АР-1-138), и с «Балладой о манекенах», где манекены «живут, как в башнях из брони, / В воздушных тюлях и газах» /4; 368/. Это черновик, а в основной редакции сказано: «Вон тот кретин в халате / Смеется над тобой <…> Ее, закутанный в меха, / Ласкает томный манекен» [773] , - что вновь напоминает «Песню завистника»: «Баба его шастает в халате». Впервые же все эти мотивы возникли в исполнявшейся Высоцким песне на стихи В. Дыховичного: «Получил завмагазина / Триста метров крепдешина, / Был он жуткий жулик и прохвост: / Сто он метров раздарил, / Тридцать метров разбазарил, / Остальное всё домой принес» (фактически речь идет о той же Марусе Пересветовой: «Спекулянтка была номер перший»).

773

в черновиках этой песни лирический герой так говорит о своей зависти к манекенам: «Меня под зад коленом — / Он сыт, обут и невредим!» /4; 371/, - что напоминает «Затяжной прыжок» (1972): «Мне инструктор помог, и коленом пинок».

И вполне закономерно, что в «Случае» (1971) у лирического героя происходит столкновение с одним из богатых людей: «Вот он — надменный, словно Ришелье, / Как благородный папа в старом скетче, — / Но это был директор ателье, / И не был засекреченный ракетчик». А в черновиках об этом человеке говорится как о закройщике: «Я тост ехидный предложил ему, / Просил закройщик: “Вы бы, что ли, спели!”» /3; 350/. Позднее эта ситуация повторится в «Смотринах»: «Он захотел, чтоб я попел, — / Зря, что ль, поили?!».

Еще в двух произведениях у лирического героя возникает конфликт с богато одетым противником: «Который в фетрах, давай на спор: / Я — на сто метров, а ты — в упор» /1; 141/ (фетр — это тонкий войлок, изготовленный из пуха), «И фуфайка на нем, и хозяйка при нем, / Потому я и псами облаян» /4; 202/. Поэтому и в «Путешествии в прошлое», оказавшись в богатом доме («Только помню, что стены с обоями»), он начинает крушить всё подряд.

Помимо «Получил завмагазина…», Высоцкий исполнял еще одну песню на стихи В. Дыховичного — «Может, для веселья, для острастки…». В ней фигурирует «добрый молодец», который «заведовал Главбазой», — то есть тот же завмагазина, получивший «триста метров крепдешина»; тот же завмагом в стихотворении Высоцкого, написанном еще в 1958 году: «Толпится народ у отдела “Рыбсбыт”, / Живых судаков поджидая, / Завмагом, качаясь, в прилавке стоит, / Торжественно всем заявляя: / “Товарищи, проходите, не толпитесь! / Есть в любом количестве!” / “А где?” / “У Черного моря”» /1; 310/; тот же завмагазином в стихотворении «Мы воспитаны в презренье к воровству…» (1972): «Куда идем, чему завидуем подчас? / Свобода слова вся пропахла нафталином. / Я кончил, всё. Когда я говорил: “У нас”, - / Имел себя в виду, а я — завмагазином» [774] ^[775] – тот же завзалом в черновиках песни «А люди все роптали и роптали…» (1966): «И им завзалом, чтобы не ругаться, / Сказал: “Прошу без шума, дорогие! / Те, кто едят, ведь это — иностранцы! / А вы, прошу прощенья, кто такие?”» /1; 496/ (этот вопрос в том же 1966 году встретится в «Парусе»: «Кто вы такие? / Вас здесь не ждут»); и тот же завцеха в «Диалоге у телевизора» (1973): «Ой, Вань, умру от акробатиков! / Смотри, как вертится, нахал! / Завцеха наш, товарищ Сатюков, / Недавно в клубе так скакал». У последней цитаты имеется равноправный вариант исполнения: «Завклуба наш, товарищ Сатюков, / Недавно в цехе так скакал». Все это говорит о взаимозаменяемости клуба и цеха, о том, что не столь важно, где «скакал» «товарищ Сатюков»: важно только, что он — «зав», то есть главный⁵⁵8, и что он «скакал». Последний мотив у Высоцкого довольно часто встречается применительно к представителям власти — например, в черновиках «Баллады о манекенах»: «А он — исчадье века! — / Гляди, пустился в пляс / В обличье человека, / Но — много веселее нас!» /4; 370/; в «Песне-сказке про нечисть»: «Танцевали на гробах — богохульники» (АР-11-6); и в черновиках «Набата»: «Всех нас зовут зазывалы из пекла / Выпить на празднике пыли и пепла, / Потанцевать с одноглазым циклопом, / Понаблюдать за Всемирным Потопом» /3; 408/.

774

В этой строфе происходит саморазоблачение представителя власти, как в стихотворении «Мы — просто куклы, но… смотрите, нас одели…» (также — 1972), где речь ведется от лица манекенов.

775

Ср. у А. Галича: «Не то он — зав, не то он — зам» («Больничная цыганочка», 1963). Заметим, что существовал реальный человек Павел Сатюков — главный редактор газеты «Правда» (1956 — 1964).

Кстати говоря, реплика Зины: «Ой, Вань, гляди, какие карлики! / В джерси одеты, не в шевьот, — / На нашей пятой швейной фабрике / Такое вряд ли кто пошьет», — объясняется тем, что возглавляет эту фабрику тот самый «жулик и прохвост», который получил триста метров крепдешина и всё разбазарил, и тот же директор ателье, «надменный, словно Ришелье», из песни «Случай».

***

Продолжим разбор «Смотрин».

Слова напившегося соседа («Сосед орет, что он — народ, / Что основной закон блюдет…») напоминают высказывания советских чиновников, которые всегда отождествляли себя с народом: «Ну вот, мы вас тут, конечно, послушали, поговорили, но решать-то будет кто? Решать в нашей стране должен народ. А народ — это кто? Это партия. А партия кто? Это мы. Мы — партия. Значит, мы и будем решать, я вот буду решать. Понятно?» [776] .

776

Ромм М. Четыре встречи с Н.С. Хрущевым // Огонек. М., 1988. № 28. С. 8.

Отметим заодно важную параллель с «Аэрофлотом» (1978), где герой говорит о своем начальнике Е.Б. Изотове: «Мол, кто не ест, тот и не пьет. / Мол, выпьем, братья!» (АР-3-66) = «Он атеист, но знает: люди — братья» (АР-7-127). При этом и сосед, и начальник одинаково обращаются к лирическому герою: «Он заорал: “Играй, пострел^. / Зря, что ль, поили?!» (АР-3-66) = «Эх, — говорит, — салагаХ / У них и то в Чикаго / Три дня назад авария была!». Кроме того, атрибутом роскоши соседа и Аэрофлота выступает икра: «Там кормят черною икрой, / Там кормят нынче на убой» /4; 314/ = «Друг мой не просыхает с Минвод, / Сообщает мне после второй, / Что в компании Аэрофлот / Кормят с ложечки черной икрой» (АР-7-142).

Дополнительным указанием на то, что сосед является образом власти, служит еще одна деталь: «Сосед орет, что он — народ, / Что основной закон блюдет: / Мол, кто не ест, тот и не пьет, — / И выпил, кстати. / Все сразу повскакали с мест, / Но тут малец с поправкой влез: / “Кто не работает — не ест, — / Ты спутал, батя!”…».

Дело в том, что 12-я статья Сталинской конституции 1936 года гласила: «Кто не работает, тот не ест», — что, в свою очередь, повторяет фрагмент послания апостола Павла: «Кто не работает, тот пусть не ест» (2 Фес. 3:10). А основным законом «сосед» назвал это высказывание потому, что еще в 1918 году в статье «О голоде (К питерским рабочим)» В.И. Ленин писал: «“Кто не работает, тот да не ест” — это понятно всякому трудящемуся. С этим согласны все рабочие, все беднейшие и даже средние крестьяне, все, кто видал в жизни нужду, все, кто жил когда-либо своим заработком. Девять десятых населения России согласны с этой истиной. В этой простой, простейшей и очевиднейшей истине — основа социализма, неискоренимый источник его силы, неистребимый залог его окончательной победы» [777] .

777

Ленин В.И. О социалистической законности. М.: Госполитиздат, 1961. С. 117.