Энергия страха, или Голова желтого кота

— О чем с сыном говорили?

— Никакого разговора и не было. Сын передал через дежурную, что выйти не может.

— Почему?

— Не знаю.

— К сыну ты потом ходил?

— Нет, мать его чуть ли не каждый день навещает. Если правду сказать, то я немного в обиде на сына…

— Какие у вас отношения с Гулназаром Гараевым?

— Можно сказать, неопределенные. Бывал у них на семейных праздниках. Если встретимся случайно на улице, говорим «привет» и расходимся. Общих интересов у нас нет. Он не ходит в театр, а я… не интересуюсь его работой.

— Кто устраивал сына в госпиталь?

— Сельби меня попросила, чтобы я не вмешивался в это дело.

— Вы говорили, что имеете обиду на сына…

— Обидой назвать трудно, похоже больше на ослиный каприз. Или у нас еще говорят: обидевшись на блоху, сжег одеяло.

— Давай лучше поговорим о блохе, которая заставила сжечь одеяло.

Слово за слово, Абдулла рассказал обо всем, что произошло возле усадьбы Реджепа Шалы.

— Сын твой в течение месяца, который он провел в госпитале…

— Сын и сейчас в госпитале, оставили его, чтобы оформительскими работами занимался, он художественное училище окончил…

— Сын твой в течение месяца, который он провел в госпитале, — повторил следователь, повысив голос, — не перестал употреблять наркотики, перешел на героин. Ты знал об этом?

— Не может быть! — крикнул Абдулла. — Жена говорила, что он идет на поправку!

Айдогдыев отодвинул в сторону бумаги и направил взор на бюст Великого Яшули.

— Был ли у тебя в жизни момент, когда ты бы засомневался в этом человеке?

— Нет! — поспешно ответил Абудлла.

— Чем глубже вера в величие нашего Сердара, тем глубже мы осознаем, насколько гнусно преступление, преступный замысел выродков, покушавшихся на его жизнь.

— Правильно!

— Прежде чем кричать «правильно!», нужно задать себе вопрос: если я верю, что величие нашего Сердара неколебимо, то что я могу сделать, чтобы защитить и укрепить эту веру? Кричать «Да здравствует Великий Яшули!» легко. А как убедить людей, что ты кричишь от души? Чтобы тебе поверили?

Айдогдыев слегка откинулся на стуле. Помолчал.

— С детства помню: когда выходил из дома старейшина нашего рода, все женщины и девушки тут же скрывались. Они делали это не из страха, а из чувства глубочайшего уважения. Они этим выражали уважение — не словами. У них в крови знание и убеждение: авторитет рода в округе зависит от того, насколько уважаем своими же людьми глава рода. Выяснить, как готовилось покушение на Великого Яшули, выявить и арестовать заговорщиков — наша задача, и мы с ней справимся. Что требуется от вас? Для того чтобы любовь и уважение, питаемое вами к Великому Яшули, не дали трещину, вы должны понимать, насколько необходима наша работа. И нам приятно будет осознавать, что мы действуем, что мы беспощадно караем врагов вашим именем, именем народа, исходя из чаяний народа. Правильно?

— Правильно.

Айдогдыев придвинул бумаги к себе, горько улыбнулся.

— Слово «правильно» ко многому обязывает, ты понимаешь это?

— Там, где следует понимать, придется понимать, товарищ Айдогдыев.

— Ты поверишь, если тебе скажут, что Гулназар Гараев приносил твоему сыну наркотики в госпиталь?

— Да вы что? — рассмеялся Абдулла.

Айдогдыев смотрел на него не мигая.

— Да что вы? — повторил Абдулла. — Вы это серьезно?

Следователь молчал.

Абдулла разволновался.

— Да это же в голове не укладывается! Хыдыр же его племянник! Не может быть!

— В нашей практике все бывает, — сказал, наконец, Айдогдыев. И снова замолчал.

— Нет, вы подумайте, — заторопился Абдулла. — Какой ему интерес? Я понимаю, таким людям, как Реджеп Шалла, это выгодно. У них это система — сажать мальчишек на иглу и делать их них рабов. А Гулназар тут при чем? Где логика? У актеров есть выражение — понять логику характера. Чтобы правдиво передать образ героя, надо понять логику его характера. Иначе — ерунда получится, никто не поверит. Сила образа в том и заключается, что он должен соответствовать логике. Но тут, извините, ничего не сходится.

— А преступление само по себе вообще не соответствует логике жизни.

— Логике жизни — может быть. А логика отдельного человека — совсем другое.

— Пока ты сжигал одеяло, разозлившись на блоху, Гулназар Гараев прибрал к рукам твоего сына. И сын твой не отрицает… — При этих словах следователь поднял второй лист бумаги и положил его обратно в папку. — Как ты думаешь, с какой целью?

— И в голову не приходит!

— Мы дадим тебе время, чтобы подумал.

— А сына я могу увидеть?

— Если будет необходимость — увидишь.

Айдогдыев оттолкнул от себя папку.

Открылась дверь. Абдулла подумал, что сына привели, оглянулся в тревоге и ожидании. У дверей стоял солдат.

— Уведите, — приказал Айдогдыев.

13. Направление в ад

Солдаты с автоматами повели Абдуллу по новой, только что построенной галерее, соединяющей бывшую медицинскую академию с соседним зданием. Во дворе он огляделся. Ашхабадцы уже привыкли, что прокуратура, МВД и КГБ захватывают близлежащие дома, создавая комплексы, превращая их в цитадель. Сейчас Абдулла с удивлением заметил, что Генеральная прокуратура, оказывается, соединена со зданием Демократической партии, возглавляемой самим Великим Яшули. Не то подразумевается, что прокуратура стоит на защите демократии, не то опирается в своей деятельности на демократию. Если бы в этот момент кто-нибудь выглянул из окон Демократической партии, он мог бы видеть, как выводят Абдуллу. А может быть, даже и узнал его. Абдуллу недавно приглашали туда, беседовали, говорили, что если такие известные народу артисты вступят в ряды, то это станет ярким подтверждением торжества демократии в Туркменистане.

Абдулла горько улыбнулся: теперь великое торжество останется без его персоны.

Через незаметную дверь они попали на асфальтированную площадку, огороженную черными жестяными листами. Здесь стоял джип. Солдаты впихнули в него Абдуллу, сами сели с двух сторон. Шофер даже головы не повернул. Машина не трогалась с места. Шофер и солдаты молчали. Абдулла ощутил, как холодеют ладони, и начал злиться на себя. Говорят, от страха вянут цветы, но он же не цветок. Он просто трус. Причем с детства. Мама рассказывала, что совсем маленьким, испугавшись чего-нибудь, он замирал, словно бездыханный синий камень, пугая отца и мать до смерти. До трех лет продолжалось, а потом прекратилось.

На площадке появился офицер в зеленом берете, сел на переднее сиденье, положил коричневую папку на колени и задвинул штору на боковом окне. То же самое сделали шофер и солдаты по бокам от Абдуллы. Машина тронулась.

Абдулле казалось, что молчаливые солдаты, молчаливый шофер и молчаливый офицер разыгрывают сцену из жизни Латинской Америки давних лет. Из фильмов про Латинскую Америку. Эскадроны смерти, солдаты в джипах с открытым верхом носятся по улицам, хватают, расстреливают на месте, увозят, пытают и снова расстреливают. В советские времена часто показывали. Кино можно придумать, но в репортажах по телевизору то же самое было.